Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 26. Произведения 1885–1889 гг. Холстомер
................................................................................................................................................
В[аська], Н[естеръ] были позваны къ барину. Какже могла быть короста. Коновалъ тутъ. Ободрать.
На другой день пришли съ страшнымъ человѣкомъ.35 Но было поздно. Онъ умеръ своей смертью. Табунъ проходя шарахнулся и полетѣлъ.
*№ 18.
Да, лучшее время своей жизни я провелъ у Серпуховского и онъ провелъ лучшее время своей жизни тогда, когда былъ со мной. <Я любилъ его и нельзя было не любить его>. Тотъ обрюзглый старикъ, который сейчасъ поддакивалъ вашему хозяину и льстилъ ему, это былъ онъ, тотъ самый мой бывшій хозяинъ-красавецъ, счастливецъ, который никого не любилъ и котораго всѣ любили. Онъ не узналъ меня, потому что онъ человѣкъ, но я тотчасъ же узналъ его...... не его, а его трупъ, движущійся и ходящій на ногахъ. Не тотъ онъ былъ, когда 20 лѣтъ тому назадъ онъ поѣхалъ со мной на бѣгъ и смѣясь сталъ говорить, что онъ на Пѣгашѣ на своемъ объѣдетъ Атласнаго и пустилъ меня. Это было послѣднее блестящее наше время.
*№ 19.
Но гость не слушалъ.
– Откуда у тебя эта лошадь? – повторялъ гость перемѣнившимся голосомъ.
Хозяинъ оглянулся.
– Какая?
Онъ съ удивленіемъ замѣтилъ, что гость его съ измѣнившимся лицомъ смотрѣлъ на пѣгаго мерина, на которомъ ѣхалъ табунщикъ, и гладилъ рукою его костлявую голову.
– Да что ты? Этотъ одеръ-то? Да ну, табунная лошадь какая то!
– 36Нѣтъ, ей Богу, ну двѣ капли воды мой пѣгой. Ну двѣ капли воды мой Хлыстомѣръ, съ которымъ я въ 30-хъ годахъ видѣлъ столько горя и радости. – И онъ ласкалъ его рукой. Хлыстомѣръ вѣроятно узналъ стараго хозяина, онъ закрылъ лѣвый глазъ, глядѣлъ однимъ правымъ и на правомъ глазу вѣка его нервически дрожала. Табунъ отдалился въ это время. Отъ того ли, что онъ отдалился, или оттого, что Хлыстомѣръ узналъ хозяина, но онъ попробовалъ заржать, чего онъ уже давно не дѣлалъ.
– Видишь, узналъ! Постарѣли мы съ тобой, Хлыстомѣрушка! – грустно сказалъ гостъ и, шлепнувъ его большой рукой по крупу, пошелъ съ хозяиномъ разсматривать другихъ лошадей.
*№ 20.
но гость не слушалъ. Онъ смотрѣлъ на пѣгаго подъ табунщикомъ.
– Да, да, – говорилъ онъ разсѣянно. – Откуда у тебя пѣгашъ этотъ?
– Ты взгляни, – говорилъ хозяинъ, не отвѣчая, – ноги взгляни, струна…
– Да, да. Откуда у тебя пѣгашъ этотъ? – повторилъ гость. – Хозяинъ оглянулся.
– Этотъ одеръ-то? Купили гдѣ то на ярмонкѣ.
– Помнить, я тебѣ говорилъ, —сказалъ гость, – про своего знаменитаго Холстомѣра, – ну двѣ капли воды, пѣжины такія же. Охъ, лошадь же была.
Холстомѣръ вѣроятно не узналъ стараго хозяина.
*№ 21.
Можетъ быть такіе37 люди непріятны бываютъ, но38 этотъ человѣкъ, сидѣвшій за чайнымъ столомъ, такъ очевидно былъ счастливъ и39 доволенъ своимъ счастьемъ, что сердце радовалось глядя на него, <несмотря на то, что у40 него была французская бородка съ хвостиками, а у41 нея такъ много ненужныхъ и некрасивыхъ брильянтовъ.>
*№ 22.
