Евгений Козловский - Как живете, Караси
-- Водопровод, папаша, роем. Водопровод! Так что вали, покацел.
Сытый, самодовольный Мужчиназаписьменным столом в ампирном кабинете хохотал ото всей души. Когдапрохохотался, сказал Человечку:
-- Дапубликуйте, сколько заблагорассудится! Думаете, хоть один человекю из тех, кому это интересною не знает меня как облупленного?
-- Но все-такию -- насей раз обескуражен был Человечек, -- все-таки публичный скандал.
-- Первый, что ли? Ну снимут отсюда, -- обвел хозяин рукою лепную роскошь, -- еще выше посадят. Эх вы, горе-шантажер! Идите отсюда, идите! Сто рублей хотите? Ну вас, до слез рассмешил, -- отмахивался от Человечкаладошкою. -Ступайтею
Благородный Карась дернул калиточку, но таоказалась запертою. Постучал. Постучал настойчивее.
-- Кого принесло? -- раздался нелюбезный голос из-зазабора.
-- Мне быю -- промямлил Карась, -- Иннокентия Всеволодовича.
-- Нету его, -- буркнули по ту сторону досок.
-- А где он? Когдабудет?
-- По делам уехал. Насколько -- не докладывался.
-- А нельзя ли, -- не унимался Карась, припершийся в такую даль в поисках сына, -- нельзя ли его московский адрес узнать? Или хоть телефончик.
-- Не положено! -- отрезал зазаборный.
-- А выю -- решился осведомиться Благородный Карась, -- вы его сотрудник?
-- Сотрудник-сотрудник, -- согласился голос, и заскрипели по дорожке удаляющиеся шаги.
Благородный Карась прильнул к забору, выискивая щель, и увидел-таки, как усаживается в шезлонг здоровенный бугай, затягивается сигареткою и аккуратно стряхивает пепел в один из розовых цветков. Увидел -- и тут же, почувствовав наплече неласковое прикосновение, обернулся.
-- Нехорошо подглядывать-то! -- столь же неласково, как прикоснулся, произнес парень с плейером. -- А еще с виду -- приличный человек.
-- Даладно! -- панибратски обратился Человечек к Главному Редактору Модного Журнала, в кабинете которого и шел разговор. -- Чего вам особенно стоит-то напечатать мою статейку? Вы даже можете пометочку сделать: не все, дескать, опубликованное выражает мнение редакции.
-- Дау нас уже восемь номеров наперед сверстано, странный вы человек! -объяснялся Редактор. -- Вы просто не в курсе специфики работы.
-- Сергей Константинович, -- сказал Человечек. -- А вы вот это вот почитайте, пожалуйста. В смысле специфики, -- и протянул Редактору лист бумаги.
Редактор сначалавздохнул от назойливости упрямого и глупого посетителя, потом со скукою взглянул налист, потом скукасменилась любопытством, любопытство -- удивлением, аоно, в свою очередь, -- скорбной озабоченностью.
-- Откудаэто у вас?
-- О! -- сплеснул руками Человечек. -- У нас такого добрасколько угодно. Как дерьмамамонта.
-- И всё -- только наменя? -- несколько даже удивился Главный Редактор, как бы оставляя в подтексте: и когдаэто я столько успел нагадить?
-- Что вы, не только! -- успокоил Человечек.
-- А накого еще? -- скорбная озабоченность отлетела, уступив место азартному интересу. -- Садитесь-ка, садитесь поближе! -- пригласил, ав микрофон, нажав кнопку селектора, бросил: -- Люда, я занят. Ни с кем не соединяй, никого не впускай.
Потом повернулся к Человечку, звонко хлопнул его ладошками по ляжкам, улыбнулся широко:
-- Дамы с вамию мы с вами, дорогой вы мой человек, мы с вами, если правильно дело поставитью мы с вами горы свернем!
Подвал прибрали, хоть от былого великолепия порядкане осталось и следа: шкафы косо сдвинули в дваугла, папки стопками разложили по полу, тут же рядом, записьменным столом, бывшим следовательским, расположился Интеллектуал лет под тридцать, разбирающий бумаги в свете настольной лампы. А двухметровое пространство у дальней стены огородили вмурованной в цемент поластальной решеткою, в результате чего получилась камерадля Полковника: кушетка, столик, парашное ведрою
Полковник сидел накушетке, погруженный во внутренний мир, когдадверь отворилась, и вслед молодым людям, несущим компьютер, ксерокс, пачки бумаги и упаковки характерной вытянутой формы голубых конвертов, вошел Человечек, одетый в полковничий парадный китель.
-- Сюдапоставьте, -- распорядился. -- Подключите и свободны. А вы, -отнесся к Интеллектуалу, -- подите покурите, полюбуйтесь нарозы. Я позову.
Покараспоряжения его исполнялись, Человечек приблизился к Полковнику, рассмотрел, как обезьянку в зоопарке.
