Федор Чернин - Вячик Слонимиров и его путешествие в непонятное
- Конечно, что тебе налить? - Так же просто и весело, легко и конкретно, похоже, решались все вопросы в жизни этой девушки, как, впрочем, и многих других, такого же возраста.
- А что, тут и выбор есть?
- Конечно, выбор есть всегда.
- Тогда джин-тоник, пожалуйста.
- Легко. - Гульнара легким движением руки открыла дверцу буфета. - Знаешь, Сарафанов называет это - "дзен-тоник", правда умора? Та же можжевеловая с сельтерской, только пьется не с лимоном, а со смирением. Кстати, ты не знаешь, что такое "смирений"? Сарафанов так и не объяснил. Это травка какая-то или фрукт?
- Что-то вроде того...
Вячик мог поклясться, что обшаривал эти полки неоднократно. Ничего подобного там раньше не было, а Гульнара теперь так вот запросто вытаскивала на свет Божий полугаллонную бутыль "Бифитера" с нарядным королевским гвардейцем на этикетке. Затем из холодильника таким же волшебным способом появилась большая пластиковая бутылка с тоником. Это было непостижимо. Впрочем, он был знаком с популярной в свое время и, по его мнению, незаслуженно забытой теорией перекрещения снов, согласно которой снящиеся человеку люди привносят в его сны элементы собственных (как, например, этот "дзен-тоник"), и некоторое время, пока они друг другу снятся, сны как бы перекрещиваются, а затем расходятся в разные стороны. При этом, разумеется, исчезает и выпивка и закуска. Понятно, что Вячику хотелось как можно дольше оставаться в сне Гульнары, который, уже не в теории, а на практике, выгодно отличался от его собственного изобилием продтоваров.
Ему было знакомо это ощущение. В юности он испытывал нечто подобное, шагая в дрянном резиновом пальтуганчике и разбитых "скороходовских" туфлях мимо окон магазина "Березка". Широкие витрины этого заведения, располагавшегося рядом с авиакассами в начале Невского проспекта, тогда казались ему распахнутыми по ошибке окнами другого, кайфовейшего измерения, в котором хотелось немедленно попросить политического убежища. Позже такими окнами для него стали иностранные журналы с картинками, которые воспринимались как смутное подтверждение существования какой-то иной реальности. Так оно, конечно, и было, в метафизическом, понятно, смысле. Это потом уже витрины разнообразных "Березок", "Каштанов" и прочих валютников-сертификатников убрали с глаз, слишком уж было невыносимо это не поддающееся никаким марксистским классификациям противоречие между желаемым и действительным, даже и для наиболее сознательных граждан. Опять-таки, в метафизическом смысле. Следующим окном в параллельное измерение для Вячика стал израильский вызов и брошюрки о счастливой жизни в киббуце, очередь в посольство Голландии и рейс "Аэрофлота" по маршруту Ленинград-Вена. Впрочем, это уже было не окно, а, собственно, дверь. А для него лично - начало нового сна.
Таким же образом люди в здешних местах (если это действительно были они) топили печи и готовили себе еду, а на самом деле могли находиться в другом сне, своем собственном (или, например, сарафановском), и от их вкусной и здоровой пищи в Вячиков сон просачивались лишь отдаленные манящие запахи. Так вот, именно из своего сна Гульнара теперь с такой простотой и изяществом доставала джин, тоник, кубики льда и желтый, как полная луна в украинских пейзажах Архипа Куинджи, лимон.
- Ну что ж мы стоим? - прервала она цепь его размышлений. - Садись сюда.
Гуля устроилась в кресле, Вячик уселся на диванчик. Налив в стакан изрядную порцию, он на всякий случай (чтобы та вдруг не исчезла в какое-нибудь параллельное измерение) пристроил бутылочку на пол, строго в радиусе мгновенной досягаемости рукой. Они сделали по глотку. Неожиданно легко начавшийся разговор вдруг так же неожиданно угас.
- Милиционер родился, - совсем простенько, "по-земному" сказала Гульнара.
"Ангел пролетел", - подумалось Вячику.
Джин с тоником распространялся по телу, растворяя последние остатки похмельной мути и настраивая на сентиментальный лад.
- Сарафанов эту комнату очень любил, - сказала Гульнара, обводя помещение взглядом. - Даже название ей дал: Фландола Гагнола.
- А что это значит, Фландола Гагнола?
- Сарафанов говорит, что это каждый понимает по-своему.
- Ясно. А что же теперь?
- Теперь она оказалась отрезанной, и он, наверное, по ней ужасно скучает...
- Как же так получилось?
- Кажется, ты и стал причиной. У нас всегда вместе с появлением крупного... - она улыбнулась, облизнула губы, - объекта происходит такое миниземлетрясение. Какие-то сбои в равномерном течении жизни. Модуляции, как говорит Сарафанов. Тогда что-то сдвигается в пространстве - как, например, этот шкаф. Кроме того, происходит еще что-то такое, что невозможно объяснить, после чего то ли прошлая жизнь кажется сном, то ли тебе снится реальность, а на самом деле все по-другому. Модуляции у нас бывают часто, все, что попадает сюда, вызывает их, и поступление новых объектов происходит из-за модуляций. Но с людьми, разумеется, связаны самые сильные...
- И что тогда происходит? - спросил Вячик, понимая, что дело вместо того, чтобы хоть как-то разъясниться, вновь безнадежно запутывается...
- Тогда может вообще все измениться: моды, вкусы, привычки, даже внутренние мыслительные процессы, происходит как бы смещение в чуть-чуть другое пространство, когда немного получше, когда похуже. Иногда требуется совсем немного, чтобы какая-то защелочка расцепилась, и привет. Эти залы, например, раньше входили в состав основных, потом куда-то потерялись, а теперь опять вынырнули совсем в другом месте. Вот и шкаф неизвестно откуда взялся.
- Что-то такое мне уже говорил Сарафанов...
- Он у нас главный по этому делу. Чего же ты, если он тебе уже все объяснил?
- Да он-то объяснял, но я чего-то не совсем разобрался... Скажи, а где это все располагается, хотя бы приблизительно? - осторожно спросил Вячик.
- Как где? Он тебе что, самое главное не сказал? Мы находимся в Зазеркалье. Только не надо падать со стула, - подколола его, впрочем незло, Гульнара.
- Не буду. - Вячик залпом проглотил джин-тоник и тут же накатил еще порцию.
- Плесни-ка и мне немного.
Вячик на всякий случай пересел на пол, расположился на ковре. Потом смешал для Гульнары джин с тоником в высоком серебряном кубке, возможно, из него в свое время выпивали крестоносцы (или очередная бутафория?). Гульнара отпила глоток и поставила кубок рядом с собой на ковер. Потом качнулась в кресле, переступила ногами на модных платформах.
- Так на чем мы остановились?
- Ты говорила про Зазеркалье, - напомнил Вячик, - только не сказала, как это понимать.
- Как тебе объяснить... Одним словом, я лично предпочитаю называть это Зазеркальем. Знаешь, как в сказке.
- У вас тут, может быть, и король с королевой есть?
- Нет, у нас вся власть принадлежит народу. Демократия. Только, как бы это сказать, немного перевернутая.
- Как она может быть перевернутой? Тогда это не демократия вовсе, а диктатура...
- А она у нас так и называется - диктатура демократии. Так что люди довольны.
- А людей здесь, вообще, много?
- Иногда мне кажется, что очень мало, как сейчас. А иногда, что слишком много...
- Как это?
- А так, что круг людей, с которыми приходится общаться, большой, но в нем очень мало тех, с кем действительно хотелось бы быть... Понимаешь?..
"Еще бы, - подумал Вячик, - из ухажеров тут небось один Сарафанов и есть, вот она и разводит клей. Общаться ей не с кем!" Но вслух, разумеется, ничего не сказал.
- А ты сама откуда?
- Какая разница? Предположим, - с Москвы.
- Предположим. А здесь давно?
- Давно. Вообще, мы попали сюда всей семьей, с бабушкой, чемоданами и собачкой. Мы вообще-то в Америку ехали, ту, что на картинках, но что-то случилось в дороге, завихрилась какая-то модуляция (это мне потом уже Сарафанов объяснил), и мы оказались здесь. А той Америки, что на картинках, оказывается, вообще в реальности нет, в нашей, во всяком случае, точно, она существует только в глянцевых журналах и туристских проспектах...
- Может, вы просто по ошибке попали не в то измерение?
- Может быть. - Гульнара задумалась, прежде чем ответить. - Может, это случилось, когда мы летели из Рима в Нью-Йорк, или еще раньше потерялись по дороге. Потом я тут в школе училась, в колледж пошла, на работу устроилась. Это я уже потом поняла, что Америки на самом деле нет, есть только мечта о ней, и когда она реализуется, то перестает существовать.
- Знаешь, одна моя знакомая недавно вернулась из Италии в большом потрясении. Она никогда нигде не была, потому что из своей Махачкалы прилетела прямо в Нью-Йорк. Она была поражена тем, что есть, оказывается, другая заграница, именно такая, как на картинках, а она-то уже начинала серьезно сомневаться и думать, что Заграница, о которой мечталось, - это и есть наши зассанные Бруклин и Бронкс...
- Так она же в отпуск ехала, а не в эмиграцию...
- Это точно. Возможно, что, реши она там остаться, для нее и Венеция стала бы дырой...
