Аркадий Аверченко - Том 5. Чудеса в решете
Муж, хватаясь за голову:
— А я тебя так любил… Человек, счет!
Официант подбегает с бумажкой в руке.
— Что-о? — кричит муж, просматривая счет. — За бутылку этого гнусного вина вы дерете 15 тысяч?!
— Помилуйте, господин… Себе в покупке стоит 12 тысяч.
— Вот эта дрянь? Да я вам по девяти с половиной сколько угодно достану!
— Годится! Два ящика можете? Франко ресторан?
Оба садятся за столик, записывают сделку. В это время оставленный всеми молодой господин бочком подбирается к даме, шепчет что-то…
— Франко ваша квартира? — улыбаясь, спрашивает дама.
— Франко любая моя комната.
Оба смеются, он берет ее под руку. Уходят.
Муж, аккуратно записав в книжку новую сделку, поднимает голову:
— Человек! А где же жена?
— Она ушла с тем молодым человеком.
— О, боже! — со стоном вскрикивает муж, опуская голову на руки. — Какой ужас!
Тихо рыдает.
Растроганный лакей, склонившись над ним, ласково гладит его по плечу:
— Вы очень страдаете, господин?
— Еще бы! Гросс перчаток, дюжина по двести — и я не успел записать его адреса!
V. Демократия
Драма на море
Матросы одного океанского судна поймали акулу…
Вытащили ее крюком на палубу и распластали.
— А интересно, братцы, что у нее в желудке, — сказал судовой врач.
Бравый матрос одним ударом ножа вспорол акулий желудок, бесстрашно сунул туда руку и вытащил… человеческий череп и записную книжку в прочном коленкоровом переплете, только чуть-чуть разъеденную едким желудочным соком.
— Глянь, ребята, — сказал юнга. — Обезьяничий череп.
— Ничего подобного, — возразил доктор. — Судя по форме — это череп первобытного дикаря. Первая ступень развития.
— Не думаю, чтоб «первая ступень», — засмеялся младший офицер. — Не думаю, чтобы первобытный дикарь, ибо при черепе есть записная книжка. Несомненно — обладатель черепа и книжки — одно и то же лицо. А ну, поглядим… Ба! Написано по-русски. Значит, компатриот! Угораздило беднягу. Послушайте-ка!
* * *«Сыя записная книжка принадлежит члену „Профсогреба“ Веденею Дрыкину.
Воскресение. Ужас, ужас и еще раз ужас. Наша старая рыбачья шхуна „Амфитрита“ пошла ко дну ко всем чертям. Спасся только начальник и мы, шестеро… Плывем в лодке — куда неведомо! Хорошо еще, что начальник захватил компас и карту… Говорит, что берег в 80 милях и если хорошо грести, то в шесть дней догребем до берега. Навались, ребята!
Понедельник. Гребем. Подсчитывали рационы. Если по два сухаря и куску солонины в день, то на 5–6 дней хватит. Гребем день и ночь.
Вторник. Гребли, гребли, вдруг встает товарищ Алеша Гайкин и говорит этот Алеша Гайкин:
— А что, говорит, товарищи, — ведь тяжелая штука эта гребля.
— Очень, говорим, тяжелая.
— Это, говорит, труд, а всякий труд должен быть организован! Поэтому, говорит, предлагаю немедленно основать профессиональный союз гребцов для защиты наших пролетарских гребцовских интересов!
Начальнику это не особо чтобы понравилось:
— Что вы, говорит, ребята! Какие там союзы? Гребите себе, и конец! Доберемся до берега — тогда что хотите делайте.
— Нет, — говорит Алеша, — это ты врешь! Тогда уже поздно будет, на берегу-то. Мы должны организоваться сейчас. Выбирай, товарищи, председателя!
Вот оно, что значит: сознательный! Сразу сказал — что к чему! Мозговитая башка.
Побросали мы весла — стали выбирать. Ну, понятное дело — Алешу и выбрали.
— В таком разе, — кричит Алеша (радостный такой), — раз вы меня выбрали, то требую восьмичасового рабочего дня, и никаких гвоздей!
А начальник — смех на него смотреть — прямо что только не плачет:
— Да с ума вы, говорит, посходили! Где же это, кричит, видано, чтобы публика чуть ко дну не идет, а сама восьмичасового дня требует?! Да я сам, своими руками, буду хоть 15 часов грести… Одумайтесь, ребята.
— Думали, — говорит Алеша, — достаточно… И раз у нас проснулось классовое самосознание, то никаких ваших разговоров не должно быть. Правильно, товарищи? Голосуйте вставанием…
Проголосовали вставанием — чуть лодку не опрокинули.
А меня секретарем выбрали. Вот-то здорово! И сам не ожидал.
