Якуб Колас - На росстанях
- Вот это человеческий голос! - воскликнул Лобанович. - Друг мой дорогой! Для этого мы и собираемся. Нам надо проверить: что мы и кто мы? Или мы - болотная вода, которой нет ходу, или мы - криничная струя, живая, свежая, та струя, которая оставляет в стороне гнилую болотную воду и все стремится вперед и вперед по чистому желтому песочку.
- Стойте, хлопцы! Видите? - испуганным голосом тихо проговорил Лопаткевич и присел в борозду.
Лобанович взглянул в ту сторону, куда показывала дрожащая рука Лопаткевича. Среди ржи, на соседней меже, покачивались над колосьями две фуражки.
- Полиция! - еле пошевелил побледневшими губами Гулик.
Все немного растерялись и пригнули головы.
Раздвинув колосья, Лобанович начал всматриваться. Спустя некоторое время лицо его повеселело.
- Эй ты, богатырь! - насмешливо обратился Андрей к Лопаткевичу. Перестань дрожать от страха, разогнись, протри глаза и посмотри.
Учителя подняли головы, осмотрелись.
- Фуражки-то не начальнические, кокарды не блестят. Значит, какая может быть полиция! - продолжал Лобанович и засмеялся. - Пойдем навстречу. Это, вероятно, кто-то из Микутич, а может, и кто-нибудь из наших товарищей счел за лучшее податься в противоположную сторону от места собрания, - Андрей выразительно посмотрел на Лопаткевича.
- Я считаю, что надо идти к ним и выяснить, что они и кто они, проговорил Тукала. - По крайней мере будем знать и сможем определить линию нашего поведения, а в случае чего предупредим товарищей.
Тем временем головы неизвестных людей снова замелькали среди ржи, но на этот раз видно было, что путники направились в другую сторону.
- Гэй! - крикнул Лобанович. - Гэй, кто там? Обождите!
Путники остановились.
- Что ты! - схватил его за руку Лопаткевич. - А вдруг это шпики?
- Тем лучше, - сказал Андрей. - Мы покажем, что никого не боимся, а просто гуляем в поле.
Учителя и неизвестные двинулись друг другу навстречу и скоро столкнулись лицом к лицу.
Лобанович узнал "неизвестных". Это были действительно микутичские крестьяне Мирон Шуська и Лявон Раткевич. Лобанович хорошо знал их обоих, как своих земляков. Садович часто вел с Шуськой и Раткевичем беседы, научил их немного разбираться в политике. "Это ваша опора, без народа в ваших делах не навоюешь", - говорил Садович Андрею.
- А зачем это дядьки гуляют по полю в такую пору?
Раткевич хитро усмехнулся.
- Да вот ходили посмотреть: может, где-нибудь княжеской травы удастся вечерком накосить.
- Мы же вольные, - горько проговорил Шуська. - Жать рановато, косить, если бы и хотел, нечего; весь луг княжеский. Жевать также нечего: хлеб кончился, Вот и ходим вольные - ни рукам, ни зубам работы нет.
Сколько раз Лобановичу приходилось выслушивать такие жалобы, и всегда они вызывала в нем чувство какой-то и своей вины в беде народа..
- Нечего, дядька, - Лобанович взял Шуську за руку и, волнуясь, даже запинаясь порой, продолжал: - Вы же знаете, не всегда так будет, надо только нам, трудящимся людям, ближе стать друг к другу, чтобы вместе защищать свои интересы, отстаивать свои права. А если так будет, то упадет с престола коронованный идол, разбегутся его прислужники. Тогда и поля и луга перейдут в крестьянские руки, которые сами сумеют обработать их, управиться с ними. Не будете крадучись выкашивать полянки в панском лесу, на свое собственное поле пойдете работать.
Лопаткевич незаметно дернул Лобановича за рукав.
- Пусть учитель не беспокоится, - открыто глянув ясными глазами на Лопаткевича, проговорил Шуська, - ничего плохого из нашего разговора не будет, в плохие уши он не попадет. А если скажу кому, то такому же горемыке, как я сам. Он меня поймет, потому что и сам хочет дождаться лучшей доли.
На губах Раткевича снова появилась понимающая, хитроватая улыбка.
- Если учителя погулять собрались, то на доброе здоровье, - сказал он. - А может, гуляя, поговорить о чем-нибудь захочется - говорите смело. Мы тут поблизости походим и, если что такое, дадим знать. Не так нам уже та панская трава нужна, - закончил Раткевич.
Учителя, взволнованные неожиданной встречей и поддержкой, поблагодарили свою добровольную стражу и двинулись дальше.
Лобановичу стало понятно, что разговоры, которые он и Садович вели с крестьянами, не пропали даром. "Молодец Бас! - мысленно похвалил он Садовича. - Действительно это ваша опора!"
Когда подходили к Пристаньке, увидели гуляющих возле реки знакомых учителей. Они громко приветствовали группу Лобановича. Тотчас же показался из лесу и Садович со своими друзьями. Все сошлись на высоком и живописном берегу Немана, где можно было присесть или просто поваляться на сочной зеленой травке.
Всего собралось двадцать один человек. Это были молодые хлопцы, до-двадцати пяти лет. Одному Ничыпару Янковцу было лет под тридцать. У некоторых только еле-еле пробивались усики. Зато попался в один бородач. Это был Милевский Адам. Он отпустил длинную, рыжую, выстриженную в середине бороду, какие носили министры при царе Александре II. Борода Милевского была предметом шуток со стороны учителей, но он не обращал на шутки внимания, сам смеялся над собой и объяснял, что бороду он носит для "фацеции". Одеты учителя были хоть и не очень богато, но все же на городской лад, а некоторые даже и щеголевато. Фуражки они носили черные и белые летние с бархатными околышами. Были, правда, учителя и без фуражек, без пиджаков, в одних только верхних рубахах.
Когда разговоры и шум немного стихли, Садович обратился к учителям:
- Товарищи! Давайте приступим к делу, ради которого, собственно говоря, мы и собрались здесь.
- Поскольку мы собрались для того, чтобы навсегда сбросить с себя одежду "ветхого Адама", - отозвался Иван Тадорик, - давайте сперва искупаемся в Немане, а наше собрание не медведь, в лес не убежит. Приступим к важному делу с чистой совестью и с чистым телом.
- Ты мне всегда портишь обедню! - напустился на Тадорика Садович. Проведем собрание - оно будет недолгим - и тогда смоешь "ветхого Адама". Как народ считает? - спросил он учителей.
- Сначала собрание, купаться потом! - загудели все, в том числе и Лопаткевич и Гулик. Им, очевидно, хотелось поскорей развязаться с этим небезопасным делом.
- Если так, то перейдем к делу, - торжественно объявил Садович. Товарищи! - продолжал он. - Как водится всюду на свете в таких случаях, нам надо выбрать председателя собрания и секретаря. Кого выберем председателем? Я предлагаю Ничыпара Янковца.
- Кто палку взял, тот и капрал, - откликнулся Ничыпар. - Будь ты председателем... Хлопцы! Я предлагаю выбрать Садовича, он в таких делах мастак.
Учителя зашумели. Одни называли Ничыпара, другие - Садовича. После недолгих пререканий председателем собрания был избран Садович, а секретарем - Райский.
Став председателем собрания, Садович сразу переменился. Черты его лица сделались строгими, глаза грозными, грудь его еще более подалась вперед, и голос зазвучал по-новому.
- Товарищи! Сегодняшнее собрание - важнейшее событие в нашей учительской жизни, - начал он. - Мы живем в такое время, когда все лучшие люди России отдают свою волю и энергию на борьбу с царизмом, за равноправие и свободу народа. Никакие кары царских прислужников не могут сломить революционных борцов. Царский трон зашатался...
- Но царь с трона не свалится, - заметил Тадорик.
- Вот мы и должны свалить его! - грозно сказал оратор. - Наша святая обязанность - открыть глаза народу. Наш долг перед народом - организоваться в революционный учительский союз, присоединиться к Всероссийскому учительскому союзу и общими усилиями, по единой программе повести борьбу за освобождение народа из ярма царского самодержавия, за землю и волю.
Говорил Садович долго и довольно складно. Многие из слушателей, в том числе и Лобанович, подумали: "А хорошо говорит Бас!" - и втайне позавидовали его красноречию.
- Наш долг, - закончил свою речь Садович, - организовать сегодня же учительский союз борьбы с царизмом. Так обсудим это. Кто хочет сказать?
- А что здесь обсуждать и что говорить? - тряхнул длинными волосами Ничыпар Янковец. - Дело ясное, такая организация нужна! - И он решительно махнул рукой.
- Конечно, нужна! - подхватили учителя. Даже Гулик и Лопаткевич проявили вдруг некоторую воинственность.
- Я так думал, и все мы так думаем, - сказал в заключение Садович. Нам, друзья, надо оформить наше постановление.
- А какое постановление? - спросил Лопаткевич.
- Такое, - ответил Садович. - "Девятого июля тысяча девятьсот шестого года - то есть сегодня - мы, нижеподписавшиеся, постановили: первое организовать учительский союз; второе - поставить своей задачей бороться с самодержавным строем... " Более подробно мы обсудим и запишем дома, потому что здесь у нас нет ни бумаги, ни чернил, - прервал сам себя Садович.
- Валяй! - махнул рукой Лопаткевич.
На этом учительское собрание на Пристаньке было окончено, и его участники, быстро сбросив с себя одежду, пошли в Неман смывать "ветхого Адама".
