Джалил Мамедгулузаде - Две подушки рядом
Обзор книги Джалил Мамедгулузаде - Две подушки рядом
Мамедгулузаде Джалил
Две подушки рядом
Джалил Мамедгулузаде
Две подушки рядом
Двадцать третьего августа мне стало известно, что вскоре должны начаться вступительные экзамены в педагогический техникум в городе Закаталы. Узнав об этом, я взял свою дочь и двадцать четвертого августа рано утром поехал на станцию Евлах. Здесь с несколькими другими пассажирами мы сели в автобус и к одиннадцати часам добрались до города Нухи. Тут мы задержались около часа на станции и уже к полудню, сев в тот же автобус, к трем часам доехали до Закатал.
Я думал остановиться в гостинице, потому что здесь я не мог припомнить ни одного близкого человека. К тому же во-обще я предпочитаю останавливаться в гостинице, чтобы не беспокоить знакомых. Вот почему я ничего не сказал носиль-щику, который без какого бы то ни было предложения с моей стороны взвалил мою кладь себе на спину, и я вместе с до-черью молча последовал за ним. Пройдя некоторое расстояние, я на всякий случай решился спросить носильщика:
- Ты куда нас ведешь?
Носильщик ответил, что в гостиницу. Я промолчал. Пошли по широкой тенистой улице, и носильщик вошел в первую гос-тиницу, но тут свободного номера не оказалось.
Мы двинулись дальше. Носильщик привел нас в другую гостиницу на той же улице, но там шел ремонт.
Носильщик постоял в задумчивости. Наконец, вытерев платком пот со лба, повернул налево и вскоре вошел во двор одного из ближайших домов.
- Идите! - сказал он нам.
За ним и мы вошли во двор. Носильщик вошел в прихожую и, пройдя ее, открыл дверь в первую комнату. При этом он повернулся к нам и сказал:
- Пожалуйте! Пожалуйте!
Мы вошли. Однако это нисколько не походило на гостини-цу и больше напоминало частный дом-особняк. Из комнаты вышел мальчик лет двенадцати-четырнадцати и сказал нам:
- Пожалуйте!
Это оказался армянский мальчик, и дом был армянский, и семья была армянская.
Нас провели через первую комнату во вторую. Тут стояли три кровати, аккуратно застеленные чистыми постелями, с белоснежными подушками, накрытые чистенькими летними одеялами. Посредине стоял довольно большой стол, накрытый плюшевой скатертью. На столе - письменный прибор с двумя стеклянными чернильницами, ручки, карандаши, подсвечники, пепельницы, стеклянный графин для воды. Вокруг стола и возле кроватей стояли стулья в достаточном количестве. В уг-лу висел на стене рукомойник, тут же лежала мыльница и ви-село полотенце.
Носильщик поставил вещи на пол и сказал, обращаясь ко мне:
- Вот и хорошо! Лучшего места не найдешь.
Это был намек на то, чтобы я рассчитался с ним. Я понял носильщика, но все-таки не знал, как поступить. Это не было похоже на гостиницу и на самом деле не было гостиницей. Поэтому, прежде чем отпустить носильщика, я должен был решить для себя кое-какие вопросы, чтобы действовать уве-ренно.
Кроме уже названного мною мальчика, тут были еще две женщины.
Одна, довольно-таки дряхлая и согнутая в дугу, возилась с чем-то в уголке; другая была сравнительно молода, лет этак сорока пяти или чуть поболее.
Я сунул руку в карман за кошельком, чтобы носильщик не подумал обо мне, будто я неохотно расплачиваюсь; но все же я почел нужным спросить у него, куда он меня привел, разве это гостиница?
На мой вопрос я получил ответ сразу с двух, даже с трех сторон:
- Да, да!
Так ответили мне носильщик, мальчик и армянка, что была помоложе.
Выяснилось, что эта квартира принадлежит армянской семье Петросян. Несколько лет назад скончался хозяин квар-тиры. Семья лишилась кормильца и перешла жить в первую комнату, а вторую обставила для сдачи внаем. С тех, кто снимает комнату на месяц или на год, берут по двадцать руб-лей в месяц, а с тех, кто занимает ее на день или несколько дней, по рублю за сутки, независимо от того, сколько человек поселится в комнате: один, двое или трое. За каждый самовар берут двадцать пять копеек, потому что в городе уголь дорог. Уборка комнаты лежит на обязанностях хозяев квартиры.
Я остался очень доволен и даже дал носильщику сверх по-ложенной платы еще лишний абасы, и он ушел, благословляя меня. Я был доволен потому, что сама квартира и ее хозяева внешне произвели на меня очень хорошее впечатление; а что до платы, то я решил не задерживаться здесь ни одного дня после того, как устрою дочь в техникум, к тому же плата в один рубль за сутки настолько незначительна, что об этом и говорить-то не стоит.
