Григорий Свирский - Бегство (Ветка Палестины - 3)
Саша на всю жизнь запомнил, как привели его из камеры на очную ставку. С кем угодно ожидал очной ставки, но - с мамой?!
Стоит у окна в кабинете некоего Гаруса, старшего следователя, теребит в руках пропуск.
- Сашенька, подумай, кто сейчас Генеральный секретарь, - говорит мама. А что тут думать, когда у следователей на стенках никаких портретов не осталось, кроме Председателя КГБ Андропова. - Будешь упрямиться, - голос у мамы дрожит, губы белые, - станут добавлять тебе сроки. Никогда не увидишь ни маму, ни деда: нам не так уже много и жить осталось...
Как нашел тогда нужные слова?! "Значит, все, чему ты меня учила, вырвалось у Саши горячечно, - все мои представления о порядочности и человеческом достоинстве, значит, все это ничего не стоит?! Все это лишь для разговоров за чайным столом?! - А потом уж просто единым всхлипом: - Пойми, от меня ждут отказа от самого себя, ждут низости... Ты моя мать, я твой единственный сын, ты имеешь право потребовать, чтоб я кинул этим прохвостам свое покаяние, никто меня не осудит. Я это сделаю, но потом у меня уж не будет жизни. Мне будет тяжелее, чем если бы я до конца своих дней сидел в тюрьме... Кто знает, чем это кончится?! Выброшусь из окна, сопьюсь?!" - И ведь понимал, скот этакий! что мама от меня такой жертвы не потребует. И не потребовала, конечно. Нашла в себе силы сказать:
- Саня, родной мой мальчик, решай сам! Как ты считаешь правильным, так и делай!..
Что тут началось! Следователи такого поворота и представить не могли. Целые сутки загоняли несчастную женщину в оглобли, а она вдруг рвани в сторону, как норовистый конь... Не дав договорить, выпихнули ее из кабинета. А уж на него-то накинулись скопом, заорали хором: - "Что же вы с матерью сделали?! Вы убили ее!.." И одновременно подбрасывают новые вопросы по делу, пугают, советуют... Действительно специалисты. Есть профессионалы-психологи, которые умеют человека поддержать, а есть другие профессионалы, знающие как человека сломать, без мордобоя сломать, превратить в тряпье...
Как удалось ему выстоять, сразу и не вспомнишь. "На автопилоте", говорил тогда Андрюша Каплин, который, по его примеру, тоже отказался от своих показаний: дал, де, под давлением. Но ведь были минуты, когда и Саша был на волоске. Нечего хорохориться, тем более, перед Довом, которого в свое время бросали на растерзание уголовникам... Еще бы чуть нажал лейтенант Гамза по кличке "лютая татарва", быть бы Саше Казаку, не приведи Господь! нормальным гомо-советикусом. Да, тот денек не забудешь...
"Лютая татарва" тогда повернулся к нему спиной и сказал почти участливо: "Устали мы с вами, Александр Германович. Давайте чайку попьем." И принялся заваривать чай, в каждый стакан чуть ли не по пол-пачке. Долго спиной стоял, не придал Саша этому значения. А выпил свой стакан и вскоре почувствовал себя как-то странно, - казалось, мир стал терять реальность. Окружающее куда-то ушло, и он теперь совершенно один, как будто в море после кораблекрушения. Вцепился в бревно, швыряет туда-сюда, руки немеют, надежды никакой... Охватило его чувство слабости, апатия, безразличие ко всему на свете. Понял, подсыпали психотропное средство лишь тогда, когда лейтенант Гамза вернулся в свое обычное естество; склонясь к Саше, принялся вещать голосом провинциального гипнотезера: - Отсюда не выйдете, пока не скажете правду! Сейчас, вот сейчас вы начнете говорить всю правду. Иначе навсегда здесь останетесь!..
И час, и другой давил с предельной жестокостью. Саша пытался собраться с мыслями, как-то сгруппироваться, как группируются в полете воздушные акробаты, сорвавшиеся с трапеции, - не тут -то было...
Кто знает, выдержал бы этот нажим, если б подобное ощущение потерянности и одиночества он испытал впервые. Но однажды он уже испытал нечто подобное, - на сеансе известного гипнотизера Владимира Леви. Когда тот ввел зрителей в гипнотический сон и иные заснули, Саша, как он думал, не заснул. Сознавал, что находится на сцене и что это обычное представление... Но, все равно, весь мир был далеко-далеко, голос артиста еле звучал, ощущался как свой собственный. Саша был близок к тому порогу, за которым теряется реальность восприятия... То же самое случилось и на этом допросе. Промелькнувшее воспоминание о сеансе гипнотизера Леви помогло выдержать.... Больше - до самого суда! - Сашу не терзали, и на суде нашел в себе силы сказать: "Знаю, что причиняю страдания своим близким. Им, наверное, тяжелее, чем мне. Видимо, процесс, как показывает судьба России, невозможен без бессмысленных жертв... Предпочитаю своим убеждениям не изменять, и из зала суда поехать не домой, как все мои дорогие подельники, а в лагерь".
