Александр Амфитеатров - Расплата
Александр Амфитеатров - Расплата краткое содержание
Александръ Амфитеатровъ
РАСПЛАТА
Объ этомъ ночномъ нападеніи на казачій постъ много говорили по всей Эстляндіи. Жаль, что некому было разсказать правду. Вѣдь, когда солнце освѣтило обгорѣлую казарму, ни въ ней, ни близь нея не оставалось ни одного живого человѣка. Лежало одиннадцать закопченныхъ или обугленныхъ труповъ.
Пошли тогда легенды о могучей революціонной бандѣ, о ночномъ штурмѣ послѣ упорной и долгой перестрѣлки, о гибели казаковъ — всѣхъ до единаго — въ рукопашномъ бою. Пустяки. Хоть бы на то обратили вниманіе, что на трупахъ не оказалось ни одной огнестрѣльной раны: только колотыя или рѣзаныя. И все больше по горлу.
Да. Убрать въ одну ночь, въ укрѣпленной и защищенной казармѣ, одиннадцать казаковъ и скрыться безъ слѣда съ ихъ оружіемъ — кто же, казалось бы, способенъ на такое отчаянное дѣло, если не отрекшіеся отъ міра революціонеры? Не такъ ли?
Ну, а я вамъ скажу, что революція была здѣсь ровно не при чемъ и столько же знала обо всемъ этомъ дѣлѣ, сколько.
— Мы съ вами, не правда: ли?
— Нѣтъ, сколько вы одинъ. Потому что я-то зналъ и знаю. Какъ же мнѣ не знать? Это — мое дѣло. Я устроилъ его. Я! да — я!
Онъ говорилъ такъ мирно, спокойно, имѣлъ такой кроткій, ласковый видъ, былъ такой слабый, почти женственный, съ глазами, полными яснаго голубого свѣта.
— Я не былъ революціонеромъ. И братъ мой не былъ. Я былъ учителемъ въ городѣ, онъ — мызникъ подъ городомъ. Однажды приходятъ казаки и начинаютъ брать людей по списку. Взяли и насъ.
Многихъ разстрѣляли, а насъ съ братомъ отвели на тотъ самый казачій постъ между городомъ и мызою: насъ оставили на завтра. Лежимъ, связанные, молчимъ… Что же намъ дѣлать? Насъ двое связанныхъ, безоружныхъ, а ихъ одиннадцать человѣкъ — съ винтовками, молодцы одинъ къ одному. Брать лежитъ въ одномъ углу казармы, на полу, я — въ другомъ, наискосокъ, на нарахъ.
Вечеромъ подходитъ ко мнѣ казачій урядникъ.
— Завтра разстрѣляемъ.
— За что?
— Не бунтуй.
— Мы не бунтовали.
— Коли взяты, — стало быть, бунтовали. Разстрѣлять вашего брата всегда есть за что.
— Не смѣете вы разстрѣливать насъ, какъ собакъ. Надо судить. Гдѣ ваши офицеры? Вы должны представить насъ своему начальству.
— Ну, вотъ еще, чего вздумалъ: начальство для него безпокоить, на ночь глядя. Нонѣ время военное: только захотѣть, а то мы тебя и сами, безъ начальства. И все — зря. Ты не шебарши: мы ребята добрые, цѣлую ночь срока вамъ даемъ. А къ начальству васъ отвести, — выйдетъ приказъ: разстрѣлять на мѣстѣ.
Нагнулся ко мнѣ низко-низко, шепчетъ:
— Хочете на волю?
Вы понимаете, какая горячая волна мнѣ въ голову хлынула. Шепчу въ отвѣтъ:
— Сколько?
Шепчетъ:
— Я одинъ не могу, долженъ по соглашенію съ товариществомъ. На всю артель пятьсотъ рублей, по двѣсти пятьдесятъ за тебя и за брата. Хочешь?
Я говорю:
— Такихъ денегъ у насъ готовыми нѣтъ.
