Юлия Пахоменко - Рассказы
Я пыталась проглотить проклятый ком, но слов не было. Тогда я присоединила свою вторую руку к димкиным и зажмурилась от счастья. Теплые слезы, соскальзывая с ресниц, капали прямо на наши сложенные ладони.
Мне казалось, что так можно сидеть вечно - в общем, уютном, счастливом молчании. Но потом меня стало одолевать любопытство: как Димка живет сейчас, почему он оказался здесь? Мне захотелось услышать его голос. И тут он как раз заговорил: быстро, сбичиво, пытаясь все поскорей объяснить.
...Он узнал, что мы уехали в город, только следующим летом - когда увидел дом моей тетки Клавы пустующим, с забитыми окнами. У соседей разузнал наш новый городской адрес. Но Клава наотрез отказалась сказать, в какой больнице я нахожусь.
- Мне показалось, что у нее самой плохо со здоровьем - нервная, дерганая, испуганно озирается по сторонам, будто нас кто подслушивает. Когда я к ней пристал с распросами - где ты? - с ней а истерика случилась, пришлось скорую вызывать... Ну, я понял, что тут толком ничего не добьешься. А моя мама сказала, что у тебя что-то наследственное, от родителей...
- Как, твоя мама знает моих родителей? - оказывается, я давно уже смотрю ему в лицо, как зачарованная, и удивляюсь каждому слову, но это известие поразило меня больше всего.
- Да, странно, конечно, что она раньше совсем... не показывала, что знает тебя и твою семью... Но и потом она так ничего мне не сказала, просто в сердцах как-то бросила, чтобы я тебя не искал, что это, мол бесполезно. Вроде, они были еле знакомы, так, по работе...
А я в это лето закончил школу, выбирал институт. Вот и подал документы в тот, где было больше шансов тебя найти. Собственно, я все равно собирался в медициский. Знаешь, ведь мои родители - ученые, работали одно время с самим Филипповым... Ну, это как раз не важно, они были очень сильно против, не хотели никаких династий. Говорили, работа тяжелая. Но у меня вполне даже хорошо пошло - сейчас на третьем курсе, а практику прохожу в институте кардинальных исследований. И я тебя все-таки нашел!
- Димка, ну какой же ты! У тебя было такое лицо сегодня... Как у робота. Я даже думала, что ты меня забыл.
- Ну, какое я по-твоему должен был сделать лицо? Такое? - Он вытаращил глаза, завращал ими ужасно, скорчив забавную рожу. - Или такое? - Он кривлялся, делая всякие забавные морды, и смеялся, и это было так здорово я просто не могла наглядеться.
- Да я же знал все это время, что мы увидимся! Я учился, гулял, в клуб ходил в теннис играть, и думал время от времени: вот сегодня еще не увиделись, так может, завтра? Все говорят, что у меня терпение, как у слона! Я просто ждал, и все. И вот сегодня...
Я поморщилась:"Фу, плохая дата!"
- Почему плохая? - возразил Димка. - Смотри, уже давным-давно вторник, четырнадцатое число. Ты в машину села как раз в три минуты первого, я в путевой лист записывал. Я как раз подумал, может, и неплохо, что я задержался - новый день начинается, все будет по-новому. Так что будем считать от сегодня!
- Ага, - мне стало еще веселее, но мысли все возвращались назад, в дежурку. - Но что же ты все-таки подумал, когда увидел меня, такую всю... в полосатом... лохматую?..
- Ой-ой-ой, а то я тебя лохматой не видел! - вскинул Димка брови. - Ну, уморила! А помнишь, как мы полезли в старый федотов дом клад искать, а пол и провалился! Я испугался жутко, а ты... ой, не могу... а ты вылезла такая вся... в щепках!
Мы покатились со смеху - как же не помнить! И федотов дом, и песчаные пещеры, и дупло, где живет лесовик - мы вспоминали и вспоминали, перебивая друг друга и смеялись до того, что у меня устали и щеки, и живот.
В изнеможении я вытирала слезы. Как давно я не смеялась! Димка смотрел на меня с веселым, довольным видом.
- Увидишь, Женька, все будет хорошо! Ты не бойся, болезнь у тебя совсем не сложная, я смотрел. Это поправимо!
Я не сразу сообразила, о чем он. Моя болезнь? Я вдруг очнулась. Мы едем в Кардиналку. Димка везет меня в Кардиналку!
- Димка! Ты что? Ты что, думаешь, я больна? Ты думаешь, я выздоровею?
Поразительно, с каким серьезным видом он стал рассуждать о моем диагнозе. Я пыталась понять, что он говорит: о новых методах, лекарствах, лабораториях; но понимала лишь одно: он врач, такой же врач, как и все наши врачи, точнее, лже-врачи, мучители, исследователи, бесстрасстные наблюдатели опытов. Я оттлкнула его руки - лучше бы он молчал!
