Николай Лейкин - Приехали
Обзор книги Николай Лейкин - Приехали
Н. А. Лейкинъ
ПРІѢХАЛИ
I
Кухарка Дарья, среднихъ лѣтъ женщина съ угреватымъ лицомъ, была уже давно на дачѣ и приготовлялась въ кухнѣ стряпать обѣдъ для господъ, когда пріѣхала горничная Аннушка, молодая дѣвушка съ вздернутымъ кверху носикомъ и быстрыми лукавыми глазами, очень миловидная и франтовато одѣтая. Она пріѣхала въ извозчичьей пролеткѣ.
— Безъ возовъ? А кто-же съ возами-то ѣдетъ? — встрѣтила кухарка горничную.
— А это ужъ дѣло не мое. Никогда я на возахъ не ѣздила и ѣздить не буду, — отвѣтила горничная, пощелкивая кедровые орѣхи. — Я себя совсѣмъ не такъ соблюдаю, чтобы мнѣ съ ломовиками якшаться. А вдругъ я знакомаго кавалера встрѣчу? Такъ, вѣдь, это одинъ срамъ.
— Нѣтъ, я къ тому, что, вѣдь, барыня наша хотѣла тебя съ возами отправить.
— Пусть она поблагодаритъ Бога, что я ее самое не отправила.
— Это барышня-то? Ну, ну, ну, потише.
— Я сама скоро буду барыней.
— Ну, Анютка, не сносить тебѣ головы! — развела кухарка руками.
— А куда-же она у меня съ плечъ дѣнется?
— Голова-то, пожалуй, у тебя на плечахъ останется, а что барыня протуритъ тебя съ мѣста, такъ ужъ это какъ пить дать.
— Вотъ тогда-то я и сдѣлаюсь барыней. Сейчасъ-же рядомъ съ вами мнѣ баринъ дачу найметъ. А ты тогда ступай ко мнѣ въ кухарки. Я рублемъ въ мѣсяцъ дороже дамъ.
— Что? что? Да ты никакъ съ ума сошла! — воскликнула кухарка.
— Отчего-же? И увѣряю тебя, что я супротивъ Марьи Павловны рубль прибавлю.
— Да меня хоть озолоти, такъ я тебѣ, подлюгѣ, служить не буду! — гордо отвѣтила кухарка. — Больно жирно будетъ, если такимъ сорокамъ служить.
— Прочванишься, мать моя, — спокойно проговорила горничная и, спохватясь, прибавила:- Однако, что-жъ я? Надо посмотрѣть, какая мнѣ комната будетъ.
— Да вотъ, мнѣ съ тобой комната подлѣ кухни.
— Нѣтъ, нѣтъ. Я съ тобой спать не буду. Мнѣ баринъ отдѣльную комнату обѣщалъ дать, иначе я не согласна.
— Баринъ? Не знаю. А барыня мнѣ сказала, что ты будешь спать со мной.
— Чихать я хочу на барыню!
Горничная вышла изъ кухни и принялась ходить по комнатамъ дачи. Черезъ нѣсколько времени она вернулась.
— Отличная комната мнѣ есть, — сказала она. — Ты чего зубы-то скалишь? Чего ехидничаешь! Не можетъ-же горничная быть безъ комнаты, если она съ уборкой бѣлья. Гдѣ-же я бѣлье убирать буду? Гдѣ-же я бѣлье гладить буду?
Черезъ часъ пріѣхали возы съ мебелью. Извозчики начали разгружаться.
— Куда мебель-то ставитъ? — спрашивали они горничную.
— А ужъ это пускай сами господа вамъ указываютъ, когда пріѣдутъ, а я тутъ не при чемъ. Вотъ вамъ двугривенный отъ меня. Идите и выпейте покуда за мое здоровье. Да барынѣ не извольте говорить, что я на возу не ѣхала, если она спрашивать будетъ.
— Намъ что! Намъ какое дѣло! — махнулъ рукой одинъ извозчикъ.
