Сергей Сергеев-Ценский - Том 2. Произведения 1909-1926
Когда я вернулся, все еще плавал в моей комнате отголосок встревоженной речи этого здорового на вид крепкоплечего человека, и было почему-то долго это; и в комнате теперь, когда он уже ушел, стало почему-то гораздо теснее, чем когда сидел он за столом, пил чай, говорил о своем детском и выставлял иногда для защиты от меня налитую, тугую, толстопалую, квадратную ладонь.
Моя собачонка Мишка, маленькая дворняжка, похожая на медвежонка, спала обыкновенно на дворе около дома. Я поместил ее в закрытое место, чтобы не подобралась темной, хоть глаз коли, дождливой ночью какая-нибудь другая, таинственно обреченная и обрекающая. Мишка, конечно же, кинется защищать от нее дом — и погибнет, и не будет этого изумительного звереныша, рыженького, с черными висячими ушами, с глазами, как два орешка, которому стоит только сказать: «Гони!» — и вот он кидается стремглав в кусты и непременно найдет, кого гнать: дрозда, синицу, кошку чужую, — мало ли живого в кустах? И мелькает тут и там и лает очень заливисто.
Когда он сыт, он закапывает свои куски и кости в землю; когда голоден, отрывает запасы, и черненький нос его часто в глине от этого сложного ведения хозяйства.
И вдруг подберется к такому чудесному Мишке обреченная и укусит!.. Укусит — и… и как же тогда без него опустеет кругом!
IIIПрошло не больше недели.
Собак еще не всех уничтожили (слышны бывали выстрелы), но когда в город, за хлебом и прочим съестным, а кстати и на почту, пришлось мне спуститься со своей несуразной горы, то первое, что я услышал от первого же встреченного мною, аптекаря Майбороды, было об Ефиме Петровиче:
— А знаете, гидротехник-то наш, кажется, умирает!..
— Да что вы?! — изумился я страшно. — Собака?..
— А?!. Какая собака?.. Нет! Выехал куда-то по своей службе… Кажется, оползни на шоссе чинить, отводить воду. Ехал на лошади, на линейке, а навстречу из-за поворота — автомобиль. Лошадь испугалась, линейку опрокинула — он и упади под откос, головой о камень… Сотрясение мозга!.. Говорят, оч-чень тяжелый случай… То есть даже так говорил мне доктор Мичри: ни-ка-кой надежды!
И Майборода вобрал голову в плечи, немного присел в коленях и развел руками, ладонями вниз.
Я никогда не был у Ефима Петровича и не знал, где его контора и «станция», но пошел, только услышав это, не за покупками, а к нему.
Мне указали.
Я вошел.
Меня встретила бледная, с теплым платком на плечах, подвязанным сзади, женщина, его жена, с припухшими веками, с красными глазами.
Ефим Петрович лежал под байковым серым одеялом. Голова тяжело ушла в подушку, желтое лицо сурово, глаза закрыты… Борода его — и та показалась мне свинцово-тяжкой.
Но едва я сказал бледной женщине, что поражен, очень сожалею и еще что-то ненужное ей, как ко мне подошел не замеченный мною при входе мальчик лет четырех с головой, поразительно похожей по форме на голову Ефима Петровича, и очень общительно вдруг спросил:
— Дядя, ты не знаешь, как это лед к нам прошел через стекло? — и указал на окно маленькой, но твердой ручонкой.
Погода очень изменилась за те несколько дней, как заходил ко мне Ефим Петрович, и теперь вместо дождя снег сыпал шапками, а ночью был мороз… В комнате топилась железная печка, но, может быть, ее только что затопили.
Я погладил мальчика по стриженой головке, не ответив ему; я задал бледной женщине свой, взрослый, совершенно ненужный, вопрос:
— Но как же, как же все-таки это случилось?..
И узнал от нее вдобавок к тому, что уже знал, что совсем близко от шоссе высовывался из земли этот большой камень, о который ударился Ефим Петрович, — совсем близко: не больше как пять аршин; но, значит, очень неожиданно вылетел он из линейки: тело никак не приготовилось к защите, даже не выставило вперед рук… Пусть бы уж руку сломал, но не это — не сотрясение мозга!..
— Ах, Ефим Петрович, Ефим Петрович! — горестно покачал я над ним головою, и вдруг он довольно внятно, только как будто сквозь сон, проговорил:
— Сабельцын.
Это была его фамилия.
Я посмотрел на его жену радостно, но она прошептала мне:
— Два доктора были… сказали, что не нужно…
— Что не нужно?.. Говорить с ним?
— Нет… класть его в больницу.
И, отвернувшись, поднесла к глазам передник.
