Александр Грин - Том 5. Романы 1928-1930
Проливной дождь, хлынувший с потолка, не так изумил бы свидетелей этой сцены и самого Ван-Конета, как слова Давенанта. Баркет дернул его за рукав.
— Пропадете! — шепнул он. — Молчите, молчите! Сногден опомнился первым.
— Вас оскорбили?. — закричал он, бросаясь к Тиррею. — Вы… как, бишь, вас?.. Так вы тоже жених?
— Все для Петронии, — пробормотал, тешась, Вейс.
— Я не знаю, почему молчал Баркет, — ответил Давенант, не обращая внимания на ярость Сногде-на и говоря с Ван-Конетом, — но раз отец молчал, за него сказал я. Оскорбление любви есть оскорбление мне.
— А! Вот проповедник романтических взглядов! Напоминает казуара перед молитвенником!
— Оставьте, Сногден, — холодно приказал Ван-Конет, вставая и подходя к Давенанту. — Любезнейший цирковой Немврод! Если, сию же минуту, вы не попросите у меня прощения так основательно, как собака просит кусок хлеба, я извещу вас о моем настроении звуком пощечины.
— Вы подлец! — громко сказал Давенант. Ван-Конет ударил его, но Давенант успел закрыться, тотчас ответив противнику такой пощечиной, что тот закрыл глаза и едва не упал. Вейс бросился между ними.
В комнате стало тихо, как это бывает от сознания непоправимой беды.
— Вот что, — сказала Вейсу Мульдвей, — я сяду в автомобиль. Проводите меня.
Они вышли.
Сногден подошел к Ван-Конету. У покинутого стола находились трое: Давенант, Сногден и Ван-Конет. Баркет, наспех собрав поклажу, отвел Марту на двор и кинулся запрягать лошадь.
Давенант слышал разговор, отлично понимая его оскорбительный смысл.
— С трактирщиком? — сказал Ван-Конет.
— Да. — ответил тот. — Таково положение.
— Слишком большая честь. Но не в том дело. Вы знаете, в чем.
— Как хотите. В таком случае моя роль впереди.
— Благодарю, вы — друг. Эй, скотина, — обратился Ван-Конет к Давенанту, — мы смотрим на тебя, как на бешеное животное. Дуэли не будет.
— Если вы откажетесь от дуэли, — неторопливо объяснил Давенант, — я позабочусь, чтобы ваша невеста знала, на какой щеке у вас будут лучше расти волосы.
Эти взаимные оскорбления не могли уже вызвать нового нападения ни с той, ни с другой стороны.
— Вы знаете, кому говорите такие замечательные вещи? — спросил Сногден.
— Георгу Ван-Конету я говорю их.
— Да. А также мне. Я — Рауль Сногден.
— Двое всегда слышат лучше, чем один.
— Что делать? — сказал Ван-Конет. — Вы видите, — этот человек одержим. Вот что: вас известят, так и быть, вам окажут честь драться с вами.
— Место найдется, — ответил Давенант. — Я жду немедленного решения.
— Это невозможно, — заявил Сногден. — Будьте довольны тем, что вам обещано.
— Хорошо. Я буду ждать и, если ваш гнев остынет, приму меры, чтобы он начал пылать. Наступило молчание.
— Негодяй!.. Идем, — обратился Ван-Конет к Сногдену, медленно сходя по ступеням, в то время как Сногден вынимал деньги, чтобы расплатиться. Швырнув два золотых на покинутый стол, он побежал к автомобилю. Усевшись, компания исчезла в пыли знойного утра.
Задумавшись, Давенант стоял у окна, опустив голову и проверяя свой поступок, но не видел в нем ничего лишнего. Он был вынужденным, этот поступок.
Расстроенная Марта вскоре после того передала хозяину свою благодарность через отца, который уже собрался уехать. Он был потрясен, беспокоился и упрашивал Давенанта найти способ загладить страшное дело.
Давенант молча выслушал его и, проводив гостей, обратился к работе дня.
Глава II
Большую часть пути Ван-Конет молчал, ненавидя своих спутников за то, что они были свидетелями его позора, но рассудок заставил его уступить требованиям положения.
— Я хочу избежать огласки, — сказал Ван-Конет Лауре Мульдвей. — Обещайте никому ничего не говорить.
Лаура знала, что Ван-Конет вознаградит ее за молчание. Если же не вознаградит, — ее карты были сильны и она могла сделать безопасный ход на крупную сумму. Эта неожиданная удача так оживила Мульдвей, что она стала мысленно благословлять судьбу.
— На меня положись, Георг, — сердечно-иронически шепнула ему Лаура. — Я только боюсь, что тот человек вас убьет. Не разумнее ли кончить все дело миром? Если он извинится?
— Поздно и невозможно, — Ван-Конет задумался. — Да, поздно. Сногден заявил от моего имени согласие драться.
