Валентин Свенцицкий - Избранное
– Голоден я… пропал я… никому не нужен… – бормочу. А сам бьюсь в истерике…
– Ах ты, сердечный, – говорит баба, – ах ты, несчастный… – и повела меня к себе в сторожку…
Вот, милостивые государи, в пасхальную ночь, когда я умирал с голоду, простая деревенская баба одна меня пожалела.
Что из этого следует? Ничего, разумеется. Но только этого я никогда не забуду, милостивые государи…
Скажете: нам-то что за дело?
Ну, это мы еще посмотрим!..
1911
Второе распятие Христа
Фантазия
I
Это произошло во время пасхальной заутрени. Толстый священник о. Иоанн Воздвиженский кадил на все четыре стороны. Хор под управлением всегда выпившего регента Пугвицина пел: «Христос воскресе из мертвых»[4].
Кухарки крестились, клали низкие поклоны, искоса поглядывая, не украли ли куличи и пасхи, принесенные для освящения. Наряженные барыни и кавалеры христосовались друг с другом.
Словом, было то, что каждый год повторяется в тысячах православных храмов во время пасхальной заутрени. И никто не подозревал, что в ту ночь свершилось великое чудо.
Иоанн Воздвиженский, стоя в алтаре, думал о том, не перекисло ли тесто на куличи у жены его, так как она сегодня проспала. Пугвицин, стоя на клиросе, придумывал, как бы ему потихоньку от жены после ранней обедни пробраться к Терехову, у которого предполагалась вечеринка холостяков. Кухарка Андроновых думала о том, чтобы с заутрени успеть отнести маленький куличик пожарному. Зизи краснела при одной мысли, что ей сегодня предстоит христосоваться с Коко. Гимназист Ника блестящими глазами смотрел на кузину Зою и предвкушал, как он на улице, когда не будет видеть m-lle Куанон, поцелует ее. Маленький Ваня обкапал себе рукав воском и старался оттереть пятно, покуда не заметила тетя Вера…
В ту же самую ночь в далекой заглохшей монастырской ограде, на том самом месте, где почти две тысячи лет тому назад Мария Магдалина, найдя гроб пустым, в испуге бросилась рассказать ученикам, что тело Господа унесли, на том месте, где впервые смерть была побеждена Богочеловеком, свершилось великое чудо: Христос, после своего воскресения, по доносу Синедриона и предписанию кесаря снова положенный во гроб, опять воскрес.
Была тихая весенняя ночь. Горели яркие звезды. Душистый туман подымался от молодой зеленой травы. Не было вокруг могилы стражи, не было учеников. Светлый ангел тихо отвалил тяжелый камень, умыл ноги Иисуса, принес Ему новые одежды и улетел к далеким небесам.
Христос остался один.
Скользя как тень, блистая радостным победным светом, Он вышел со старого монастырского кладбища и пошел по дороге.
По обе стороны ровные поля. Пахнет сырой весенней землей. Невысокие озими тенями сереют в темноте. Радостно, торжественно горят звезды, словно ниже спустившиеся над землей.
Вдали показался храм. Колокольня вся была украшена цветными лампочками. Изредка сбоку взлетали ракеты. Окна горели, словно внутри храма был пожар.
А в храме о. Иоанн Воздвиженский все кадил, все кланялся; хор под управлением Пугвицина все пел: «Христос воскресе из мертвых…»
Христос подошел к храму. Две-три старушки-нищие, должно быть, узнав Его, поклонились Ему до земли. Он благословил их и взошел в церковь.
Заутреня подходила к концу. Кухарки уже начинали разбирать куличи. Гимназист Ника дергал кузину за рукав и шептал ей:
– Идем… m-lle нас догонит… мне нужно сказать вам…
В последний раз запели:
Христос воскресе из мертвых,
Смертию смерть поправ,
И сущим во гробех живот даровав!
На несколько мгновений в церкви наступила какая-то странная тишина. О. Иоанн не мог сделать своего привычного возгласа; отец дьякон не мог подтолкнуть о. Иоанна; Пугвицин не мог кашлянуть, чтобы дать понять батюшке его оплошность.
И вдруг раздался странный, словно откуда-то с неба идущий голос:
– Воистину воскрес!
Взоры всех устремились сначала кверху, потом стали искать по сторонам и наконец обратились к входу и с ожиданием, ужасом и недоумением уставились на странного человека в белых одеждах, стоявшего недалеко от старосты.
Несколько минут в церкви было полное замешательство. Неизвестный с радостным и в то же время скорбным лицом смотрел на народ. И каждому казалось, что глубокие, лучистые глаза неизвестного устремлены именно на него.