Мальчик же как раз в это время колотил по лбу серенького котенка, который вдруг запищал раздирающе, и она обернулась к нему с умоляющим лицом:
— Петя!.. Ну, разве же ты не понимаешь?..
Петя нахмурился, бросил котенка, постоял немного задумчиво, положив обе руки на запрокинутый лоб, и потом, глядя мне прямо в глаза, взял коробочку спичек, лежавшую около печки на стуле.
Очень худая, совершенно прозрачная рука жены Ефима Петровича немного отвернула край байкового одеяла — не под бородою (тут плотно лежал на нем подбородок), а от левого плеча: должно быть, измученная женщина подумала, что так дышать раненому будет легче.
В окно видна была черепичная крыша в снегу и столбы метеорологической станции, выкрашенные в белый цвет. И я заметил еще, как маленький Петя, устроившись около загадочного льда на стекле, протягивал к нему зажженную спичку.
— Какое несчастье! — сказал я, избегая глядеть в глаза женщины и глядя выше их, на простую плоскую прическу из скудных темных волос. — Но ведь бывают случаи, когда сотрясение мозга…
Я старался говорить вполголоса, но она меня перебила:
— Вы думаете, он что-нибудь понимает?.. Нет… он… ничего не слышит даже…
— Однако же он сказал сейчас мне свою фамилию, — возразил я живо.
— Это доктор Мичри… внушением его пробовал лечить… приказал ему… А больше он ничего не говорит… Он спит все время…
Шея у нее была тонкая, высокая, напряженная; губы сухие, белые; глаза — с застывшим испугом.
— Ах, Ефим Петрович, Ефим Петрович!.. Недавно он был у меня… — сказал я, чтобы что-нибудь сказать.
Она ничем не отозвалась на это, только повела ранеными глазами туда, где устроился Петя.
Петя был так занят своим льдом, что не успел заслонить плечиком зажженной спички, и она заметила этот маленький бледный огонек.
Может быть, он напомнил ей огонек той восковой свечки, которую вот-вот, через день, через два, принесет и зажжет какая-нибудь старушка соседка у тела ее мужа, — и она порывисто бросилась к окну, с криком:
— Пе-тич-ка!.. Отец умирает, а ты…
Я поклонился ей низко и вышел.
И потом на улицах, где все укрывающий снег падал шапками, я долго не отводил своих глаз от внимательных глаз совсем маленьких, обрадованных первым снегом детей.
Вот они впитывают, вот они запоминают, — они делают каждый миг величайшие открытия!..
Может быть, в какой-нибудь из этих голов, с незаросшими еще родничками черепа, зарождается вот теперь большая в будущем мысль: мысль о том, как потрясенный, сотрясенный, дрогнувший человеческий мозг поставить на место, упрочнить?.. В какой же именно?
Может быть, в этой, прикрытой старой шапчонкой с наушниками, которые болтаются, как крылья?.. Может быть, в этой, обвязанной материнским платком?.. Может быть, в этой головке девочки со смышлеными глазами?..
Нерасстрелянный еще и неотравленный белесый песик на длинных ногах сидит у калитки и не лает, а только дрожит и смотрит.
Падает снег.
Проезжает линейка в одну лошадь… Может быть, она, эта лошадка, гнедая кобылка, — причина гибели Ефима Петровича?..
И когда умрет Ефим Петрович, после него останется и будет жить долго Петр Ефимович Сабельцын, который на всю остальную жизнь запомнит, как умирал сброшенный на камень его отец и как в это время верещал поколоченный серенький котенок, падал снег на соседнюю черепичную буро-красную крышу, и лед с надворья каким-то образом протискался через стекло окна в их комнату, а он сам потихоньку зажигал спичку за спичкой, чтобы его поджечь, и когда зажигал спичку, то отворачивался от окна и смотрел на бледную маму и какого-то чужого дядю, чтобы отвести им глаза от своего очень важного дела, и только подставлял под спичку, бывшую в правой руке, свою маленькую левую ладонь и радостно ощущал за спиною, что лед плачет.
1926 г.
Комментарии
Движения*
Впервые напечатано в «Современном мире» №№ 1, 2, 3 и 6 за 1910 год. Вошло в пятый том собрания сочинений изд. «Мысль» с подзаголовком: «Поэма». Печатается по собранию сочинений изд. «Художественная литература», том второй, 1955.
Испуг*
Впервые напечатано в «Современном мире» № 2 за 1911 год. Вошло в шестой том собрания сочинений изд. «Мысль» с датой: «Октябрь 1910 г.». В собрании сочинений изд. «Художественная литература» (1955–1956 гг.) автор дал «Испугу» подзаголовок: «Стихотворение в прозе». Печатается по этому изданию, том второй.