- Это ложь, все что ты говоришь! Говори это... своему начальству! Зачем ты мне, мне-то врешь?! Будто я не знаю, что в вашей Кардиналке не лечат, а калечат, и хуже! Я знаю, и все наши знают, я просто сама... Я специально! Тебя посмотреть... Хотела немножко побыть там, где ты! А потом - наплевать!
Димка хотел меня остановить, видно было, что он намерен спорить, лицо его потемнело. Может, он боялся, что шофер услышит мой крик, или там в кабине был еще один врач, но мне было все равно. Я разошлась и выкладывала все, что накипело за эти годы взаперти - как Клава "сдала" меня в больницу, про карантин, процедуры, штрафные боксы... Все мы были конченые люди никакого шанса выйти на волю, зажить нормальной жизнью - ведь мы столько видели... А "ДС"? А наши способности? У кого уже были, а у кого и потом стали - этого не скроешь... Мне одна дорога теперь - умереть в мучениях в кардинальских лабораториях, и самое лучшее было бы для Димки - просто ни о чем таком не заикаться! Не напоминать, что он... мой Бывший Друг, теперь Настоящий Белый Халат!
У меня не было больше сил. Я вся дрожала, колени подгибались - в запале своей речи я вскочила. Я вдруг почувствовала себя ужасно жалкой - красная, вспотевшая, мелкая козявка. Не глядя на Димку, я бросилась в темноту, в коридор между ярусами коек. Свесившиеся одеяла хлопали по лицу жесткими краями. На ощупь я пробралась в самый дальний угол и забилась под одеяло. Слезы наконец-то хлынули потоком, но мне хотелось плакать еще и еще сильнее, потому что все случившееся было через чур ужасно.
...То ли я потеряла сознание, то ли забылась в слезах. Через некоторое время я как будто проснулась от того, что наступила тишина. Хотя мотор стучал так же ровно. Вот и все, вот и повидались... Я - пациентка, он врач... не больше, не меньше. Судьбе обязательно надо устроить забаву. Хуже просто и не придумать. И чего это я взбесилась? Ну, мало ли, не знал... Он же студент. Хороший, умный, старательный студент. Не настоящий врач еще. Ведь они же всем врут, и студентам тоже, а там пока каждый разберется... Ах, теперь все равно! Даже и не надо было ему говорить! Пусть бы думал - меня вылечат. Совесть бы не мучила. Ой, ну какая у врача может быть совесть...
Вдруг я ощутила чье-то присутствие рядом. Было совершенно темно, но мне казалось - кто-то стоит возле койки. Я замерла. Если он сейчас уйдет... Если он сейчас уйдет и пойдет к шоферу в кабину, я попробую открыть боковую дверь и выскочить на ходу.
Он не ушел - опустился на колени, наклонился к самому моему лицу. Вздохнул. Его дыхание защекотало мне висок. Зашептал в самое-самое ухо:"Женька, прости... Прости меня..."
И я, кончно же, его простила.
х х х
...Зазвенело железо, раздался стук падающих предметов, кажется, что-то стеклянное разбилось. Сдавленным шопотом кто-то обругал себя "садовой головой". На всякий случай я не открывала глаз, прислушиваясь. Что это? Мы ехали в Кардиналку... Ах! Я вспомнила, как мы ехали в Кардиналку и покраснела - наверное, даже пальцы на ногах у меня покраснели, когда я все вспомнила. Нет, не все. Как я сюда попала - ведь это же не машина? Довольно небольшое пространство, но коек над головой и по бокам нет, тихо, светло. Я помнила только ночь, ночь в машине... Господи, что это была за ночь - теперь я могу умереть спокойно. Потом я, видимо, заснула... Так это Кардиналка?
Совсем рядом тонкий девичий голос негромко затянул:"По До-ону гуляет... По До-ону гуляет... По До-о-ону гуляет... казак молодо-ой". Последние два слова голос сильно повел вниз и закончил чуть ли не басом. Голос показался мне очень знакомым. "О чем, дева, плачешь? О чем, дева, плачешь? (Ох, грехи мои тяжкие...) О че-ом, дева, плачешь, о чем слезы лье-о-ошь?" Песня перемежалась звуками собираемых и выбрасываемых осколков. Но такой знакомый голос? Надо все-таки посмотреть, такое впечатление, что тут не очень опасно. Пока.
Я приоткрыла глаза и скосила взгляд вправо: за маленьким столиком молоденькая сестричка раскладывала бутерброды - наверное, свой завтрак. Раздалось булькание воды, это она налила себе чай. А у нас не разрешают сестрам есть в боксах, и вообще есть на виду у больных... "Цы-ыганка гадала... Цы-ыганка гадала... Цы-ы-ыга-анка гадала, за ручку бра-ала..." Жаль, песню дослушать не удастся: певунья принялась за свои бутерброды. Жуя, она посмотрела на меня - увидела, что я очнулась.
- Ах, смотришь! Ну, значит, жива будешь! Ты как? Говорить можешь?
Я попробовала, но ничего не получилось. Только сейчас, когда я постаралась пошевелиться, обнаружила, что ни ноги, ни руки, ни губы меня не слушаются. Я лежала как мумия, и хлопала глазами.