Среда. Решили грести так: четыре часа до обеда, четыре — после обеда. А так как обед был не особо чтобы какой, то Алеша потребовал увеличения пайка под угрозою забастовки.
Прямо плакал наш буржуй-начальник:
— Для вас же, чертей, берегу рационы… Ведь с голоду подохнете.
— Это, — говорит Алеша, — все трефовый разговор… А раз, что пролетариат работает — он должен и сносно питаться. Иначе минимум производительности!
Четверг. Вынул нынче Алеша из кармана книжечку-календарчик, глянул в него да как крикнет — таково радостно:
— Братцы-товарищи! А ведь нынче престольный праздник! Никто не имеет такого права, чтобы заставить нас у праздник работать. Бросай весла!
Ай и голова же! Прямо сил нет.
Пятница. Нынче у нас первый день забастовки. Вся штука вышла из-за того, что Алеша предъявил начальнику от имени профсоюза требование о больничной кассе и обеспечении на случай потери трудоспособности.
Получили отказ — забастовали.
Алеша называет это: „конфликт с предпринимателем“.
Вот мозух! Где-нибудь в Англии или еще где — министром был бы, а у нас так, зря околачивается.
Суббота. Забастовка протекает — нормально.
До берега 68 миль.
Рационы — только на завтра. Если потом начальник перестанет кормить — поломаем весла.
Алеша так это и называет: „Порча орудий производства“.
Появились акулы.
Этой сволочи еще чего надо?
Воскресенье. Рационы прикончили. Надо же питаться трудящему человеку.
Акулы прямо с ума спятили. Шныряют около лодки день и ночь — никакого им 8-часового рабочего дня нет!
Алеша чивой-то притих, а море, наоборот, разыгрывается. С запада желтая туча ползет, стерва, прямо как живая…
Акулы прямо чуть не через борт прыгают… Алеша даже одну кулаком по морде хватил.
Воскресенье (вечер). Буря. Алеша чего-то плачет.
— Простите, говорит, братцы, меня окаянного… Через меня все подох…
До чего сволочевый вал — чуть лодку не перевернул!
Акулы…
Братцы, что ж это так…
* * *От последней буквы записи тянулся длинный нервный карандашный хвост — будто кто-то помешал секретарю профсоюза дописать слово.
Дальше шли чистые листки.
* * *— Какая странная история, — прошептал доктор, швыряя череп через борт. — И ужаснее всего, что никто от этого не выиграл!..
Офицер возразил:
— Как никто? А акулы?
Дневник одного портного
Мне нужно было заказать себе костюм. Я пришел к портному и спросил:
— Вы портной?
— Видите ли, — отвечал он. — Короче говоря, я действительный член профессионального союза «Игла».
— Костюм мне сшить можете?
— М-м-м… Пожалуй. Только ведь это очень трудная штука — сшить костюм. Вы не думайте, что это так себе, пустяк.
— Я знаю. Если бы это было «так себе», я сшил бы сам. Сколько возьмете с моим матерьялом?
— Триста тысяч.
— Виноват, я даю и подкладку.
— А то как же. И пуговицы за ваш счет, и нитки. А иначе, согласитесь сами… Давайте задаток. Сто.
Я дал задаток и выжидательно остановился перед ним.
— Чего ж вы стоите? Ступайте домой. Как-нибудь на днях заверните.
— Виноват… А мерку?
— Можно и мерку. Впрочем, это не важно — рост у нас один. На какой-нибудь вершок вы выше и худее.
Вернувшись домой, я спросил у соседа:
— Сколько зарабатывает теперь ремесленник или рабочий?
— А черт его знает. Тысяч триста, я думаю.
— Не может быть! С меня сейчас за шитье одного костюма взяли триста тысяч!!
— А может быть, он будет шить ваш костюм целый месяц.
— Как месяц?! Раньше в два дня шили!
— Кто?!
— Портные.
— А теперь кто шьет?
— Действительный член профессионального союза «Игла».
— Ну, вот видите.
— А может, и этот, тово… В два дня… А?
— Тогда нужно предположить, что за 24 рабочих дня; в месяц он зарабатывает три миллиона шестьсот тысяч.
Это неслыханно!! Вот видите.
Через неделю я пошел к портному на примерку. Он сказал:
— Не готово к примерке.
Я беспомощно обвел глазами комнату, и вдруг мой взгляд упал на тоненькую тетрадку, валявшуюся на краю огромного стола. На обложке было написано:
«Дневник действ, члена проф. союза „Игла“ Еремея Обкарналова»…
— Хоть стакан воды дайте, — кротко попросил я.
Он пошел за водой, а я украл тетрадку, сунул ее в карман и тихо вышел.