Нет, своего последнего слова пересказывать Дову не будет: отдает бахвальством. А вот о психотропном опыте важно знать, даже законопослушный Даль свидетельствует: от сумы да тюрьмы не зарекайся.
Казак услышал плеск и фырчание, - Дов тяжело выбирался по топкому илистому дну из воды, коренастый, что вдоль, что поперек, кубышка кубышкой. Трудно поверить, что ему за пятьдесят: тело упругое, налитое, как у борца-профессионала. Загар, видно, вечный, израильский, с темным отливом. Мокрая кожа на солнце сверкает.
Подошел, растерся махровой простыней, пробасил добродушии:
- Ты чего, Сашок, такой красный? Лицо в поту. Не приболел часом? Ну, давай, рассказывай. Как ты в диссидентах дергался, и по бумагам ясно. А вот как ты в евреи подался?... Не тяни, Сашок, резину! Диссиденты-инсургенты на что они нам?.. Как ты сюда подался, вот что мне интересно...
Саша вздохнул судорожно. Несколько секунд смотрел на слепящее, в солнечных бликах Мертвое море; печально, разочарованно смотрел, и, неожиданно для себя, подумал о Дове свысока. Пришло на ум известное изречение, несколько видоизмененное: "Националист подобен флюсу".
Дов заметил и судорожный вздох и горьковатую усмешку Саши. И отвел глаза, вроде бы не уловил этого, толстокожий. К диссидентскому прошлому Саши возвращаться не хотел. Ни за что...
По документам и рассказам интеллигентов-репатриантов Дов знавал немало о том времени, когда "Бровастого" уже водили под руку, и он падал на Громыко даже во время приемов. В России рвались в Генеральные и Романов, и Гришин, известное зверье, - и этого боялись все...
А, может быть, более других, - дети высокой номеклатуры, учившиеся в привилегированных институтах. Молодая элита знала языки, выезжала на Запад, закрытый для рядовых граждан. Она много читала и, естественно, имела законное право говорить на своих семинарах о прочитанном. И Романовым и Гришиным, малограмотные доктринеры, были для нее страшнее чумы.
Романов искоренял "смутьянство" путем традиционным, нагнетал "сионистскую угрозу", собирал митинги "народного протеста" в Румянцевском сквере. После этого таинственные злоумышленники разбили в Летнем саду Ленинграда несколько статуй...
Но Москва новый процесс против "вандалов-сионистов" запретила. И Гришин решил вскочить на своего коня иначе. Московское ГБ разработало по его распоряжению способ компрометации молодежи, который не давал осечки. Во все элитные группы вводился человек со стороны. Как правило, это были честные и чистые парни, которые о лубянских играх и представления не имели. Они тянулись к умным разговорам, охотно участвовали в спорах о будущем России. Но, в отличие от академической элиты, не имели "допуска"... А люди без "допуска", со стороны - это "распространение" запретной литературы. Статья Уголовного Кодекса.
Начались обыски и аресты. Один директор, покровитель молодых, умер от инфаркта, нескольких "предупредили". Из каждой элитной группы кто-либо уходил "за решеты". Как правило, сажали именно "парней со стороны". Молодой геолог Саша Казак, судя по всему, и был одним из таких подкидышей...
Дов подумал, что знать все это Саше ни к чему: не помогает здоровью. Саша - не первый человек, которым Лубянка манипулировала, как хотела. И не последний, наверное. И он пробасил, торопливо объясняя:
- Я почему к тебе, Сашок, пристал, как банный лист к жопе?.. Чего поморщился? "Жопа" разве ругательство. Ладно, не буду. Пристал вот почему... Иосиф Бегун всегда в Сион правил свои стопы, все годы. Твой Шимук, веселый хохол, как ты знаешь, в Свердловске преподавал отказникам историю Палестины. И сгорел вместе с ними. Твои четыре статьи прочитал вчера - "Русская интеллигенция на ленинской дыбе", и про свободный рынок... На десять лет власть опередил, без санкции думал. Как ей такое вынести? А заметочка, где ты вышел на кулачках биться с брежневским отродьем за подлинный социализЬм, сразила, как молния. Читал - рыдал! Таких, как ты, интеллигентов, знаешь, сколько каждый день в Лоде опускается с небес?.. А как же Россия без вас? Превратится в обезьянник?. Ну, так, ваше высоколобие, - деловито завершил Дов, - как же ты в евреи залетел?.. Не мчи, как курьерский, давай со всеми остановками. По порядку, лады? Как залетел, да еще в черной кипе?!.
Глава 4. "СЧАСТЛИВ ТВОЙ БОГ, САШОК!"