— Достань.
— Достать могу, но раньше сутокъ мнѣ не обернуться.
— Хорошо. Дадимъ тебѣ сутки срока. Оборачивайся.
— Ты, служивый, издѣваешься надо мною: что же я въ состояніи сдѣлать изъ-подъ ареста, связанный?
— А мы тебя выпустимъ.
— Выпустите?
— Да, на слово выпустимъ. Ничего: мы о тебѣ справки навели, — всѣ говорятъ, что ты человѣкъ почтенный, слову твоему вѣрить можно. Брата твоего у себя оставимъ въ родѣ какъ бы аманата, что ты не удерешь. А ты ступай, ищи, приноси выкупъ. Принесешь — ваше счастье: обоихъ на волю выпустимъ — и тебя, и брата.
Я весь въ огнѣ горю, но соображаю: мало сутокъ.
— Дайте два дня.
Такіе покладистые ребята попались, — и на два дня согласны: ура!
Вылетѣлъ я изъ казармы, ногъ подъ собою не слышу отъ восторга. Сейчасъ же — на первый возможный поѣздъ и помчался въ городъ Ф.- отъ насъ въ трехъ часахъ разстоянія. Тамъ у меня пріятель нотаріусъ, онъ же ростовщикъ… Сквалыга ужаснѣйшій, на обухѣ рожь молотить, но зато у него во всякое время дня и ночи можно достать денегъ.
— Слушайте, — изъясняю ему, — вотъ какое дѣло приспѣло. Пятьсотъ рублей сейчасъ же на столъ, а въ обезпеченіе — все мое имущество. Вы знаете, у меня земля, у меня мельница. Тысячъ на двадцать, — есть чѣмъ отвѣтить.
— Такъ, говорить, но документы?
— Ахъ, есть ли у меня время, гдѣ же возможность сейчасъ выправлять документы? Вѣдь же я вамъ объясняю, какъ спѣшно нужны мнѣ деньги и зачѣмъ.
Возражаетъ:
— Я все это очень хорошо понимаю и вхожу въ ваше печальное положеніе, но какъ же я могу рисковать капиталомъ, не зная вашихъ правь на имущество? Вы съ братомъ въ общемъ владѣніи — не раздѣленные.
Словомъ, кончилось дѣло тѣмъ, что, вмѣсто краткосрочного займа въ 500 рублей подъ залогъ моей недвижимой собственности, совершилъ я условную запродажу этой пьявкѣ двуногой всего моего имущества за 1,500 руб., съ тѣмъ, что 500 руб. покупщикъ даетъ мнѣ на руки сейчасъ же, слѣдующіе 500 — когда мнѣ потребуется, а остальные 500 уплачиваетъ черезъ годъ. Разорилъ я себя въ единую минуту, но тогда счастливъ тѣмъ былъ, больше того, даже благодаренъ быль ростовщику проклятому: вѣдь, худо ли, хорошо ли, — а двѣ души спасъ, меня и брата.
Лечу обратно счастливый, какъ вольная птица на крыльяхъ.
Урядникъ встрѣчаетъ:
— Эге?
— Получай.
Пересчиталъ деньги.
— Молодчина. Ну, чортъ съ тобою: ступай на всѣ четыре стороны. Мы свое казацкое слово держимъ.
— Позволь: а братъ?
— Какой брать?
— Мой брать, вмѣстѣ взяли.
— А, твой братъ. Такъ бы и говорилъ. Брата твоего мы разстрѣляемъ.
— Какъ, почему, за что?
— Такъ: ты откупился, — ступай себѣ, уходи. А брата разстрѣляемъ.
— Но мы же вмѣстѣ откупались. Вы приказали. Сколько велѣно, я принесъ. За обоихъ вмѣстѣ.
Онъ, дьяволъ, только усмѣхается.
— Окрестись, парень. Это двоихъ-то васъ отпустить за пятьсотъ рублей? Товариществу расчета нѣтъ. Своя шкура дороже.
