Валериан Скворцов - Сингапурский квартет
Через час следовало везти отца к врачу, наезжавшему в Сингапур два-три раза в год из Гонконга. Девяностодвухлетний Лин Цзяо задыхался от кашля. Раскрашенные цветочками эмалевые плевательницы, в которые он отхаркивался, гремели под ногами по всей квартире. Клео опасался, что откроется рана, полученная отцом в перестрелке под Кашгаром, в Гобийской пустыне, где бандиты капитана Сы, как волки, крутились вокруг их каравана...
В 1948 году Клео, сыну спекулянта, перепродававшего пенициллин, бензин и консервы, было четырнадцать. То время запомнилось необыкновенным числом повешенных на пекинских улицах. Отец поднимался вверх на волне революционных перемен. Он был в числе трех тысяч двадцати пяти народных депутатов Национальной ассамблеи, на заседания которой ездил в Нанкин. В апреле, вернувшись в Пекин, отец рассказывал про голодовку оппозиционеров в зале заседаний. Закрыв глаза, они дремали в креслах перед яствами, которые парламентские приставы меняли каждые два часа. И тогда генералиссимус Чан Кайши сделал гениальнейший ход: прислал каждому именное приглашение пообедать с ним. Тщеславные приняли приглашение, но, удостоившись трапезы с главой государства, лишились чести. Клятва угаснуть на глазах нации во имя принципов оказалась порушенной.
В августе американский доллар стоил двенадцать миллионов юаней. Ежедневно в переулок Диких голубей возле Западных ворот, где депутат Лин Цзяо занимал часть двухэтажного дома, являлся солдат с винтовкой. Из-под каски струился пот. Дав Клео подержать винтовку, солдат грузил на рикшу восемь брезентовых мешков с бумажными деньгами, которые отвозились в казарму капитану Сы. Поскольку батальонные суммы в железном ящике капитана проверялись раз в неделю, в промежутках они передавались отцу для запуска в оборот. Мешки с деньгами обычно сопровождал Клео, скорее в качестве заложника. В присутствии солдата нищие не приставали. Они избегали людей с оружием, те голодали не меньше и быстро нажимали по этой причине на спусковой крючок.
После денежной реформы капитан перестал присылать солдата. Армейские деньги обменивались на новый юань, за который давали двадцать пять американских центов. Все встало на место, как сказал отец, поскольку деньги приравняли к золоту. За продажу золота и вешали. Капитан Сы вполне мог поступить таким же образом с отцом, чтобы упрятать концы в воду. Но генерал Фу Цзои, командующий пекинским гарнизоном, двинул боеспособные демократические части против наступающих коммунистов Мао. Капитан исчез из северной столицы.
В октябре вместо обычной пыли ветер с Гоби вдруг принес в Пекин снег. Лин Цзяо, тогда ещё коренастый и сильный, прилаживая маузер под ватной курткой на спине, сказал сыну:
- Ранний снег - счастливая примета. Я знаю, что предпринять...
На рикше они проехали Мебельную, Посудную, где поджидавшие седоков другие рикши злобно ругались на того, который их вез. Одетый в лохмотья парень, обзываемый яйцом сифилитичной черепахи, собачьим калом и похлеще, наклонив голову, только чаще перебирал ногами, обмотанными лыком. Проезжали район чужой для него и потому враждебный.
Рикша рассчитывал подождать их у лавки "Точнейшие весы для драгоценных металлов", просил гроши, если поедут на нем обратно, но отец расплатился сполна. Клео, оглянувшись, увидел, как коляску, едва они с отцом отошли, окружают оборванцы с метелками - беженцы, готовые разорвать на куски любого безоружного. Метелками они выскребали рисовые зерна из-под шпал. В окруженном коммунистами Пекине продовольствие возили на трамвайных платформах. Грузчики на складах под наблюдением интендантов дырявили мешки. Офицеры продавали главарям нищих право выметать рис из-под рельсов. Чтобы достать деньги на пошлину, беженцы грабили рикш.
Клео сказал отцу:
- Рвань видела, как ты платил ему. А то бы пришлось откупаться нам...
- Юноша наблюдателен и достоин прозорливости высокочтимого родителя, сказал лавочник. - Он, конечно, отправится в путь с уважаемым депутатом?
Давно не доводилось наслаждаться таким чаем! По вискам ювелира бежали струйки пота. Потеющих людей Клео не видел с лета. В городе не оставалось не только чая, но и угля, чтобы затопить печь или согреть воду. У ювелира и то, и другое водилось в избытке.
- Проценты обычные, - сказал лавочник отцу. - Пятнадцать от прибыли ваши.
- Шестьдесят от прибыли, - ответил отец.
- Невозможно.