-- Нелличкасказала: дело идет напоправку. Даю здоровье у вас! Завидую, честное слово, завидую. Положению -- отнюдь, аздоровьюю Но согласитесь: ничего нет и дороже насвете. Вы, надеюсь, не против? -- продемонстрировал китель. -Для вживания, так сказать, в образ. СистемаСтаниславского.
Полковник поднял голову и поглядел наЧеловечкас ненавистью.
-- А и зря вы так сверкаете очами, Иннокентий Всеволодович, ей-Богу, зря! Я ведь с хорошими известиями. Дело-то наше с вами закрутилось! Пробные шарики пущены и почти все сработали отлично. Капэдэ -- девяносто процентов. Очень высокий капэдэ! И стоит ли так переживать личное несчастье, когдаторжествует Идея?!
-- Что с Машенькою? -- спросил Полковник.
Человечек, развлекающийся красивой работою японского ксерокса, отвлекся от него:
-- Вот видите -- мы уже говорим. Двашагадо сотрудничества. Что с Машенькою? А что с ней может случиться? Живет себе. Влюблена. Устроилась подавальщицей к Мак-Дональду: знаете, наПушкинской? Превосходно себя чувствует. Надо думать, скоро вас навестит. Но в общем-то, беспокойство ваше понятно. Помните Кьеркегора? Он утверждал, что человек окончательно реализуется только в миг смерти, адо тех пор непредсказуем. Так что полная гарантия машенькиной безопасности -- только вашаю -- подразумел Человечек Смерть. -- Или очень уж хорошее поведение. Примерное. Ну, как у вас в лагерях пишут: стал напуть исправления.
-- Что будет со мной дальше? -- выдавил Полковник.
-- Вопрос, свидетельствующий о возвращении жажды жизни, -прокомментировал Человечек. -- Это обнадеживает, -- и продолжил развлекаться ксероксом. -- Отличная машинка! Тоже ведь: предмет материальной культуры. Залюбуешься! Ах, да! О вашей судьбе. Я готов пообещать вам, что при искренней, -- подчеркнул слово "искренней", -- перемене в вашем ко мне отношении вы со временем обретете свободу. Но поверите ли вы моему обещанию, вот вопрос? Вы знаете, что я знаю, что вы -- профессионал. Натурау вас, судя по архиву и по личным моим воспоминаниям -- христианская не чересчур. Связей -- я имею в виду гэбэ, милицию, -- связей хоть отбавляй. Следовательно, получив свободу, вы непременно попытаетесь использовать ее, чтобы отомстить мне. Что, скорее всего, у вас и получится. Остается держать вас в тюрьме вечно. Но это -накладно.
Человечек поднес к полковничьей решетке несколько отпечатанных листов:
-- Глядите-ка, как хорошо! Четкость поразительная. Вы в курсе, что ксероксами уже вовсю торгуют обычные комиссионки. Отобрали у вас с государством монополию наинформацию. Ну, не хотите смотреть -- не надо, -- и сноваотошел к столу. -- Так что логикадолжнаубедить вас, что мне придется прибегнутью хороший вы эвфемизм придумалию к высшей мере защиты. И тем не менее я обещаю сохранить вам жизнь. Вот пусть логикаи надеждаборются в васю Логикаи надежда. А сейчас, если позволите, я хотел бы заняться делом. Виктор Владимирович! -- крикнул наверх, подойдя к двери. -- Разрешите вас наполчасика, -- и, когдаИнтеллектуал спустился, уселся с ним рядышком застол, произнес: -- Начинаем массированную атаку. Следует, согласно предложенной вами системе, отксерить первые полторы сотни доносов и обеспечить их эффектную и одновременную доставкую
-- То есть, профессор, вы полагаете, что вероятность генетической накладки невелика?
-- Процентов десять, -- ответил Профессор Благородному Карасю. -- Правда, в следующих поколенияхю
-- Товарищи, товарищи, тихо! -- оборвал этот негромкий, наухо диалог и всеобщий легкий шумок Председательствующий, ав усиление слов постучал авторучкою о горло графина, -- пораначинать!
Шептавшиеся Благородный Карась и Профессор сидели задлинным покрытым сукном президиумным столом насцене какого-то огромного зрительного зала, не то ДомаКино, не то ДомаЛитераторов, в компании еще нескольких человек. Пусть креслав зале были заняты далеко не все, народу собралось предостаточно. Когдашум поутих, Председательствующий встал и торжественно произнес:
-- Друзья! Мы собрались здесь сегодня, чтобы учредить "Общество Пострадавших В Годы Застоя". Многие из вас являются членами общества"Мемориал", которое, выполняя Великую Нравственную Задачу полной реабилитации жертв сталинского режима, оставляет, однако, в стороне прочие жертвы нашего все еще тоталитарного государства. Я имею в виду не только и не столько так называемых прямых диссидентов, томившихся в тюрьмах и лагерях в период с тысячадевятьсот пятьдесят шестого годаи буквально до сегодня, но и многие миллионы журналистов, писателей, ученых, дапросто -- честных, порядочных людей, которым перекрывали кислород, которых зачастую вынуждали соглашаться насотрудничество, но которые при этомю