Быстрей всех пришел в себя староста, купец Бардыгин.
– Послушай, любезный, – сказал он негромко, но внушительно, – пойди-ка сюда…
Христос подошел. Плотной стеной вокруг них столпился народ.
– Что тебе нужно? Зачем нарушаешь благочиние в храме? Откуда ты взялся тут?
– Я воскрес из мертвых.
По толпе прошел сдержанный ропот.
– Уйдем, – сказала Зизи, – они его еще бить начнут.
– Ты пьян, любезный! – строго сказал староста.
Христос молчал.
– Как тебя звать?
– Иисус.
– Иисус?…
– Да.
– Ты жид?
– Да, я – иудей…
В это время подошел сторож Трофимыч, строгий коренастый старичок, не любивший никаких беспорядков. Его прислал из алтаря о. Иоанн. Ни слова не говоря, он взял незнакомца за руку и потащил к выходу.
– Убирайся-ка подобру-поздорову, пока в шею не наклали, – говорил он ему, подталкивая в спину.
– У, жидорва! – бросил вслед уходившему полицейский чин.
Две нищие старушки снова упали на колени перед Христом. Он вышел из церкви и тихо пошел к невысокому холму, откуда доносился шум березовой рощи. Молодые клейкие листочки нежно говорили друг с другом, и тихая ночь таинственно прислушивалась к их говору.
II
Настало утро. Христос все сидел на холме под ласковой тенью молодых березок. Задумчиво смотрел он на громадный каменный город, расстилавшийся перед ним. Церковь, из которой вчера выгнали его, была на самой окраине: белая, новенькая.
Мимо Христа шли фабричные, крестьяне, железнодорожные служащие.
Его стали замечать. Необычайный лик Христа приковывал к себе внимание. Останавливались, спрашивали друг друга: «Кто это?» К полдню у подножья холма уже стояла целая толпа.
Наконец Христос, углубленный в свои думы, заметил народ.
Он поднялся и обвел всех тихим, ласкающим взглядом.
И от одного этого взгляда слезы покаяния подступили к горлу; вспоминалась вся темная, пьяная, развратная жизнь; в груди таял лед черствости, жестокости, злобы; тяжелые камни, теснившие сердце, сползали сами собой, как пыль, уносимая ветром. Радостная надежда начинала трепетать в душе. Надежда на то, что и рабы труда, нищеты, голода – все дети одного Отца, что кончится когда-нибудь эта каторжная земная жизнь с невыносимыми муками своими и Отец призовет в обитель несчастных, измученных Своих детей. Детство раннее вспоминалось, когда чистые, кроткие, радостные, как все дети, бегали по берегу речки Малеевки, собирали раковины, и так дышалось легко, такое голубое, светлое было небо, такие ласковые, родные были деревья; плакать хотелось оттого, что прошло оно, и смеяться от счастья, от радостной веры, что вернется снова; что это тело состарилось, а душа станет чистой, прекрасной, божественной, как ее Создатель.
Христос поднял прозрачную руку Свою, свет небесный озарил Его лицо, и Он, благословив народ, разверз уста Свои.
Нет, это не голос человеческий. Это хоры ангелов незримые поют. И звуки голосов их не улетают в бездушное пространство, а падают глубоко-глубоко в человеческие сердца.
«Блаженны нищие духом, – говорил Христос, – ибо их есть Царство Небесное.
Блаженны плачущие, ибо они утешатся.
Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.
Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.
Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.
Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.
Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими»[5].
Народ оцепенел. Новые, неслыханные слова! Из какой дивной книги взял Он их?
И снова поднял Христос руку Свою, и снова благословил народ.
Как один человек все тихо опустились на колени, и только несколько детей робко подошли к Нему.
Старушка Макаровна, торговка семянками, рыдала, прижимаясь морщинистой головой к сырой земле.
– Батюшка… родименький… – шептала она, – пришел Утешитель, Спаситель наш.
Уже больше никто не спрашивал: «Кто это?» Сердце узнало – Кто. Долгие годы оно ждало этих слов, этого голоса. Теперь оно рвалось навстречу Ему.
– Говори, говори, Учитель!..
А Он стоял, и светлый лик Его становился задумчив, тень скорби ложилась на нем.
Расталкивая народ локтями, городовой кричал:
– Это что за толпа? Что тут такое?… Где? Кто тут?… – Он искал глазами. – Расходитесь, расходитесь… Вам говорят! Добром просят…
Толпа медленно стала расходиться.
А с холма снова раздался таинственный голос:
«Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное»[6].
