Александр Красницкий - Рюрик-викинг (сборник)
Добрый Он, кроткий, говорят, был, никого никогда не обидел. Одним словом своим мертвых воскрешал, а славянский Перун этого сделать не может.
Разве попросить Его, чтобы вот он теперь в беде помог? Про воскресших по Его слову мертвых верные люди сказывали. Быть может, Он Избору и окажет милость свою.
Долго задумываться Избор не любил.
– Единый Сын невидимого Бога! – воскликнул он, опустясь около Вадима на колени. – Я слышал о Тебе, Ты был добр и милостив, окажи теперь милость свою бедному варягу. Говорят, что Ты велел прощать обиды врагам своим; обещаю Тебе простить зло врагу моему заклятому, сделай только, чтобы Вадим, сын старейшины, воскрес!
В благоговейном ожидании поник молодой варяг головою. Он ждал чуда и в то же время сомневался в нем.
Вдруг он выпрямился, глаза его широко раскрылись от изумления, он глядел на Вадима и не верил себе.
Потом он жадно приник к левой стороне его груди.
Казалось ему, что Единый Сын невидимого Избору Бога совершил чудо. Молодой варяг ясно слышал, как билось сердце старейшинского сына.
Вероломство
Бойся друзей, а враги не страшны.
ПоговоркаВадим находился в глубоком обмороке.
Он долго еще приходил в себя, но теперь Избор был счастлив. Возвращение к жизни старейшинского сына снимало с него всякое подозрение. Он мог смело явиться в селение, мог прямо глядеть всем в глаза, не боясь никакого укора.
Юноша приписывал случившееся исключительно Тому Богу добра и прощения, к которому прибегнул в своем несчастии.
«Верь мне, Сын невидимого Бога, я сдержу свой обет, – думал он, с восторгом глядя в небо. – Я знаю теперь, что Ты сильнее, милостивее нашего Перуна, и если бы я был тогда, когда Тебя убивали злые люди, я бы сумел заступиться за Тебя».
Потом он занялся Вадимом и что было силы стал растирать его закоченевшие члены. Труды его увенчались успехом. Вадим скоро открыл глаза. Однако он был настолько слаб, что идти еще не мог.
– А ведь придется переночевать здесь, куда же тебе идти? – заметил Избор, передавая ему все подробности их почти чудесного спасения из бездны бушующего Ильменя.
Вадим слушал его рассеянно; казалось, преданность Избора его нисколько не тронула. Он даже позабыл поблагодарить его за свое спасение. Только последние слова несколько расшевелили его.
– Как, здесь оставаться? – воскликнул он.
– А то что же?
– Но ведь ты знаешь, какое это место?
– Знаю, да только жрецы Перуна пока здесь нас не найдут, а ты тем временем оправишься, и мы благополучно выберемся отсюда.
– Нет, нет, этого нельзя, никак нельзя.
– Да почему же? Ведь я же тебе говорю: мы спрячемся так, что никто нас не увидит здесь.
– Да ты знаешь ли, почему это место так строго охраняется? Знаешь ли, почему этот лес считается заповеданным?
– Нет, не знаю. А почему?
– Этот лес – жилище страшного волхва.
– Я что-то слыхал про него, – задумчиво произнес Избор, – но что именно – не помню теперь, пожалуй.
– Много-много лет тому назад, еще мой покойный дед совсем мальчиком был. Он мне о волхве и рассказывал. Поселился в этом лесу волхв, разные чудеса он делал: и зверем лесным, и птицей оборачивался; колдовал он сперва, а потом всех, кого в лесу ни находил, пожирал. В бурю на самой легкой ладье на Ильмень он спускался, и все, кого он в бурю на Ильмене заставал, его добычей делались. Много страху он на окрестные роды нагнал – все его боялись и в реку из Ильменя идти не смели. Вот и поставили наши жрецы фигуру Перуна на холме; с тех пор волхв удалился от истока реки и поселился где-то здесь, в лесу.
– Что же, он и теперь жив? – перебил Вадима Избор.
– Говорят, и теперь. Многие, особенно в бурю, видали, что иногда вот около этого места над лесом заметен дым. Сидит, верно, проклятый, и жертв своих ждет.
– Так его ты и боишься?
– Я ничего не боюсь. Страх мне неизвестен, – хвастливо сказал Вадим. – Только все-таки я здесь не останусь.
– Твое дело! Но как же мы выберемся отсюда?
– Придумай, как. Ты эти места лучше меня знаешь. Только бы поскорее уйти отсюда.
– Но ты совсем идти не можешь!
– Нет, я пойду, я ничего, – попробовал было приподняться Вадим, но тотчас же, обессилевший, опустился на траву.
Тут сказались и слабость, и перенесенное волнение.