Отец пересказал услышанный от хвастливого капитана Сы гениальный стратегический замысел генерала Фу Цзои по защите столицы. В ближайшие два-три дня предстоял отход без боев на заранее подготовленные позиции, тянувшиеся от Летнего дворца к Яхонтовому фонтану, далее к Миньским могилам и до моста Марко Поло. И после этого, сконцентрировав силы, предполагалось развернуть контратаки. Батальон капитана Сы уже переведен к железной дороге Пекин - Тяньцзин. То есть, ещё неделя - и единственный остающийся коридор во внешний мир через пекинские Восточные ворота окажется блокированным. Ну, а тогда разговоры о затеваемом деле, если владелец лавки не проявит благоразумную сговорчивость, вообще потеряют смысл.
Сошлись на сорока четырех процентах, обе цифры вместе составляли сумму "восемь", обозначающую мистический источник богатства.
После соглашения лавочник имел право командовать:
- В пути не спускайте с товара глаз. Запомните, депутат Лин Цзяо! Каждый листик чая, гвоздик или замочек должны остаться в сохранности. Спите в обнимку с тюками. Не спускайте глаз с товара. Помните - это залог вашего будущего. Нет товара, нет будущего... Встреча в Яркенде, стране таджиков. Мой человек опознает вас там по прибытии. Все ему и передадите.
- Когда выходить в путь? - спросил отец.
- День сообщу. Нужно спросить астролога... Домой не возвращайтесь. Поживете до отъезда в публичном доме "Дворец ночных курочек" - в южной части, близ Храма вечности. Рядом квартал заморских дьяволов, посольства и миссии, вокзал, большие гостиницы, людно, вы затеряетесь там... Сейчас из-за осады ассенизационные обозы бездействуют, все загажено нечистотами. Иностранцы протестуют. По договоренности тех же иностранцев с коммунистами власти выпустят за городские ворота один обоз с отбросами. Две пароконные повозки в нем будут наши. Их и нагрузим товаром вместо дерьма...
- Кто договаривается?
- Профессор Ку из университета. Либерал. Его студенты и обеспечивают для правительства посредническую связь с коммунистами. Эти же студенты поведут обоз из города, ваши повозки тоже. Вожжи примете у них за линией фронта. И правьте себе в Яркенд.
- Как мы подсядем к студентам?
- Во "Дворце ночных курочек" вам дадут знать особо... От меня уходите через заднюю дверь. Отныне, депутат Лин Цзяо, избегайте дважды пользоваться одной дорогой или посещать второй раз одно и то же место. Это закон.
Отец поклонился.
Вечером принесли записку с предложением встретиться в маньчжурской харчевне на Рынке восточного умиротворения. Распорядитель подавальщиков, когда отец назвался ему в дверях, завел депутата с сыном на второй этаж, поставил блюдце с тыквенными семечками и исчез. Внизу, в общей зале, стоял пар от пампушек, баранины, разваренного риса, чая и подогретого шаосиньского вина. В осажденном-то городе! Чавкали и рыгали, будто свиньи.
- Приветствую почтенных, - прозвучал за их спинами сиплый голос. Прошу извинить за опоздание... Нужно было обменять расписки на деньги, а многие банки, оказывается, позакрывались... Разыскал один на улице Ванфуцзин. Ужасные порядки... Банкиры не живут в том же доме, а приходят делать деньги в определенные часы... Записка была от меня. Я - Цинь, мастер-караванщик.
Он оказался мастером скоростного лузганья семечек, шелуху от которых сплевывал между балясинами на головы сидевших в нижнем зале менее состоятельных посетителей. В углах губ редкие усы прикрывали рваные шрамы, будто однажды караванщик перегрызал струны цитры. Темя покрывала седая щетина. Он по-мусульмански выбривал голову.
Подавальщики споро принесли кастрюлю-самовар с тлеющим углем в поддоне, расставили миски с бараниной, черными яйцами "Столетнее наслаждение", маринадами, луком, красной капустой, котелок с дымящимся рисом и пиалы с соусами. Свинину не подали. Поэтому отец удивился, когда принесли и вино.
- Шаосиньское? Для всех?
- Послушай, депутат, - сказал Цинь развязно, - запомни: три мусульманина - один мусульманин. Два - половина его. А один - и вовсе не правоверный...
Он, конечно, напрасно пытался показать свое превосходство над отцом, который не спускал вульгарной непочтительности. Отец не спускал этого даже могущественному капитану Сы. У Клео возникло безотчетное предчувствие, что однажды отец убьет караванщика. Еще он подумал: кто будет платить по счету?
- А что будем есть в пути? - спросил Клео. - Если как сегодня, ничего лучше не придумаешь!