— Намъ только, чтобы предоставить все въ правильности, — проговорилъ другой извозчикъ и прибавилъ:- А за угощеніе спасибо.
Оба отправились выпить.
Пріѣхала, наконецъ, извозчичья карета. На козлахъ вмѣстѣ съ извозчикомъ сидѣлъ маленькій гимназистъ. Онъ тотчасъ-же соскочилъ съ козелъ и началъ снимать изъ-подъ ногъ извозчика ящикъ съ морскими свинками. Баринъ Михаилъ Ивановичъ отворилъ дверцы и оттуда выскочили два мопса — Амишка и Мимочка, и залаяли. Баринъ выставилъ попугаячью клѣтку съ попугаемъ и крикнулъ стоявшей передъ каретой горничной:
— Принимай-же Аннушка! Чего-же ты стоишь, какъ истуканъ!
— Ну, вотъ… Ужъ и истуканъ! Я даже извозчикамъ мебель съ возовъ снимать помогала.
Горничная подскочила къ каретѣ и взяла попугаячью клѣтку.
Изъ кареты вылѣзла нянька съ ребенкомъ. Нянька осмотрѣла заросшій травой дворъ и съ неудовольствіемъ пробормотала:
— Ну, ужь и дача! Гдѣ-же мы съ Оленькой гулять-то будемъ? И желѣзной дороги даже нѣтъ, на которую ходить можно. То-ли дѣло въ Озеркахъ на этотъ счетъ! Тамъ одна станція чего стоитъ!
Вытащили изъ кареты три-четыре саквояжа, двѣ корзинки — одну съ часами, другую съ лампой, узелъ съ чѣмъ-то, и, наконецъ, показалась барыня Марья Павловна.
Нянька продолжала критиковать дачу:
— А гдѣ-же садъ-то при дачѣ? Это четыре-то сосны садомъ называются?
— Закаркала, закаркала ужъ! И не видала я женщины недовольнѣе нашей няньки! — воскликнула барыня. — Ты, милая, вѣдь еще и оглядѣться не успѣла, а ужъ хаешь.
— Да ужъ я вижу, что тутъ ребенку и на солнышкѣ погрѣться будетъ негдѣ.
— Возы пріѣхали? А гдѣ-же извозчики-то? — опрашивала барыня.
— А гдѣ! У извозчиковъ одно мѣсто, куда они ходятъ, — отвѣчала горничная. — А только, барыня, я вамъ прямо скажу, съ кухаркой въ одной комнатѣ мнѣ умѣститься и думать нечего. Гдѣ-же я тогда бѣлье-то убирать буду? Вѣдь вы спрашиваете, чтобъ все въ порядкѣ было.
— Опять насчетъ комнаты? Да не терзайте вы мою душу хоть сейчасъ при переѣздѣ-то.
— Нѣтъ, ужь какъ хотите, а тамъ даже гладильной доски не поставитъ! И чего вы сквалыжничаете изъ-за комнаты, я не понимаю! — не унималась горничная. — Я помотрѣла дачу… Лишняя комната, какъ разъ, для меня есть.
— Сквалыжничаете! Какъ ты смѣешь говорить, что я сквалыжничаю! Михаилъ Иванычъ! А ты развѣсилъ уши и слушаешь такъ, какъ будто-бы это не твое дѣло. Уйми эту наглянку.
— Анна! Если ты не замолчишь, то я… Что это такое! — слегка возвысилъ голосъ баринъ.
Горничная зашла за спину барыни и выставила ему языкъ. Извозчикъ, видѣвшій съ козелъ эту сцену, даже захохоталъ. Баринъ оконфузился, не зналъ, что сказать и убѣжалъ въ дачу.
— Ты чего смѣешься, дуракъ! Тебѣ чего смѣшно? — крикнула на извозчика барыня и стала съ нимъ разсчитываться за карету.
— Да какъ-же не смѣяться-то, барыня, коли она языкъ…
— А вотъ за, то, что не умѣетъ языкъ держать на привязи, за это ей и досталось. Ну, молчи. А то я и на чай тебѣ не дамъ.
