Алексей Толстой - Лирические стихотворения (1840-1855)
Обзор книги Алексей Толстой - Лирические стихотворения (1840-1855)
Толстой Алексей
Лирические стихотворения (1840-1855)
Алексей Константинович Толстой
Лирические стихотворения (1840-1855)
БЛАГОВЕСТ
Среди дубравы Блестит крестами Храм пятиглавый С колоколами.
Их звон призывный Через могилы Гудит так дивно И так уныло!
К себе он тянет Неодолимо, Зовет и манит Он в край родимый,
В край благодатный, Забытый мною,И, непонятной Томим тоскою,
Молюсь и каюсь я, И плачу снова, И отрекаюсь я От дела злого;
Далеко странствуя Мечтой чудесною, Через пространства я Лечу небесные,
И сердце радостно Дрожит и тает, Пока звон благостный Не замирает...
1840-e годы
x x x
Бор сосновый в стране одинокой стоит; В нем ручей меж деревьев бежит и журчит. Я люблю тот ручей, я люблю ту страну, Я люблю в том лесу вспоминать старину. "Приходи вечерком в бор дремучий тайком, На зеленом садись берегу ты моем! Много лет я бегу, рассказать я могу, Что случилось когда на моем берегу. Из сокрытой страны я сюда прибежал, Я чудесного много дорогой узнал! Когда солнце зайдет, когда месяц взойдет И звезда средь моих закачается вод, Приходи ты тайком, ты узнаешь о том, Что бывает порой здесь в тумане ночном!" Так шептал, и журчал, и бежал ручеек; На ружье опершись, я стоял одинок, И лишь говор струи тишину прерывал, И о прежних я грустно годах вспоминал.
ЦЫГАНСКИЕ ПЕСНИ
Из Индии дальной На Русь прилетев, Со степью печальной Их свыкся напев,
Свободные звуки, Журча, потекли, И дышат разлукой От лучшей земли.
Не знаю, оттуда ль Их нега звучит, Но русская удаль В них бьет и кипит;
В них голос природы, В них гнева язык, В них детские годы, В них радости крик;
Желаний в них знойный Я вихрь узнаю, И отдых спокойный В счастливом краю,
Бенгальские розы, Свет южных лучей, Степные обозы, Полет журавлей,
И грозный шум сечи, И шепот струи, И тихие речи, Маруся, твои!
1840-e годы
* * *
Дождя отшумевшего капли Тихонько по листьям текли, Тихонько шептались деревья, Кукушка кричала вдали.
Луна на меня из-за тучи Смотрела, как будто в слезах; Сидел я под кленом и думал, И думал о прежних годах.
Не знаю, была ли в те годы Душа непорочна моя? Но многому б я не поверил, Не сделал бы многого я.
Теперь же мне стали понятны Обман, и коварство, и зло, И многие светлые мысли Одну за другой унесло.
Так думал о днях я минувших, О днях, когда был я добрей; А в листьях высокого клена Сидел надо мной соловей,
И пел он так нежно и страстно, Как будто хотел он сказать: "Утешься, не сетуй напрасно То время вернется опять!"
1840-е годы
* * *
Как филин поймал летучую мышь, Когтями сжал ее кости, Как рыцарь Амвросий с толпой удальцов К соседу сбирается в гости. Хоть много цепей и замков у ворот, Ворота хозяйка гостям отопрет.
"Что ж, Марфа, веди нас, где спит твой старик? Зачем ты так побледнела? Под замком кипит и клубится Дунай, Ночь скроет кровавое дело. Не бойся, из гроба мертвец не встает, Что будет, то будет,- веди нас вперед!"
Под замком бежит и клубится Дунай, Бегут облака полосою; Уж кончено дело, зарезан старик, Амвросий пирует с толпою. В кровавые воды глядится луна, С Амвросьем пирует злодейка жена.
Под замком бежит и клубится Дунай, Над замком пламя пожара. Амвросий своим удальцам говорит: "Всех резать - от мала до стара! Не сетуй, хозяйка, и будь веселей, Сама ж ты впустила веселых гостей!"
Сверкая, клубясь, отражает Дунай Весь замок, пожаром объятый; Амвросий своим удальцам говорит: "Пора уж домой нам, ребята! Не сетуй, хозяйка, и будь веселей, Сама ж ты впустила веселых гостей!"
Над Марфой проклятие мужа гремит, Он проклял ее, умирая: "Чтоб сгинула ты и чтоб сгинул твой род, Сто раз я тебя проклинаю! Пусть вечно иссякнет меж вами любовь, Пусть бабушка внучкину высосет кровь!
И род твой проклятье мое да гнетет, И места ему да не станет Дотоль, пока замуж портрет не пойдет, Невеста из гроба не встанет И, череп разбивши, не ляжет в крови Последняя жертва преступной любви!"
Как филин поймал летучую мышь, Когтями сжал ее кости, Как рыцарь Амвросий с толпой удальцов К соседу нахлынули в гости. Не сетуй, хозяйка, и будь веселей, Сама ж ты впустила веселых гостей!
КОЛОДНИКИ
Спускается солнце за степи, Вдали золотится ковыль,Колодников звонкие цепи Взметают дорожную пыль.