— Как же быть?
— Не знаю. Я извещу вас.
— Ради бога, Георг!
— Хорошо. Но риск неизбежен.
Ван-Конет приказал шоферу остановиться у пригородной таверны и, кивнув Сногдену, чтобы тот шел за ним, расстался с Вейсом, которого тоже попросил молчать о тяжелом случае.
— Дорогой Георг, — ответил Вейс, — мне, каюсь, странно ваше волнение из-за таких пустяков, которое следовало там же, на месте, исправить сногсшибательной дракой. Но я буду молчать, потому что вы так хотите.
— Дело значительно сложнее, чем вам кажется, — возразил Ван-Конет. — Характер и взгляды моей невесты решают, к сожалению, все. Я должен жениться на ней.
Вейс уехал с Лаурой, а Ван-Конет и Сногден вошли в таверну и заняли отдельную комнату.
Сногден, не имея состояния, обладал таинственной способностью хорошо одеваться, жить в дорогой квартире и поддерживать приятельские отношения с холостой знатью. Ходил слух, что он — шулер и шантажист, но, никогда не подкрепляемый фактами или даже косвенными доказательствами, слух этот был ему скорее на пользу, чем во вред, по свойству человеческого сознания восхищаться порядочностью, если ее атакуют, и неуловимостью, если она талантлива.
Догадываясь, что хочет от него Ван-Конет, которому вскоре надо было ехать к Консуэло Хуарец, Сногден предупредительно положил на стол часы, а затем распорядился подать ликеры и кофе.
— Сногден, я пропал! — воскликнул Ван-Конет, когда слуга удалился. — Пощечина приклеена крепко, и не сегодня, так завтра об этом узнают в городе. Тогда Консуэло Хуарец, со свойственной ее нации театральной отвагой, будет ждать моей смерти от пули этого Гравелота, потом нарыдается досыта и уйдет в монастырь или отравится.
— Вы хорошо ее знаете?
— Я ее достаточно хорошо знаю. Это смесь патоки и гремучего студня.
— Несомненно, дядя Гравелот — идеальный стрелок, — заговорил Сногден, после продолжительного размышления и вполне обдумав детали своего плана. — Даже тяжело раненный, если вы успеете выстрелить раньше, Гравелот отлично поразит вас в лоб или нос, куда ему вздумается.
— Не хватает еще, чтобы вы так же игриво нарисовали картину моих похорон.
— Примите это как размышление вслух, Ван-Конет, — я не хочу вас ни дразнить, ни мучить, а потому скорее разберем наши возможности. Примирение отпадает.
— Почему? — быстро спросил Ван-Конет, втайне надеявшийся замять дело хотя бы ценой нового унижения. Потому что он вам дал пощечину, а также потому, что мы не можем быть уверены в скромности Гравелота: идя мириться, рискуем наскочить на отказ. Ведь вы первый его ударили.
Ван-Конет сжал виски, мрачно смотря в рюмку. Вздохнув, он улыбнулся и выпил.
— Ничего не понимаю. Сногден, помогите! Выручите меня! После кошмарной ночи с этой Мульдвей у меня в голове сплошной вопль. Я теряюсь.
— Георг, — громко сказал Сногден, тряся за плечо приятеля, который, уронив лицо в ладони, сидел полумертвый от страха и ненависти, — я вас спасу.
— Ради чертей, Рауль! Что вы можете сделать?
— Прежде чем сказать что, я требую слепого доверия.
— Я на все согласен.
— Слепое доверие есть главное условие. Второе: я должен действовать немедленно. Для моих действий мне нужны наличные деньги.
Ван-Конет не был скуп, в чем Сногден убеждался довольно часто. Но, когда Сногден назвал сумму — три тысячи, — Ван-Конет нахмурился и несколько охладел к спасительному авторитету приятеля.
— Так много? Для чего вам столько денег?
— Мною записаны имена свидетелей. Баркет, его дочь, служанка и сам Гравелот, — объяснил Сногден так серьезно, что Ван-Конет покоробился. — Со всеми этими людьми я добьюсь их молчания. Гравелот будет стоить дороже других, но с остальными я берусь устроить дешевле. Вейс уезжает сегодня. Лаура будет молчать, надеясь на благодарность впоследствии. Люди не сложны. Иначе я давно бы уже чистил прохожим сапоги или писал романы для воскресного приложения.
— Вы правы. Действуйте, — сказал Ван-Конет, вытаскивая книжку чеков. Написав сумму, он подписал чек и передал его Сногдену.
— Теперь, — сказал Сногден, спрятав чек, — я буду говорить откровенно.
— Самое лучшее.
— Прекрасно. Мы — люди без предрассудков. Я устрою ваше дело, но только в том случае, если вы выдадите мне теперь же вексель на два месяца, на сумму в десять тысяч фунтов.