Онъ былъ одѣтъ въ военную шинель42 мундира коннозаводства. Военный пальто былъ все таки такой, какого бы никто себѣ не сдѣлалъ, кромѣ богача, бѣлье тоже. Часы были тоже англійскіе. Сапоги на какихъ-то чудныхъ въ палецъ толщины подошвахъ, очень можетъ удобныхъ для ходьбы по лондонской мостовой, но не для <мягкихъ> устеленныхъ листьями дорогъ русской деревни. Но ужъ, видно, такъ надо было.
*№ 23.
и добрые отъ счастья, особенно ухаживали за бѣднымъ Никитой. Видъ счастья его друга и молодой еще болѣе заставлялъ его обратившись къ своему прошедшему пасть духомъ.
*№ 24.
Онъ досталъ свою сигарочницу.– У меня есть очень хорошія, попробуй моихъ; и въ глазахъ его мелькнулъ опять страхъ и безпокойство: не подумалъ бы его юноша пріятель, что у него нѣтъ хорошихъ сигаръ.
Мари поторопилась отвернуться. Ей ужасно жалко было его. Она знала его еще во всемъ блескѣ и ежели бы только онъ захотѣлъ, могла быть и его.
– Нисколько. Вы смѣетесь надо мной, – сказала она и улыбнулась своей красивой доброй улыбкой.
*№ 25.
Хозяинъ разсказывалъ, наивно и добродушно хвастаясь своимъ богатствомъ и не замѣчая, какъ больно это было его гостю.
*№ 26.
– Онъ прогорѣлъ, – сказалъ Серпуховской и опять испуганно посмотрѣлъ кругомъ. Онъ проигралъ Никитѣ 120 тысячъ. – Что ты не играешь? – Нѣтъ. – Абаза чертовски играетъ теперь американскіе, знаешь? – Нѣтъ. Онъ разсказалъ ему. – Я ужъ не играю. Такое несчастье, не можешь себѣ представить! – Онъ замолкъ. Жена ушла. Онъ оглянулся. – Что жъ ты долго? – Да вотъ до бѣговъ самъ поведу, а потомъ за границу. – Будешь ужинать? – Какъ вы? – Мы ужинаемъ, только надо раньше. Фрицъ. Накрылъ столъ. Тоже съ штуками. Сифоны, куколки на пробкахъ. Она не вышла, хозяинъ все выбѣгалъ къ ней. – Нездоровится, знаешь, она беременна… За ужиномъ Серпуховской выпилъ много кромѣ водки передъ ужиномъ. – Давай выпьемъ бутылочку.
*№ 27.
Онъ помолчалъ. Славный малый! – подумалъ хозяинъ и подлилъ ему вина. У Серпуховскаго были слезы какъ будто. Онъ видимо разсердился на себя, выпилъ. – Ну какой же рѣзвѣе всѣхъ у тебя ѣдетъ? Нечего дѣлать было, хоть и не хотѣлъ онъ отвѣта, а надо было отвѣчать. Хозяинъ отвѣтилъ. – Изъ молодыхъ кобылъ вчера проѣзжали безъ 5 секундъ. – Хорошо, только двѣ лошади бѣжали рѣзвѣе. Д[обрый] и Полканъ. – Нѣтъ, братъ, не двѣ, a рѣзвѣе Полкана и Добраго бѣжала моя лошадь, Хлыстомѣръ. Ты его не знавалъ у меня. Да что, ты былъ мальчишка. Хлыстомѣръ у меня былъ.
*№ 28.
– Обѣжитъ, вонъ у меня пѣгой заложенъ, я для рѣдкости у барышника купилъ, давайте кто хочетъ пари? Я предлагаю 1000 р. – Ну полно врать. – Я говорю пари, – сказалъ С[ерпуховской] тѣмъ тономъ увѣренности, силы и чистоты, которымъ онъ вѣрно говаривалъ въ старину. – Съ кѣмъ хотятъ бѣгу. Вызвались Воейковъ и Сип., назначили день, пріѣхали на бѣгъ. Пустили Лебедя и моего. – Пять секундъ раньше пришелъ, 1000 р. выигралъ пари. Покупали у меня, не продалъ. – Точно такой, какъ твой пѣгой. Ушелъ спать одинъ и долго вспоминалъ ночь проигрыша и молодость и любовь.