Идут они с бритыми лбами, Шагают вперед тяжело, Угрюмые сдвинули брови, На сердце раздумье легло.
Идут с ними длинные тени, Две клячи телегу везут, Лениво сгибая колени, Конвойные с ними идут.
"Что, братцы, затянемте песню, Забудем лихую беду! Уж, видно, такая невзгода Написана нам на роду!"
И вот повели, затянули, Поют, заливаясь, они Про Волги широкой раздолье, Про даром минувшие дни,
Поют про свободные степи, Про дикую волю поют, День меркнет все боле,- а цепи Дорогу метут да метут...
Первая половина 1850-х годов
x x x
Колокольчики мои,
Цветики степные! Что глядите на меня,
Темно-голубые? И о чем звените вы
В день веселый мая, Средь некошеной травы
Головой качая?
Конь несет меня стрелой
На поле открытом; Он вас топчет под собой,
Бьет своим копытом. Колокольчики мои,
Цветики степные! Не кляните вы меня,
Темно-голубые!
Я бы рад вас не топтать,
Рад промчаться мимо, Но уздой не удержать
Бег неукротимый! Я лечу, лечу стрелой,
Только пыль взметаю; Конь несет меня лихой,
А куда? не знаю!
Он ученым ездоком
Не воспитан в холе, Он с буранами знаком,
Вырос в чистом поле; И не блещет как огонь
Твой чепрак узорный, Конь мой, конь, славянский конь,
Дикий, непокорный!
Есть нам, конь, с тобой простор!
Мир забывши тесный, Мы летим во весь опор
К цели неизвестной. Чем окончится наш бег?
Радостью ль? кручиной? Знать не может человек
Знает бог единый!
Упаду ль на солончак
Умирать от зною? Или злой киргиз-кайсак,
С бритой головою, Молча свой натянет лук,
Лежа под травою, И меня догонит вдруг
Медною стрелою?
Иль влетим мы в светлый град
Со кремлем престольным? Чудно улицы гудят
Гулом колокольным, И на площади народ,
В шумном ожиданье, Видит: с запада идет
Светлое посланье.
В кунтушах и в чекменях,
С чубами, с усами, Гости едут на конях,
Машут булавами, Подбочась, за строем строй
Чинно выступает, Рукава их за спиной
Ветер раздувает.
И хозяин на крыльцо
Вышел величавый; Его светлое лицо
Блещет новой славой; Всех его исполнил вид
И любви и страха, На челе его горит
Шапка Мономаха.
"Хлеб да соль! И в добрый час!
Говорит державный,Долго, дети, ждал я вас
В город православный!" И они ему в ответ:
"Наша кровь едина, И в тебе мы с давних лет
Чаем господина!"
Громче звон колоколов,
Гусли раздаются, Гости сели вкруг столов,
Мед и брага льются, Шум летит на дальний юг
К турке и к венгерцу И ковшей славянских звук
Немцам не по сердцу!
Гой вы, цветики мои,
Цветики степные! Что глядите на меня,
Темно-голубые? И о чем грустите вы
В день веселый мая, Средь некошеной травы
Головой качая?
1840-е годы
* * *
Коль любить, так без рассудку, Коль грозить, так не на шутку, Коль ругнуть, так сгоряча, Коль рубнуть, так уж сплеча!
Коли спорить, так уж смело, Коль карать, так уж за дело, Коль простить, так всей душой, Коли пир, так пир горой!
x x x
Меня, во мраке и в пыли Досель влачившего оковы, Любови крылья вознесли В отчизну пламени и слова. И просветлел мой темный взор, И стал мне виден мир незримый, И слышит ухо с этих пор, Что для других неуловимо.
И с горней выси я сошел, Проникнут весь ее лучами, И на волнующийся дол Взираю новыми очами. И слышу я, как разговор Везде немолчный раздается, Как сердце каменное гор С любовью в темных недрах бьется, С любовью в тверди голубой Клубятся медленные тучи, И под древесною корой, Весною свежей и пахучей, С любовью в листья сок живой Струей подъемлется певучей. И вещим сердцем понял я, Что все рожденное от Слова, Лучи любви кругом лия, К нему вернуться жаждет снова; И жизни каждая струя, Любви покорная закону, Стремится силой бытия Неудержимо к божью лону; И всюду звук, и всюду свет, И всем мирам одно начало, И ничего в природе нет, Что бы любовью не дышало.
1851 или 1852 (?)
* * *
Милый друг, тебе не спится,
Душен комнат жар, Неотвязчивый кружится
Над тобой комар.
Подойди сюда, к окошку,
Все кругом молчит, За оградою дорожку
Месяц серебрит.
Не скрыпят в сенях ступени,
И в саду темно, Чуть заметно в полутени
Дальнее гумно.
Встань, приют тебя со мною
Там спокойный ждет; Сторож там, звеня доскою,
Мимо не пройдет.
1840-е годы
x x x
Мне в душу, полную ничтожной суеты, Как бурный вихорь, страсть ворвалася нежданно, С налета смяла в ней нарядные цветы И разметала сад, тщеславием убранный.
Условий мелкий сор крутящимся столбом Из мысли унесла живительная сила И током теплых слез, как благостным дождем, Опустошенную мне душу оросила.