Я открыл чемодан, достал свое полотенце и мыло. Я и моя дочь почистились от дорожной пыли, умылись. И тут сразу появился на столе подносик с двумя стаканами отличного чая. Принес его все тот же мальчик. Я спросил его имя. Он назвал-ся Оганом. Когда мы сели пить чай, хозяйка принесла в одной руке вазу с вареньем, а в другой - нарезанные дольки лимона. Эта женщина была матерью Огана и хозяйкой дома. Она была настолько к нам внимательна, что это начинало даже несколько стеснять меня. И это потому, что я не представлял себе, каким образом и чем сумею я отплатить ей за все ее забо-ты о нас. Я просто не мог понять, ради чего она утруждает себя, стремится ли оказать обычное гостеприимство, пли пред-полагает получить с меня особую плату за лишние свои тру-ды. Радушие этой хозяйки дошло до того, что она подсела к моей дочери, расцеловала ее и сама бросила в ее стакан сахар и лимон, положила ей варенье на блюдце.
После второго стакана чая я поднялся, чтобы пойти в тех-никум, разузнать о начале вступительных экзаменов. И так как в этом городе я был впервые, то подумывал о том, чтобы взять с собой Огана в качестве проводника. Как только я выс-казал это мое намерение, мальчик и его мать с радостью при-няли мое предложение.
Мы вышли вместе, нашли этот самый техникум и выяснили, что я привез свою дочь слишком рано, так как экзамены долж-ны были состояться через несколько дней. Но поскольку у меня были неотложные дела в Баку и я не мог задерживаться в Закаталах, заведующая техникумом согласилась оставить мою дочь в техникуме и до экзаменов поместить ее с другими де-вушками в общежитии. На тот случай, если дочь моя не вы-держит экзаменов и не попадет в техникум, уважаемая заве-дующая обещала на один год поместить дочь в последний класс начальной школы и подготовить ее к поступлению в техникум в следующем году.
Таким образом, я был удовлетворен, и мы порешили, что эту ночь дочь моя останется со мной, а на утро перейдет в общежитие техникума, я же уеду в Баку.
Выйдя из техникума, я с Оганом прошлись еще по некото-рым улицам города, а, когда начало смеркаться, по большой и оживленной центральной улице вернулись домой.
После заката прошло часа два. Войдя в комнату, я застал дочь лежащей на кровати. Оказалось, что она спит. Но что вызвало у меня недоумение, так это то, что на другой кровати была раскрыта постель и у изголовья была положена не одна, а две подушки рядом, как если бы тут должен был спать не один человек, а двое.
Я нашел это неуместным и убрал одну из подушек, потом разбудил дочь. С большим трудом она открыла глаза и нехотя села на кровати. Я положил вторую подушку на кровать, где спала дочь, сел за стол и начал читать газету.
Мать Огана, с прикрытой головным платком нижней частью лица принесла мне стакан чаю. Потом ушла, вернулась с новой подушкой и положила на кровать дочери, а ту, которую я снял с другой кровати, отнесла на старое место и так бережно поместила обе подушки рядом, что у меня не осталось никакого сомнения в том, что она готовит эту кровать именно для двоих.
Немного посидев на кровати и поглядев вокруг сонными глазами, дочь моя снова повалилась на бок. Армянка ушла и принесла еще стакан чаю для моей дочери, подсела к ней на кровать и принялась что-то шептать ей на ухо.
Через некоторое время я снова заметил, что дочь крепко спит. А чай ее успел остыть. Я еще раз подошел разбудить дочь, чтобы она поднялась, поужинала и, сделав себе постель, легла спать, но она снова села на кровати, потирая руками глаза, потом закрыла глаза и одетая повалилась на кровать. Пришла мать Огана и пыталась разбудить девушку. Она лас-ково просила ее встать, выпить чаю, поесть что-нибудь, но та оказалась настолько усталой, что чаю и ужину предпочла сон.
Было уже девять часов. Я выпил два стакана чаю, поел немного хлеба с сыром и подумывал уже о том, чтобы раздеть-ся и лечь в постель, но две подушки, положенные рядом в изголовье, продолжали занимать мои мысли. С какой стати понадобилось матери Огана положить мне вместо одной по-душки две и еще рядышком? Да еще постелила мне постель на широкой двуспальной кровати? Еще больше удивляло меня то, что женщина порой подходила к этой кровати, поправляла на ней одеяло, приглаживала подушки, положенные рядом, улыбалась мне и подходила к дочери, пытаясь разбудить ее.
Наконец я сказал женщине, что она свободна от забот о нас, и может идти спать, оставив в комнате стакан воды.
Сказав это, я подошел к своей кровати, взял и отложил в сторону одну из подушек и начал было раздеваться.
