Дора Штурман - Городу и миру
"Много лет все усилия коммунистического аппарата были направлены скрыть от народа нашей страны (и от Запада) память об истинном ходе событий в начале XX века, и особенно за годы 1917-1922, и изобразить их в версии коммунистов. И задуманное вполне удалось: в СССР гораздо лучше известно начало XIX века, чем начало XX-го(. Историческая память настолько перебита, что даже большинство сегодняшних советских диссидентов вынуждено вести свои построения и предложения на материале не глубже сталинского времени или на в неисторических политических соображениях. Что же сказать тогда о более отдаленной Европе, где усилиями уже не государственного аппарата, но множества революционных энтузиастов создавалось то же заглушение и искажение? (Г-н Суварин и сегодня имеет неутомимость оспаривать, что коммунисты в России - единственная из партий - питались миллионами вильгельмовской Германии.) Поработали тут и фальшивые художники вроде Эйзенштейна с его прогремевшим, но лживым фильмом "Броненосец Потемкин" (придуманные, никогда не бывавшие сцены). Только в такой обстановке глубокого непонимания нашей революции может иметь успех в Соединенных Штатах фильм "Красные". А вот скоро подоспеет и советский режиссер Бондарчук на ту же тему: вялое топтание у незащищенного Зимнего дворца будет, как обещают, изображено неудержимым штурмом 10 тысяч солдат, которых там и в помине не было в 1917-м.
Возникло на Западе ложное понимание, что современный СССР есть продолжение старой России - а это путь поперек нее, всрез и на уничтожение" (V, стр. 3).
Солженицын не питает никаких иллюзий и относительно еврокоммунизма. Он язвительно иронизирует:
"И как тут не восхититься смелостью Карильо и Берлингуэра! Они - в "оппозиции" социализму "советского образца"! - как будто бы в Корее, или Китае, или Кубе мир где-нибудь видел другой образец. Их было уже сорок проб, и оказывается все "недостаточно марксистские". Нет! дайте еврокоммунистам извести еще 15 миллионов человек, и осуществить еще два образца социализма, о которых, увы, последующие критики тоже выскажутся, что они "не вполне марксистские". (А разве мало проговорено в самом "Коммунистическом Манифесте", что такое марксизм?!) Все расхождение между этими двумя: итальянские коммунисты считают, что Великий Октябрьский переворот сегодня, после 65 лет, уже утратил свое руководящее значение, а испанские - что и сегодня не утратил! Это - тот самый бандитский переворот, который с первых же ленинских дней лишил наш народ всех и всяких прав, затем отобрал у крестьян землю - 4/5 всей возделываемой земли России (по революционной легенде "дал" землю), превратил богатейшую страну в голодную, нищую и уничтожил десятки миллионов людей! Если бы Карильо и Берлингуэр были честны, они давно бы прокляли этот октябрьский переворот с самого его начала и сняли бы со своих партий позорное название 'коммунистических'" (V, стр. 3-4. Курсив Солженицына).
Таким образом все свои публицистические усилия Солженицын и здесь направляет на то, чтобы открыть не желающие открываться глаза своих западных слушателей на коммунизм, внешний для них и внутренний.
В "Русской мысли" от 7 июля 1983 г. (в дальнейшем источник VIII) помещены выдержки из пресс-конференции Солженицына в Лондоне 11 мая 1983 года. И крупношрифтовым эпиграфом ко всему материалу даны слова: "Альтернативы 'красный или мертвый' не существует, потому что быть красным - это и значит быть мертвым". У Солженицына сказано по этому поводу следующее:
"Западная молодежь совершенно не понимает, что такое коммунизм. Ей заморочили сознание. Они даже не задумываются над таким, самым простым вопросом, а почему голоса из СССР протестуют против западного ядерного оружия, а не против советского? Они же видят, что все голоса из Советского Союза, чьим голосам разрешают прозвучать, - все против западного оружия. Да спросите: а почему ж вы против собственного не протестуете? Но самое главное: спросите ваших молодых людей, только чтоб искренно они вам ответили, совершенно искренно. Хорошо, вы протестуете против ядерного оружия, а не ядерным оружием вы согласны защищать свою родину? Нет, не согласны. Они вообще не согласны бороться, они вообще хотят сдаться. Они поверили Бертрану Расселу, он их убедил, что лучше быть красным, чем мертвым. Но, я должен сказать, Бертран Рассел увидел альтернативу там, где ее нет. Такой альтернативы: "красный или мертвый" - не существует, потому что быть красным это и значит быть постепенно мертвым. Вот как раков бросают в воду и они постепенно краснеют, так и под коммунизмом одни умирают сразу, другие постепенно. Таким образом, тут альтернативы нет" (VIII, стр. 10. Выд. Д. Ш.).