Страница черновой рукописи 1885 г. «Холстомера».
(Размер подлинника).
Теперь умирать, хоть бы пришелъ кто нибудь. – Надо занять или поиграть или соблазнить ее. Ахъ я подлецъ! Подлецъ! вспомнилъ Шев. треплящимъ по плечу. Онъ зашелъ къ нему у него просить денегъ, и говоритъ: я подлецъ. – На другой день онъ уѣхалъ, денегъ было мало въ кошелькѣ на столѣ.
*№ 29.
Серпуховской ходилъ взадъ и впередъ. Я подлецъ – застрѣлиться, нѣтъ. Водки.
*№ 30.
Позвольте цыганамъ продать. – Нѣтъ, собакамъ рѣжутъ же. Зарѣжьте. Утро тихое, ясное. Табунъ пошелъ въ полѣ. Хлыстомѣръ остался, пришелъ страшный человѣкъ, повелъ его. Зарѣзали. Собаки рвутъ, кобель особенно. Лошади шарахаются.
Прошло нѣсколько мѣсяцевъ. Хозяинъ сказалъ женѣ: – Можешь себѣ представить, Серпуховской пьетъ запоемъ водку и болѣнъ такъ, что ему, говорятъ, не долго жить.
–
Комментарии Б. М. Эйхенбаума43
ХОЛСТОМЕР.
ИСТОРИЯ ПИСАНИЯ.
Еще 31 мая 1856 г., скоро после окончания «Двух гусар», Толстой записал в Дневнике: «Хочется писать историю лошади». Замысел этот возник тогда у Толстого, вероятно, под влиянием знакомства с А. А. Стаховичем, владельцем большого конного завода в Орловской губернии и основателем Петербургского бегового общества. Стахович вспоминает: «Еще в начале пятидесятых годов я заинтересовался рассказами старых коннозаводчиков о необыкновенной резвости «Холстомера», пробегавшего 200 сажен в 30 секунд, еще в начале восьмисотых годов в Москве на Шабловскомском бегу графа А. Г. Орлова-Чесменского. По смерти графа управляющий конным заводом, немец-берейтор графини А. А. Орловой, – вылегчил и продал вороного «Холстомера» за большие отметины и огромную лысину. Лошади с именем «Холстомера» никогда не было в Хреновой. После долгих изысканий мне удалось установить, что «Холстомер» была кличка, данная гр. Орловым за длинный и просторный ход (словно холсты меряет), вор. «Мужику 1-му», родивш. в Хреновском заводе в 1803 году от «Любезного 1-го» и «Бабы», выхолощенному в 1812 году». («Литературный вестник» 1903 г., т. VI, кн. 7—8, стр. 255.)
Историей Холстомера заинтересовался брат А. А. Стаховича, писатель М. А. Стахович (сотрудник «Москвитянина», автор пьесы «Ночное» и комедии «Наездники»). Он собирался написать повесть – «Похождения пегого мерина». Как вспоминает А. А. Стахович, план этой повести был следующий: «как покупает «Холстомера» на Хреновском аукционе богач московский купец (тут просторное поле для описания быта этих первых страстных охотников резвых орловских меринов, зa которых плачивали они «большие тысячи»); потом переходит он к лихому гвардейцу времен императора Александра Павловича, который дарит знаменитого пегого столь же знаменитому Илье, главе цыганского хора. Возил «Холстомер» и цыганку Танюшу, восхищавшую своим пением А. С. Пушкина, потом попадает он к удалу молодцу-разбойничку, а под старость, уже разбитый жизнью – к сельскому попу, потом в борону мужика, и умирает под табунщиком».