— Но ты же самъ назначилъ?
— Мало ли, что я назначилъ. Тогда назначилъ, а потомъ передумалъ. Ошибся, стало быть, въ своей выгодѣ. Товарищество не дозволяетъ, не расчетъ. Съ насъ тоже за вашего брата, бѣглыхъ, начальство-то — и-и-и! — какъ взыскиваетъ. Нечего больше разговаривать: ты свободенъ, а брата — подъ разстрѣлъ.
Понялъ я: новый торгъ начинается. Устроили базаръ жизни, крови и слезъ человѣческихъ!
— Сколько возьмешь, чтобы отпустить брата?
— А что съ тебя, то и съ него. Дешевенько, ну, да ужъ по знакомству.
— Пятьсотъ?
— Говорю: что съ тебя, то и съ него. Гдѣ наше не пропадало?
— По рукамъ. Завтра получишь.
Урядникъ руку протягиваетъ, но смотритъ на меня сомнительно:
— Осилишь ли?
— Разорвусь, а достану. Завтра получишь. По рукамъ. Засмѣялся.
— Ну, твое дѣло. По рукамъ.
А я опять въ поѣздъ, опять въ Ф., опять къ своему пріятелю, ростовщику, нотаріусу. Онъ было отъ меня и руками и ногами: развѣ, молъ, такъ поступаютъ порядочные люди? Вчера — 500, сегодня — 500. И всю эту исторію вы мнѣ соврали, и никакого брата вамъ выкупать не надо, а просто вы въ карты играете, должно быть, несчастливо, или дѣвчонку завели, — вотъ и тянете съ меня мои кровныя денежки не въ срокъ. Но я взялъ въ руки, съ письменнаго стола его, прессъ-папье, — собака чугунная, какъ сейчасъ помню, остромордая такая, — и поклялся ему, что сію же минуту проломлю ему голову, если онъ не отдастъ моихъ денегъ.
Отдалъ.
Ни живой, ни мертвый, самъ не свой, мчусь на родину. Когда вышелъ изъ вагона, на своемъ вокзалѣ, до срока назначеннаго оставалось еще восемь часовъ.
На вокзалѣ ходить факторъ знакомый. Мигнулъ мнѣ. Укрылись мы въ сторону, за бочки какія то.
— Я васъ нарочно поджидалъ, потому что видѣлъ утромъ, какъ вы въ Ф. уѣхали. Думалъ: не вернетесь ли съ курьеромъ? Не ходите въ городъ. Васъ ищутъ.
— Что случилось?
— То, что… э! мужчина же вы! скрѣпитесь сердцемъ: брата вашего сегодня утромъ разстрѣляли. Скрѣпитесь сердцемъ: мужчина же вы! Въ такое время живемъ. Надо позабыть, какъ въ обмороки-то падаютъ. Брата разстрѣляли, а васъ ищутъ. Скрѣпитесь сердцемъ: мужчина же вы!
Водою меня поить. Я ничего не понимаю, только шепчу:
— Боже мой, да вѣдь привезъ же я, привезъ, выкупъ привезъ, извергамъ по условію, вотъ они, пятьсотъ рублей.
— Видно, опоздали.
— Какъ — опоздалъ? Условились ждать до завтра, до утра. Изверги, предатели. Подлость какая.
— Надули васъ, стало быть, не дождались. Либо не повѣрили вамъ, что осилите такую сумму привезти… Теперь уже поздно разсуждать: все кончено, не поправите. Будьте мужчиною! скрѣпитесь сердцемъ!
Ну…
Мужчина я, голубчикъ, скрѣпился сердцемъ!
Съ вокзала пошелъ я не направо — въ городъ, а налѣво — въ поле. Иду, на темное небо смотрю, звѣзды въ темномъ небѣ мигаютъ. А я тропинки ногою нащупываю и въ головѣ одну мысль держу:
