Дора Штурман - У края бездны
Так что Стерлиговы-анпиловы в данном случае продолжают дело не Корнилова-Крымова-Деникина, а большевиков. Они объективно (быть может, и сами того не ведая) стремятся завершить большевистское дело, ибо доводят распад, задействованный ленинцами, до фазы необратимости.
То же и самые благонамеренные замедлители реформ, их неторопливые, беспечные переигрыватели и постепеновцы из корпуса технократической и военно-промышленной номенклатуры. Они не могут (или делают вид, что не могут) понять главного: думать и действовать необходимо с минимальным разрывом во времени между этими процессами. Времени на долгие раздумья нет.
В нынешней России и в преобладающей части русской публицистики зарубежья господствует роковое заблуждение, которого избежал, наверное, лишь один Солженицын. Но чтобы охватить миропонимание Солженицына, надо без предубеждений прочесть хотя бы его "Красное Колесо". У современников для этого нет времени. Условия их быта и бытия не способствуют душевной сосредоточенности. Мысля урывками, с чужих слов, проще всего принимать желаемое за сущее, В годы смуты желанней всего стабильность. Поэтому (и со знаком "плюс" и со знаком "минус", в зависимости от политической ориентации) потомкам видятся как в Столыпине, так и в Корнилове в качестве главных достоинств сила, твердость, решимость. На самом же деле Столыпин был царским чиновником, государственным служащим и с и л ы (полномочий) реализовать твердость своего характера, свою прямоту и ясность своих представлений не имел. Он был блокирован со всех сторон. Рукой Богрова двигало, по меткому выражению Солженицына, "идеологическое поле" общественного сознания, прежде всего - радикального. Способствовала осуществлению геростратова комплекса Богрова киевская охранка, то есть вроде бы махровые ретрограды. А завтрашний день нависал над Столыпиным неотвратимой отставкой (царской чете было с ним дискомфортно). Так что достаточной силой в административном смысле слова Столыпин не обладал. Кроме того, и ему и Корнилову было в высшей степени свойственно чувство субординации. Не конформизма и угодничества, а именно субординации как синонима государственной дисциплины, чувства долга и уважения к правопорядку.
Обобщенно - сила обоих была в объективно неутопическом характере их позиций. Конкретно необходимых полномочий и сроков для достаточно радикальных действий Столыпину судьба не отпустила, а Корнилов не взял на себя ответственности вовремя перешагнуть через субординацию.
Слабость же и "право-левых" оппонентов Столыпина, и растерзавших вырытое из могилы тело генерала Корнилова красных, и нынешних псевдоконсерваторов (невозможно и, главное, нечего уже им консервировать), мнящих себя Столыпиными и Корниловыми, - в безнадежном утопизме их планов и намерений. Им с у ж д е н о только растлевать, убивать и разрушать.
Пользуясь случаем, возражу (не впервые) еще одному распространенному заблуждению: Русь, Россия вовсе не кружилась по замкнутому циклу "застой реформы - революция - деспотия - застой" (начать можно с любой точки) тысячу лет. Циклические смены более или менее стабильных, подвижных, смутных, жестоких и относительно свободных (или мягких) периодов характерны далеко не только для России. До 1917 года, в особенности после реформ Александра II, обобщенная историческая траектория России в экономическом и правовом отношении представлялась сочетанием все ускоряющегося роста - и колебательного процесса с его подъемами и спадами. 1917 год эту линию перерубил. История страны потекла по другим законам. Корнилов попытался остановить этот поворот малой кровью. Чуть позже не удалось и большой.
Как это на первый взгляд ни странно, дело генерала Корнилова старались продолжить глубоко штатские и сугубо легитимно действующие люди - Ельцин и его единомышленники, хотя в своем политическом поведении они больше напоминают Керенского. Но ведь и Корнилов очень долго, непростительно долго пытался сообразовать свои действия с беспринципной нерешительностью Керенского и его окружения. Так что нет здесь никаких безоговорочных аналогий и антитез. Ясно одно если Ельцин и его помощники и сторонники, подобно Корнилову, будут слишком долго пытаться согласовать свои действия с силами сознательно или бессознательно разрушительными, то крушение - неизбежно. И оно будет страшней, чем тогда. Тех ресурсов, того колоссального запаса моральной, экологической, экономической прочности, которые были у России 1917 года, у нынешней России нет. Из нее немыслимо выжимать соки еще семьдесят пять лет. И не подо что это делать: иллюзии тоже на исходе. Точнее, если какие-то стойкие мифологемы и иллюзорные цели и остались, то они у разных групп, группок и единиц - свои, разные, стимулирующие взаимные столкновения, а не соподчиненность одной силе. Кроме того, перечисляя опасности, начинать следует с главного дефицита - с дефицита морали, рождающего немотивированную агрессию всех против всех.
Говоря о неотложности реконструктивно-созидательных мер, направленных против распада (в том числе и распада под маской стабилизации), я не имею в виду неизбежности силового вмешательства. Я говорю об овладении ходом событий. В июле-августе 1917 года невоенные меры были уже заведомо обречены на провал. В наше время - чем более отодвигается овладение ситуацией со стороны неподдельно реконструктивных и здравомыслящих сил, тем более вероятными становятся, во-первых, силовой характер вмешательства, во-вторых, бессилие любого его варианта. Время р а б о т а е т п р о т и в п р е к р а с н о д у ш н о г о и б е з д е я т е л ь н о г о о п т и м и з м а.
Я не хочу заниматься натяжками, поэтому не буду искать современных аналогов остальным участникам тогдашней драмы. Но и тогда казалось, и теперь видится так, что жизнь стала намного свободнее по сравнению с предыдущей эпохой. Тогда свобода оказалась прологом небывалого рабства. Прологом к чему она окажется на этот раз? Мы постоянно забываем о том, что свобода - это не более (но и не менее) чем возможность выбора, а значит, и синоним личной ответственности. Керенский в свое время выбрал предательство, Корнилов промедление в необходимой акции, общественность - перекос "влево". Будущее возникло как равнодействующая всех выборов. Всегда приходит момент, когда люди или их потомки платят за выбор.
Если только остаются потомки...