– Вот видишь, куда же ты пойдешь? – сказал Избор. – Останемся здесь пока до вечера, а волхва своего ты не бойся. Право, его страшиться не надо, и он, и Перун бессильны, они простые деревянные истуканы и ничего больше!
– Что ты говоришь! – с ужасом воскликнул Вадим. – Ты богохульствуешь, ты перестал верить в могущество Перуна!
– Сознаться тебе, не перестал, а перестаю. Вот с тобой я убедился, что все наши боги – ничто перед тем Богом, в которого веруют некоторые народы.
– Что же это за Бог?
– Великий Бог! – с убеждение произнес Избор и рассказал Вадиму все, что ему было известно о воле Единого невидимого Бога, поведал ему и о своем обращении к Нему, и о чуде, которое, по его мнению, совершил этот Бог, воскресив Вадима.
Старейшинский сын слушал рассказ Избора о христианах, но отец его так близко стоял к жрецам Перуна и Вадиму так часто приходилось беседовать с ними, что ко всем иным верованиям он относился с большой неприязнью.
– Э, полно! – отозвался он на рассказ своего товарища. – Зачем нам искать другого бога, когда у нас есть свой, мы должны поклоняться тому, чему поклонялись наши отцы. Лучше подумай, как нам выбраться отсюда, мне во что бы то ни стало надо быть дома.
Вадим угрюмо замолчал. В мозгу его черные мысли роились. Гневом кипел он на спасшего его варяга, вспомнив предсказание Мала. Гнев этот и черные мысли породил.
Страшное дело замыслил Вадим.
Оттого-то он прямо в глаза Избору глядеть не может и свои очи от его очей отводит.
Мрачный вид Вадима обеспокоил его спутника. Он приписывал его усталости, только что перенесенному волнению, но далек был от каких бы то ни было подозрений.
Вдруг взгляд Избора упал на мокрый песок, где ясно отпечатались человеческие следы.
– Гляди-ка, князь, это что такое? Мы здесь не одни, кажется, – показал он следы Вадиму.
Тот тоже взглянул и вздрогнул всем телом.
– Мы пропали! – воскликнул он с испугом. – Никто не смеет, кроме жрецов, ступать сюда. И следы оставил не кто иной, как страшный волхв.
– Волхв? – побледнел в свою очередь и Избор. – Ты так думаешь, княже? Но откуда же взялся он? Ведь он нем сколько уже лет ничего в наших краях не слышно.
– Ничего не значит! Он живет в этом лесу, это говорил мне старый Велемир, жрец Перуна. Да и кому же здесь более быть, как не ему, этому страшному волхву. Надо бежать, бежать.
Забыв о своей слабости, Вадим вскочил на ноги.
– Веди, веди меня вон из этого проклятого леса, – закричал он Избору, тоже заметно взволнованному и испуганному, – это ты нарочно завел меня сюда, проклятый враг. Ты хочешь во что бы то ни стало погубить меня.
Избор с нескрываемым изумлением устремил взор на старейшинского сына:
– Что ты, Вадим? Зачем мне желать твоей погибели? На что мне нужна твоя жизнь? Я погибал вместе с тобой и в страшную смертную минуту не оставил тебя.
– Ты должен стать виновником моей гибели! Так нет же! Не ты меня, а я тебя сотру с лица земли. Сам виноват, не становись мне поперек дороги.
Избор не переставал удивляться. Он слушал бессвязную речь Вадима и не сразу понял ее. Он недолюбливал Вадима за гордыню, за заносчивость, но никогда его не считал неблагодарным или вероломным.
– Ты не веришь нашему Перуну, ты преступаешь его заветы, потому ты и не побоялся ступить в это страшное место! – задыхаясь от волнения, говорил Вадим. – Ты послушный раб страшного волхва, потому-то ты и не страшишься его. Ты завел меня сюда, чтобы отдать ему на растерзание. Нет, не удастся тебе это, презренный варяг. Умри прежде сам!
И прежде чем Избор успел опомниться, его вероломный спутник выхватил из-за пазухи острый нож и, как зверь, кинулся к нему.
Молодой варяг инстинктивно вытянул вперед обе руки, но не успел оборониться, и Вадим с диким, яростным воплем вонзил нож в левую сторону его груди.
Как подкошенный, рухнул Избор на траву.
Удар был рассчитан верно. Вадим, вытащив нож из раны, поднял руку, чтобы поразить еще раз своего соперника.
– Умри, умри! – говорил он. – Вот, кто теперь погубит меня?
Он уже хотел опустить руку, вооруженную ножом, как вдруг сам дико вскрикнул.
Прямо на него, озаренная яркими лучами заходящего солнца, двигалась фантастическая человеческая фигура.
Пораженному испугом вероломному убийце казалось, что две змеи выползают изо рта странной фигуры, что глаза ее блещут, как раскаленные уголья, а распростертые руки готовы принять и задушить его в своих объятьях.
