Василий Брусянин - Дворянин Венчиков
Обзор книги Василий Брусянин - Дворянин Венчиков
Василий Васильевич Брусянин
Дворянин Венчиков
I
Моё появление в усадьбе Степана Ивановича не произвело особенного впечатления ни на хозяев, ни на гостей.
Когда бричка, в которой я проехал 30 вёрст по отвратительной дороге, подкатила к воротам усадьбы, нас с возницей встретили две лающих дворняжки; в воротах со мною раскланялся какой-то мужичонко в чепане, наброшенном на плечи, а когда бричка остановилась около высокого крыльца со стеклянной дверью, — на пороге появился сам Степан Иванович, кругленький маленький человек, с брюшком и с лысиной на неуклюжем черепе. Он улыбнулся, прищурив глаза, и сказал:
— Пожалуйте-с, как раз к завтраку…
Я пожал его руку, поздравил с днём ангела, и он снова улыбнулся, потом почему-то покраснел и тихо проговорил:
— Благодарствуйте-с… Покорно благодарим… А у нас там и гости съехались, соседи…
Он провёл меня в зал, с гардинами на окнах, подбежал к узенькой двери направо и громко крикнул:
— Серафима Васильевна!
Через минуту в двери появилась низенькая, пухленькая дама в тёмном платье с белыми кружевами и в переднике, который она свернула в трубку и конфузливо припрятывала за бок. Я пожал её протянутую руку, и она так же как и муж проговорила:
— Пожалуйте-с, как раз к завтраку…
Я поздравил её с именинником, и она, поблагодарив меня, попросила пройти на террасу.
На террасе были гости, очевидно, так же как и я приехавшие поздравить хозяина. За столом, покрытым белой скатертью, сидели трое мужчин и дама.
Когда хозяин представил меня даме, она пробормотала что-то вместо фамилии и улыбнулась, наклонив голову, так что вместо лица её я рассмотрел тёмную кружевную наколку на седых вьющихся волосах. Фамилии господина в тёмном сюртуке, белом галстуке и с седыми усами я также не расслышал, встретившись с пристальным взглядом его больших серых глаз.
Его сосед, мужчина лет 50, обернул ко мне своё красное одутловатое лицо с широкой бородой и залысившимся лбом и безмолвно протянул ко мне свою полную руку. Потом он приподнялся со стула, обдёрнул полы своего сюртука и снова в безмолвии сел.
Рыжий, с проседью, широкоплечий господин в парусинном пиджаке, сидевший по другую сторону стола, слегка приподнялся, когда я подошёл к нему, и громко произнёс:
— Дворянин Венчиков! — и обернувшись к господину в сюртуке и меняя тон, добавил. — Так вот, я его прямо за шиворот да и в переднюю.
— Кого это? — спросил хозяин.
— Преображенского… судебного пристава, — спокойно ответил хозяину дворянин Венчиков. — На ружья хотел печати наложить. Понимаете, на ружья… Да, ведь, это что же такое, чёрт возьми! У меня ружья дороже его… Да, наконец, что же я без ружей буду делать?.. Со скуки подохнешь, да опять же я и не могу, не могу…
Дворянин Венчиков посмотрел на меня каким-то испытующим взором и несколько спокойнее добавил:
— Выпроводил я его в переднюю, забрал свои все ружья и пистолеты, да ягдташи, да в окно с ними, прямо в сад… А потом, понимаете, в ригу с ними, в самый дальний угол, да там и спрятал их под солому, — сам чёрт не найдёт… Прихожу потом в дом как ни в чём не бывало и вижу — сидит мой пристав за письменным столом и что-то пишет. Покосился на меня, переглянулся с урядником и хоть бы слово!.. Понимаете, понял, собака, что ружья для меня — святыня, неприкосновенность!.. Вот видите — и в нём сказался благородный человек…
Говорил дворянин Венчиков таким густым басом, а мне всё время казалось, что к моим ушам приложены широкие концы рупора, в который говорит этот полный здоровья человек, с отвисшим брюшком и красными щеками.
Закончив свой рассказ о благородстве судебного пристава, Венчиков отдулся, стёр платком со лба капли пота и с улыбкой на лице проговорил, обращаясь к хозяйке:
— Позволили бы вы мне ещё стаканчик кофейку… Чудесный у вас кофе!..
Появившаяся в эту минуту в дверях горничная с подносом, на котором стояло несколько стаканов с чёрным кофе, с улыбкой подошла к Венчикову, а улыбающийся хозяин вставил:
— Вот-с, пожалуйте… С быстротою молнии…
— Да, да… Даша ваша — быстрая девица, быстрая… Замуж вот только не хочет идти за моего Панкратова… А он, 6едный, всё полнеет да полнеет…
Хозяева, дама с седыми волосами и гость с широкой бородой рассмеялись, а мы с господином в сюртуке взяли себе по стакану кофе и заговорили о породе. Скоро к нашему разговору присоединились и остальные, кроме Серафимы Васильевны, которая, извинившись, пошла распоряжаться по хозяйству.
С разговора о погоде незаметно перешли к охоте, чему способствовал, главным образом, Венчиков, встретив поддержку со стороны седого худощавого господина в сюртуке, которого, как оказалось, звали Николаем Романовичем Постниковым.
— А вот мы с Лукою Данилычем так ничего не понимаем в охоте, тяжелы, что ли, на подъём али так с детства не приспособились, — начал хозяин, присаживаясь между мною и человеком с тёмной широкой бородою.
— Когда я был мальчонкой — с удочкой любил ходить, — вставил Лука Данилыч.
— Когда ты, Чумаков, был мальчиком — рыбку на стальные крючочки ловил, а теперь на медные да на серебряные ловишь человечков, — вмешался в наш разговор Венчиков, бесцеремонно «тыкая» купца и ехидно улыбаясь…
— Ха-ха!.. И шутник же вы, Сергей Константинович, — только и нашёлся возразить немного разобиженный купец.
Степан Иванович покраснел за обиженного гостя и, очевидно, с намерением переменить разговор, начал, обращаясь ко мне:
— Вот беда-то у нас страшная: всё высохло — и хлеба, и травы полегли да пожелтели, и в саду всё посохло.
— Я уж и не знаю, что с земной поверхностью делается, — прерывая хозяина, заговорил и Николай Романович, — то великий ливень, так что хоть наводнением в пору назвать, то сушь… Бог знает, что творится…
— Бога прогневили… Бога… Забыли люди заповедь его, вот и пошли долголетние наказания, — счёл необходимым высказать своё мнение и Лука Данилович Чумаков.
Венчиков прервал поток своих словоизвержений и тяжело вздохнул.
— А батюшка Никандр обещал к вам пожаловать? — воспользовавшись молчанием, спросил Чумаков, обратившись к Степану Ивановичу.
— Нет, не будет, — с сокрушением в голосе отвечал хозяин, — сегодня на панихиде по Александру Александровичу Хвостову…
Венчиков вытер губы салфеткой и произнёс:
— Да, помер Александр Александрович, царствие ему небесное!.. Убираются наши столбовые, коренные губернские дворяне, убираются… один за другим, один за другим…
— Да, убираются, — вздохнув, произнёс и Николай Романович.
— И нам с вами, Николай Романович, верно, недолго останется проскрипеть, — снова начал Венчиков.
Наступило мрачное молчание, как будто над головами присутствующих зареяли призраки смерти, напугав всех нас, благодушно настроенных гостей Степана Ивановича.
— Фамилия Хвостовых — самая древняя у нас в губернии, — вставила и всё время молчавшая Марья Романовна Постникова. — Была я ещё подростком, а они все, Хвостовы, служили в кавалерии… Бывало, ни один губернский бал не пройдёт без них. Красавцы были, танцоры… В прошлом году повстречалась я с покойным Александром Александровичем, и так же вот вспомянули мы с ним прошлое, да оба чуть и не всплакнули… Сидит он предо мною — худой, старый и чуть дышит… Да и я-то тоже чуть ноги таскаю… Брат его, Николай Александрович, был ещё прекраснее… В гвардию потом перевёлся, в Петербург, да там и помер…
— Да, пожили в своё время Хвостовы. На всю, да что на всю губернию — на всю Россию гремели своим богатством да знатностью, — с пафосом начал было Венчиков, но потом как-то сразу тон его голоса упал, и он негромко добавил, — да, пожили мы, пожили…
Венчиков налил себе в стаканчик мадеры, отхлебнул несколько глотков и, обращаясь к Степану Ивановичу, начал:
— Вот ваше сословие, Степан Иваныч, не может пожить так, как когда-то жили дворяне… Нет в вас во всех этакого дворянского-то духа, смелости-то этой не отыщется.
Степан Иванович поднял голову и посмотрел на гостя смущёнными глазами, очевидно, затруднившись, как поступить — обидеться ли за всё своё сословие или улыбнуться в знак согласия с мнением прямолинейного Венчикова, но потом он улыбнулся и тихо проговорил:
— Не скажите, Сергей Константинович. Умеем и мы погулять.
— Да-а, не скажите! — пришёл на помощь хозяину и Чумаков.
— Ну-у, Лука Данилыч! — не унимался Венчиков. — Поедете вы раз в год на Нижегородскую ярмарку или в Москву да и напьётесь так, что и не помните ничего и ничего не видите, что у вас перед глазами… Это раз-то в год — какая гулянка!?. А?.. У нас, бывало, целый год Нижегородская ярмарка! Да!.. Целый год…
Он допил из стакана вино и, повернув ко мне лицо, неожиданно для всех спросил:
