Семен Бронин - Каменная баба
-Вышла на время...- Ирине Сергеевне было неловко сказать, что хозяйка ушла на ночь.
-Кайф какой! Люкс!.. Надолго?.. Ирина Сергевна?!.- воззвал он к ней, и она поспешно встала, опережая его поступки:
-Пойдем ко мне... Здесь неудобно: ее комната...
Он пожал плечами: мол, зачем - непонятно, но последовал за ней в спальню.
- -
-Так и оставишь свет включенным?
-А как еще? Впотьмах толочься? Ну и понятия у тебя!
-А если заснем?
-И что с того? Ты же за свет платишь?- Он успел уже выяснить ее денежные отношения с хозяйкой.
-Ладно,- передумала она.- Скажу, что выключить забыла.
-Кто тебя спрашивать будет?
-Мало ли?.. Здесь по ночам свет не жгут...- и невольно оглядела его с головы до пят: при свете абажурной лампы, которой помогал скудный подслеповатый вечерний свет, идущий из окна, через сдвинутые белые шторки и поверх них...
Комната, с присутствием Алексея, словно поменяла пропорции и очертания: с одной стороны, как бы расширилась, с другой - сосредоточилась на полуторной кровати: прежде она тянулась в сторону окна и к столу возле него. Это была обычная, предназначенная для скромной деревенской пары спальня отличало ее от сотен таких же отсутствие фотографий на стенах: будто Прасковья Семеновна, поселившись здесь, решила порвать связи с прошлым.
-Первый раз мужчину у себя принимаю,- сказала Ирина Сергеевна.
-Это как?- не понял он.
-Да так... До сих пор все на птичьих правах было...- Непонятно было, говорит ли она всерьез или шутит.- В гостях или на чужой территории...
-Во временно оборудованном помещении?
-Да. А сегодня - пусть на ночь, но у себя дома.
-Взяла в аренду? За это выпить надо...- и полез за бутылкой.
-Не надо,- попросила она.- И так хорошо. Он резкий.
-Лучше бы хозяйской наливкой запить? Я видел в буфете вишневку.
-Да ты что?! И думать не смей!
-Давай поменяю? Эту поставлю, ту возьму? Выгодный же обмен?
-Это когда она тебе разрешит. Вот твоя комната - дальше ни ногой!
-Территория - это у вас великое дело. Жаль, хозяйки нет. Я ж говорил, нам недоставать ее будет.
Она подумала вслух:
-Сейчас, наверно, сестре говорит: моя-то, знаешь, что отчебучила?..- и ужаснулась собственной фантазии.- Судачат о нас, наверно. Тебя обсуждают.
-А почему не тебя?
-Со мной ясно все. Крест поставили.
-Выдумываешь все? Да так, что все верят... Что ты сказала ей? Почему я пришел?
-Не помню,- соврала она.- Сказала что-то...
-Это ты умеешь...- и оглядел ее лежащую у стены и особенно рельефную и выпуклую при боковом освещении.- Красивая женщина. Я ж говорю, богиня римская. Только теперь еще и без одеяния.
-Что ж во мне такого красивого? Ноги как тумбы.
-Почему - тумбы?.. Так если только - тумбочки. Очень, кстати, точеные и изящные.
-Тумбочки! Еще того лучше!
-Да не те тумбочки! Что ты к словам придираешься?
Она помедлила: будто и вправду задалась этим вопросом:
-Слушать приятно - поэтому.
-Все равно, главного не скажут. Знаешь, что у вас первое?
-Нет.
-Кожа. А она у тебя классная.
Она поглядела недоверчиво:
-Кто тебя учил?
-Знакомый один. Он дело знает. Я потом смотреть стал - так оно и есть.
Она укоризненно покачала головой, но не стала упрекать его.
-И какая она у меня?
-Белая, гибкая, податливая и упругая.
-Вот как?.. Откуда у тебя слова берутся? Эластичная, что ли?
-Можно и так сказать. А можно еще - как сливочная! Масло взбить хочется!..
-Погоди...- отстранилась она от него.- Масло взбить хочешь? Или вывих мне вправить?.. Понежней нельзя разве?.. А это зачем?..
У них возник спор о положениях тел при слияниях. Алексей настаивал на их разнообразии, она же придерживалась на этот счет более привычной для нее, консервативной точки зрения.
-А что такого? Чем плохо сзади?
-Я думала, это извращение.
-Какое извращение?!. Я не это имел в виду. Для этого тренироваться надо... Ты что, совсем новичок в этом деле?
-Почему? Видела Кама-сутру.
-С картинками?
-Были контуры. Понять можно.
-Ну и что тогда?
-Одно дело в книгах, другое... Подожди... Я сама люблю мужчинами руководить...
-В тебя как в омут проваливаешься. С какого боку не подступись... Мы с тобой еще в Москву поедем,- решил он, откидываясь на спину.- Я это говорил уже, а я от своих слов не отрекаюсь. На ветер их не бросаю.
-И что мы там с тобой делать будем?
-То же, что здесь. Только с московскими накрутками. В рестораны будем ходить.
-Вот счастье-то.
-Ну тогда в театры и на выставки. Хотя я их недолюбливаю.
Она поглядела с завистью.
-Это уже получше. Пошла б с удовольствием... Но только не выйдет у нас ничего,- решила она затем.
-А это почему?
-Потому что ты здесь не можешь жить, а я там. Тебя вверх, а меня на дно тянет. Давай лучше свет потушим.
