Иван Крылов - Том 3. Басни, стихотворения, письма

Богатый Откупщик в хоромах пышных жил,
    Ел сладко, вкусно пил;
  По всякий день давал пиры, банкеты,
   Сокровищ у него нет сметы.
В дому сластей и вин, чего ни пожелай:
   Всего с избытком, через край.
И, словом, кажется, в его хоромах рай.
   Одним лишь Откупщик страдает,
    Что он не досыпает.
  Уж божьего ль боится он суда,
   Иль, просто, трусит разориться:
Да только всё ему не крепко как-то спится.
   А сверх того, хоть иногда
Он вздремлет на заре, так новая беда:
   Бог дал ему певца, соседа.
С ним из окна в окно жил в хижине бедняк
Сапожник, но такой певун и весельчак,
  Что с утренней зари и до обеда,
С обеда до́-ночи безумолку поет
И богачу заснуть никак он не дает.
   Как быть, и как с соседом сладить,
   Чтоб от пенья его отвадить?
   Велеть молчать: так власти нет;
   Просил: так просьба не берет.
Придумал, наконец, и за соседом шлет.

     Пришел сосед.
   «Приятель дорогой, здорово!» —
  «Челом вам бьем за ласковое слово».—
«Ну, что, брат, каково делишки, Клим, идут?»
(В ком нужда, уж того мы знаем, как зовут.) —
   «Делишки, барин? Да, не худо!» —
«Так от того-то ты так весел, так поешь?
   Ты, стало, счастливо живешь?» —
  «На бога грех роптать, и что ж за чудо?
  Работою завален я всегда;
Хозяйка у меня добра и молода:
А с доброю женой, кто этого не знает,
   Живется как-то веселей».—
«И деньги есть?» — «Ну, нет, хоть лишних не бывает,
   Зато нет лишних и затей».—
«Итак, мой друг, ты быть богаче не желаешь?» —
   «Я этого не говорю;
Хоть бога и за то, что́ есть, благодарю;
    Но сам ты, барин, знаешь,
   Что человек, пока живет,
Всё хочет более: таков уж здешний свет.
Я чай, ведь и тебе твоих сокровищ мало;
  И мне бы быть богатей не мешало».—
   «Ты дело говоришь, дружок:
Хоть при богатстве нам есть также неприятства,
  Хоть говорят, что бедность не порок,
Но всё уж коль терпеть, так лучше от богатства.
Возьми же: вот тебе рублевиков мешок:
   Ты мне за правду полюбился.
Поди: дай бог, чтоб ты с моей руки разжился.
Смотри, лишь промотать сих денег не моги,
   И к ну́жде их ты береги!
   Пять сот рублей тут верным счетом.
    Прощай!» Сапожник мой,
   Схватя мешок, скорей домой
     Не бе́гом, лётом;
   Примчал гостинец под полой;
   И той же ночи в подземелье
  Зарыл мешок — и с ним свое веселье!
Не только песен нет, куда девался сон
   (Узнал бессонницу и он!);

Всё подозрительно, и всё его тревожит:
   Чуть ночью кошка заскребет,
Ему уж кажется, что вор к нему идет:
Похолодеет весь, и ухо он приложит,
Ну, словом, жизнь пошла, хоть кинуться в реку.
    Сапожник бился, бился
   И наконец за ум хватился:
   Бежит с мешком к Откупщику
  И говорит: «Спасибо на приятстве;
  Вот твой мешок, возьми его назад:
  Я до него не знал, как худо спят.
   Живи ты при своем богатстве:
   А мне, за песни и за сон,
   Не надобен ни миллион».