Появились ломовые извозчики.
— Съ пріѣздомъ, ваша милость… — кланялись они, снимая картузы.
— А вы чего по кабакамъ шляетесь? — встрѣтила ихъ барыня. — Гдѣ-бы мебель въ дачу вносить, а вы…
— Да мы и хотѣли для вашей чести вносить, а госпожа горничная говоритъ: господъ дожидайтесь. Пріѣдутъ и укажутъ, какъ и что…
— Дождется ужъ эта госпожа горничная, что я ее протурю за ея распоряженія. Тащите обѣденный-то столъ въ балконную комнату. Это столовая будетъ.
Барыня вошла въ дачу и прошла въ кухню. Тамъ кухарка чистила картофель.
— Ну, что, Дарьюшка, растопила-плиту? — спросила ее барыня.
— Растопить-то растопила, принесъ дворникъ гнилую доску отъ забора вмѣсто дровъ. Но какая это плита, помилуйте! Всего только въ двѣ канфорки… — плакалась кухарка. — Вотъ когда мы на дачѣ жили съ генеральшей, то тамъ плита…
— И эта недовольна дачей! И эта ноетъ!
— Да какъ-же довольной-то быть, если въ мелочной лавочкѣ даже кореньевъ къ супу нѣтъ.
Появилась горничная съ гладильной доской.
— Какъ хотите, барыня, а я гладильную доску въ ту маленькую комнату поставлю, которая около кабинета барина, потому, воля ваша, въ кухаркиной комнатѣ мнѣ гладить невозможно.
— Петенькѣ эта маленькая комната пойдетъ. Петенькѣ и подъ гостей. Тамъ два дивана поставятся.
— А баринъ ужь позволили туда мнѣ доску поставить. Вѣдь имъ-же я сорочки-то гладить буду.
— Ахъ, вы меня извести хотите! — воскликнула барыня и схватилась за голову.
II
Ломовики и извозчики вносили мебель въ комнаты. Кресло-качалка и нѣсколько стульевъ изъ гнутаго бука были поломаны. Оказалось, что ломовики, надѣясь на прочность этой мебели, настолько крѣпко прикрутили къ ней веревки, что даже цѣльный букъ не выдержалъ и переломился. Марья Павловна, увидавъ все кто, такъ и всплеснула руками.
— Ну, скажите на милость, качалка и три стула поломаны! — воскликнула она.
— Что вы, барыня! Какой-же это поломъ! Не поломаны стулья вовсе, а просто ножки эти самыя у нихъ изъ гнѣздъ вышли, — отвѣчали ломовики. — Винты плохи были. Теперича, ежели эти винты запустить съ клеемъ…
— Михаилъ Иванычъ! Иди сюда… Посмотри, какъ извозчики твою качалку изувѣчили! — кричала Марья Павловна мужу.
— Мерзавцы! Подлецы! Денегъ за провозъ не заплачу! — набросился на ломовиковъ Михаилъ Ивановичъ, и безъ того раздраженный горничной Аннушкой, которая насѣдала на него, чтобы онъ требовалъ для нея отъ жены отдѣльную комнату, нужную, будто-бы, для глаженья и уборки бѣлья.
Одинъ изъ ломовиковъ, рыжебородый мужикъ, отвѣчалъ солидно и разсудительно:
— Эхъ, барыня! Да нешто ужь совсѣмъ безъ поломки можно пріѣхать? Ни въ жизнь. Какъ у хлѣба не безъ крохъ, такъ и тутъ… Да изойди весь бѣлый свѣтъ, такъ перегрузки безъ поломки не найти. Перегрузка ужъ всегда изъянъ приносить. Даже и пословица есть, что три раза переѣхать — разъ погорѣть. А здѣсь и поломки нѣтъ. Гдѣ эта поломка? Все цѣло. Изъ гнѣздъ дерево вышло — это точно. А насчетъ качалки будьте безъ сумлѣнія! Мы ее свинтимъ.