-Зачем?
-Чтоб не запоминалось. С любовью, говорят, не шутят...
41
Ящер - древний зверь и чудовище, прятавшееся сначала под чужими именами в старинной ветеринаровой книжке и перебравшееся потом в мелкий текст на последние страницы Алексеева учебника, вылезло оттуда на тарасовский шлях, подняло безобразную шишковатую голову, раскрыло пасть, дохнуло смрадом, завыло и оскалило неровные острые зубы.
Против него были предприняты драконовские меры. Собрался штаб по борьбе с новой заразой - во главе с вызванным из отпуска Михал Михалычем. Подняли инструкции - подивились их враждебной, человеконенавистнической сущности, но сам святой ужас этот лишь подстегнул и подвигнул горячие умы к действию: у нас любят крайности и вообще все вызывающее головокружение. Составили план работы, наметили ответственных лиц и вызвали на помощь из Новосибирска санитарный отряд особого назначения: сфера действия его распространялась от Урала до Камчатки, и дело свое там знали - парни были с крепкими нервами, испытанные и загорелые. (Ящур - инфекция, хотя и не смертельная, но для скота особенно опасная: он быстро распространяется и может поразить целые регионы.)
Отряд прибыл самолетом, быстро перегрузился на поданный автобус и направился в Петровское. Здесь начались обычные проволочки. Областное начальство, как водится, позаседало, но от непосредственного участия в делах устранилось: то ли не захотело лезть на рожон, то ли поленилось и передоверило все звену районному. Надо было ехать в Тарасовку. Воробьев направил туда своим ходом десяток милиционеров, но глубже встревать в дело не стал - да секретаря и не особенно в него посвящали: не то оберегали, не то оставляли в неведении в силу строжайшей конспирации, которая с самого начала окружила вспышку ящура; его даже по имени не называли, а в приходящих сверху циркулярах он значился как "Инфекция": чтоб не создавать панику в населении. Медицина, слава богу, осталась в стороне, все шло по линии ветеринарии, которая у нас в загоне и небрежении. Бедного Запашного к этому времени так замотали и затюкали, что хоть из самого чучело делай - он сбежал из Петровского, сославшись на болезнь и взяв больничный лист у сердобольной Анны Романовны. Обратились все-таки в больницу: там хоть шофера были. Лукьянов наотрез отказался везти отряд в деревню, сказав по этому поводу: "Я ума еще не лишился", и за дело взялся беспечный Вениамин. Этот повел сначала машину на скорости сорок километров в час, потом, когда руль перенял другой, так показал дорогу, что отряд заехал даже не в другой район, а в чужую область - во всяком случае, полдня колесил по степи, срезая так называемые углы и "беря задами и огородами": благо погода стояла сухая. Где Вениамин находил в степи эти зады и огороды, только ему было известно; отрядники ему поначалу верили: как полагаются на туземца в незнакомой местности - потом приняли за Сусанина: напрасно он оправдывался и говорил, что сам только что сюда приехал.
(Потом, когда все кончилось, начальник отряда, посчитавший его вредителем и не желавший оставлять дело без последствий, настоял на том, чтобы его вызвали в соответствующие органы.
-Ну и что?- обратился он к Вениамину, сам ведя следствие, потому что ему дали такую возможность.- Будешь и дальше говорить, что не мог нас в Тарасовку свезти, потому что указателей в степи не было?
Веник, побитый перед этим в народе за пособничество врагу, со свежими ссадинами и синяками на лице и в других местах тоже, поглядел на него с понятной в таком случае обидой и претензией:
-А как еще? Так и было.
-Кто это тебя разрисовал так?
-Мужики - кто ж еще?
-Есть и еще желающие... Значит, ты только по-писаному машину водишь?
-А вы разве не по инструкции работаете? Зачем тогда грамоте учились?..-и начотряда уставился на него, не зная, что сказать и чему дивиться: неслыханной ли его дерзости или столь же непроходимой тупости. Местные коллеги взяли допрос в свои руки, поспрошали Вениамина еще самую малость и отпустили, не желая связываться с ним и разгадывать его ребусы.)
Председатель Тарасовского сельсовета, рослый и тучный мужик, из числа бывших старшин или прапорщиков, живший в селе как бы налегке, на всем готовом и сам корову не державший: человек по необходимости двусмысленный, вынужденный, как всякая другая российская промежуточная инстанция, служить "и нашим и вашим" и быть слугой двух господ (себя при этом не забывая) собрал, как ему было приказано, односельчан на сходку. Здесь заезжие специалисты должны были рассказать про ящур, про его опасность, про необходимость изъятия коров и про обещанную государством компенсацию; он же, по окончании внушения, должен был представить дело как независящее от него, неотвратимое и неминуемое, почесать в затылке, развести руками и пойти выпить с мужиками - с расстройства и с устатку. Просветителей, однако, все не было, сам он взваливать на себя ответственность не стал: тоже самоубийцей не был - подержал мужиков и баб на пустыре перед сельсоветом и, когда они вдоволь натолклись и насмотрелись здесь друг на друга, распустил по домам. Если быть точным, то они сами разошлись, а он только оформил их действия актом своей воли: они и пришли сюда не по его зову, а из-за беспокойства за скотину - иначе бы черта с два он их дождался: на селе не любили организованности. Так или иначе, но народ рассеялся, уверенный в том, что имеет дело с очередной начальственной блажью, с ветром, пронесшимся не в умах даже, а по шуршащим на столах бумагам.