Значит, западная молодежь должна быть готовой к самозащите оружием?
Значит, коммунизму нельзя давать ни на шаг распространяться и одностороннее разоружение самоубийственно?
Значит, вооруженная борьба не аморальна там, где она возможна и способна быть эффективной?
Можно ли тогда принципиально, а не только для каких-то конкретных обстоятельств отрицать физическую революцию в уже захваченных коммунизмом странах? Отмечу один существеннейший момент: синоним "красный-мертвый" это максима, не для всех внешних наблюдателей и не для всех туземцев стабилизированного, "зрелого", "развитого" социализма реальная, самоочевидная. В ряде стран экстремальные периоды террора и голодного вымирания проходят (хотя в иных длятся перманентно), и обыватели (не говоря уже о номенклатуре и ее многообразной обслуге) так или иначе приживаются к строю. Коммунизм оптово лепит характеры, не осознающие тождественности своего бытия умерщвленности заживо ("винтики", "гомо советикусы"). Они, уцелев после экстремумов террора и голода, влачат свое существование, полагая себя вживе. А сторонние наблюдатели видят гастролеров из коммунистических зон, спортсменов, киноленты, ученых, парадные туристические фасады, встречают определенной формации эмигрантов, подчас рекламирующих страну своего исхода как потерянный рай. И для этих сторонних наблюдателей представляется вполне прагматичной альтернатива Б. Рассела. Тем более, что и в западном мире проблем хватает. А мир атакующий так умело камуфлирует свои гангренозные участки имитацией своего процветания, что для него нет ничего удобнее, желательнее, легче эксплуатации альтернативы Рассела.
Представитель агентства Рейтер задает Солженицыну вопрос:
"Со времени прихода Андропова к власти был оживленный обмен мнениями и аргументами насчет гонки вооружений обеих сторон, и последние год-два сильно возросли движения за разоружение. Что бы Вы сказали по вопросу ядерного разоружения молодежи и женщинам в Великобритании?" (VIII, стр. 10).
Солженицын предлагает рассмотреть несколько аспектов ответа на этот вопрос:
На первое место он ставит естественное отвращение "всякого человека" к ядерному оружию и обращается к истории его появления:
"Его первые изобрели на Западе и пустила в ход его богатая страна, которая побеждала и без того, и без ядерного оружия. Чтобы не терять своих солдат на окончание японской войны, убили около ста пятидесяти тысяч гражданского населения. Сам по себе этот выбор уже был ужасен. По-моему, отвращение к ядерному оружию, и даже более бурное, чем оно имеет место сегодня, должно было появиться в общественном мнении и у молодых людей Запада, имеющих свободу слова, за 40 лет до сегодняшнего дня. А общественное мнение схватилось за идею ядерного зонтика, и молодежь - того времени молодежь, сегодня она уже старая, - считали себя очень защищенными и были очень спокойны под ядерным зонтиком. Вот эта идея 40-х годов, что допустимо применить ядерное оружие, была аморальна. И было близоруко, глупо предположить, что так и будет всегда, что ядерное оружие будет только у Запада. В 40-х годах никто бы не поверил, что наступят времена, когда Советский Союз будет иметь более сильное ядерное оружие. Правда, был очень трезвый план Баруха в то время. Если бы тогда удалось установить всемирный, строгий, настоящий контроль над ядерным оружием, то тогда бы действительно человечество ушло от этой опасности, но надо сказать, что план Баруха был нереален при наличии Сталина и вообще коммунистического государства. Это была полная наивность и нереальность - предположить, что Советский Союз не вступит в соревнование по ядерному оружию. Вот первый аспект, который я хотел осветить" (VIII, стр. 10).
Оставим в стороне исторически конкретный вопрос о применении ядерного оружия американцами в Японии. Но если бы США из естественного человеческого отвращения к ядерному оружию отказались от его создания, монопольным обладателем этой отвратительной силы в конце 1940-х - начале 1950-х гг. стал бы СССР. И тогда судьба мира решилась бы однозначно, ибо ничто не уравновешивало бы советского ядерного шантажа(.
И можно ли называть план Баруха одновременно и "очень трезвым", и "полной наивностью и нереальностью"? Несомненно, что этот план был нисколько не трезвым, а полностью наивным и нереальным, потому что не только Сталин, но и любые его преемники, не отказавшиеся от коммунистической догматики (а до сих пор никто из них от нее не отказался), никогда не допустят в своих пределах "строгого, настоящего контроля над ядерным оружием". Поэтому Запад обречен его иметь и уравновешивать им ядерный и неядерный потенциал вероятных агрессоров.