    К Крестьянину на двор
   Залез осенней ночью вор;
   Забрался в клеть и, на просторе,
Обшаря стены все, и пол, и потолок,
   Покрал бессовестно, что мог:
  И то сказать, какая совесть в воре!
   Ну так, что наш мужик, бедняк,
Богатым лег, а с голью встал такою,
   Хоть по-миру поди с сумою;
Не дай бог никому проснуться худо так!
   Крестьянин тужит и горюет,
   Родню сзывает и друзей,
   Соседей всех и кумовей.
«Нельзя ли», говорит: «помочь беде моей?»
   Тут всякий с мужиком толкует,
   И умный свой дает совет.
   Кум Карпыч говорит: «Эх, свет!
Не надобно было тебе по миру славить,
    Что столько ты богат».
Сват Климыч говорит: «Вперед, мой милый сват,
Старайся клеть к избе гораздо ближе ставить».—
   «Эх, братцы, это всё не так»,
    Сосед толкует Фока:
   «не то беда, что клеть далека,
Да надо на дворе лихих держать собак;
  Возьми-ка у меня щенка любого
От жучки: я бы рад соседа дорогого
    От сердца наделить,
     Чем их топить».
И словом, от родни и от друзей любезных
Советов тысячу надавано полезных,
     Кто сколько мог,
А делом ни один бедняжке не помог.

На свете таково ж: коль в нужду попадешься,
   Отведай сунуться к друзьям:
Начнут советовать и вкось тебе, и впрямь:
А чуть о помощи на деле заикнешься,
     То лучший друг
     И нем и глух.

   Коль в доме станут воровать,
    А нет прилики вору,
    То берегись клепать,
Или наказывать всех сплошь и без разбору:
   Ты вора этим не уймешь
     И не исправишь,
А только добрых слуг с двора бежать заставишь,
И от меньшой беды в большую попадешь.

   Купчина выстроил анбары
  И в них поклал съестные все товары.
А чтоб мышиный род ему не навредил,
Так он полицию из кошек учредил.
   Спокоен от Мышей Купчина;
  По кладовым и день и ночь дозор;
И всё бы хорошо, да сделалась причина:
   В дозорных появился вор.
У кошек, как у нас (кто этого не знает?),
  Не без греха в надсмотрщиках бывает.
   Тут, чем бы вора подстеречь
И наказать его, а правых поберечь,
Хозяин мой велел всех кошек пересечь.
Услыша приговор такой замысловатый,
   И правый тут, и виноватый
    Скорей с двора долой.
   Без кошек стал Купчина мой.
А Мыши лишь того и ждали, и хотели:
   Лишь кошки вон, они — в анбар,
    И в две иль три недели
    Поели весь товар.

   По улицам Слона водили,
    Как видно напоказ —
Известно, что Слоны в диковинку у нас —
  Так за Слоном толпы зевак ходили.
Отколе ни возьмись, навстречу Моська им.
Увидевши Слона, ну на него метаться,
   И лаять, и визжать, и рваться,
   Ну, так и лезет в драку с ним.
   «Соседка, перестань срамиться»,
Ей шавка говорит: «тебе ль с Слоном возиться?
Смотри, уж ты хрипишь, а он себе идет
      Вперед
И лаю твоего совсем не примечает».—
   «Эх, эх!» ей Моська отвечает:
  «Вот то-то мне и духу придает,
    Что я, совсем без драки,
  Могу попасть в большие забияки.

   Пускай же говорят собаки:
   «Ай, Моська! знать она сильна,
    Что лает на Слона!»

Волченка Волк, начав помалу приучать
   Отцовским промыслом питаться,
  Послал его опушкой прогуляться;
А между тем велел прилежней примечать,
   Нельзя ль где счастья им отведать,
    Хоть, захватя греха,
    На счет бы пастуха
   Позавтракать иль пообедать!
   Приходит ученик домой
  И говорит: «Пойдем скорей со мной!
Обед готов; ничто не может быть вернее:
     Там под горой
  Пасут овец, одна другой жирнее;
   Любую стоит лишь унесть
      И съесть;
А стадо таково, что трудно перечесть».—
«Постой-ка», Волк сказал: «сперва мне ведать надо,
    Каков пастух у стада?» —
    «Хоть говорят, что он
   Не плох, заботлив и умен,
Однако стадо я обшел со всех сторон
И высмотрел собак: они совсем не жирны,
   И плохи, кажется, и смирны».—
    «Меня так этот слух»,
Волк старый говорит: «не очень к стаду манит;
   Коль подлинно не плох пастух,
  Так он плохих собак держать не станет.
   Тут тотчас попадешь в беду!
Пойдем-ка, я тебя на стадо наведу,
  Где сбережем верней мы наши шкуры:
Хотя при стаде том и множество собак,
    Да сам пастух дурак;
А где пастух дурак, там и собаки дуры».