Елена Ткач - Странная фотография (Непутевая семейка - 2)
Обзор книги Елена Ткач - Странная фотография (Непутевая семейка - 2)
Ткач Елена
Странная фотография (Непутевая семейка - 2)
Елена ТКАЧ
НЕПУТЕВАЯ СЕМЕЙКА
Книга 2
СТРАННАЯ ФОТОГРАФИЯ
Глава 1
СНОВА В ГОРОДЕ
Едва Сеня переступила порог, как входная дверь с шумом захлопнулась за спиной - сквозняк! На улицах поднималась самая настоящая буря: ветер, не шутя, сбивал с ног и прохожие пугливо прятались по домам - со стихией шутки плохи...
Москвичи не слишком знакомы с разгулом стихий - ни девятибалльных землетрясений, ни жестоких наводнений, ни смерчей, здесь, в столице России, отродясь не бывало. Лишь на исходе ушедшего века Москву слегка "тряхнул" ураган, и тогда её жители с ужасом ощутили как страшны разбушевавшиеся духи стихий.
Сеня подумала, что природа, как видно, гневается, не желая расставаться с летом, ведь сегодня тридцать первое августа - последний летний день. Кто-то там, в небесах, из тех, кому подвластны смерчи и ураганы, поднял их "в ружье", чтобы потешить душеньку...
Девчонка так спешила укрыться от надвигавшейся бури, что здорово запыхалась и взмокла, да ещё по дороге неприятность случилась: разбилась бутылка кетчупа, которую мама просила купить. Она смачно хрустнула, когда Сеня, размахивая на бегу пакетом, с налету вмазала им по стволу дерева в Миусском парке... Теперь в этот пакет страшно и заглянуть - небось сущее кровавое месиво, прямо как в фильме ужасов!
"Дурной знак!" - подумала Сеня и рывком распахнула дверь в мамину комнату.
- Мама, я тут! Ты дома?
Ответом ей был шквальный порыв ветра, он подхватил бумаги с письменного стола и ворохом разметал их по комнате. От сквозняка окно распахнулось настежь, белые листы, словно гигантские одичавшие бабочки, взвились к потолку, с сухим шелестом попадали на пол, один из них ветер с размаху швырнул Сене в лицо, а едва ли не половина всей стопки вылетела в окно, в мир, стонавший от ужаса... День чернел на глазах. Шел ураган!
Мамочки! - охнула Сеня, уронив свой пакет и пытаясь поймать ускользающие листы бумаги. - Что я наделала?!
Эти бумаги - перевод исторического романа, который мама спешила закончить в срок, - были для Сениной мамы "светом в окошке": она обожала эту работу! И просиживала над ней ночи напролет, не столько из-за необходимости подработать, сколько из чистой сердечной склонности - Сеня подозревала, что мама скоро вовсе бросит свою основную работу в редакции и со спокойной душой займется любимым делом. И потому было страшно представить, что почувствует мама, увидев на столе вместо аккуратной стопки листов с ровными машинописными строками кучу измятой, жеваной, грязной бумаги...
Сеня выглянула в окно - листы спланировали на тротуар и зябко пошевеливались внизу сиротливыми белыми пятнами. День канул во мгле, по небу зыркали молнии, рыскал грохочущий гром - шла гроза.
- Нет, только не это! - Сеня шарахнулась от окна, когда первые тяжелые капли ударили по подоконнику. - Они же намокнут!
Она сорвалась с места, выбежала из квартиры на лестницу, вихрем пронеслась вниз, - благо, недалеко - второй этаж, - и выбежала во двор.
Старый московский дворик неподалеку от центра - эркеры, арки, проходные дворы, сушь уставшей за лето земли... От Новослободской - там, за проходным двором, тянет выхлопами бензина, пылью и гарью. Гудки, голоса, тормоза - гул Москвы...
"Милый мой, родной старый дом! - всхлипнула Сеня, кривя губы, - как же тебе тут плохо! Ты не знаешь, что такое настоящая зелень лета, что такое простор полей, прелый запах земли в лесу после дождя... И мне не спасти тебя, не взять за пазуху, чтобы, спрятав, тайком увезти за город... И выбравшись за деревню, - у нее, знаешь, такое смешное названье: "Леониха"! - опустить в траву на опушке, у кромки леса. Чтобы ты сам нашел себе место и прирос там, где-нибудь под кустиком земляники. Или на краю поля, где васильки... Но мне не украсть тебя, не увезти, и на дачу больше мы не вернемся - она ведь не наша, мы только снимали ее... А у хозяев денег нет, и они её продают... бедные, бедные! Разве можно продать свою жизнь, - ту которую прожил?!"
И Сеня стала тереть глаза: в них от ветра - сор и песок, ветер колесит по двору, рвет его, бьет наотмашь, все сильней нарастает грохот жести на крыше - полу оторванный лист железа мечется на краю, громыхает, вопит от страха - вот-вот грянет о оземь, сорвется вниз... И пошел, пошел отплясывать "цыганочку" шальной запыхавшийся ливень! И стучит в душе погремушкой гремучей, корчится, злится вопль: лето кончилось! Кончилось лето! Нет, не бывать тому, что загадано, голубые мечты разбиты, размыты шальной осенней дождевою водой... Вот она мчит - вода и сметает бумажный кораблик, забытый кем-то из пацанов на обочине тротуара, и несет его, расшибая о колесо тормознувшего резко такси, и проносится мимо, мимо... в подворотню, куда шмыгнули две полосатые кошки - Томка и Фрося и скрылись в подвале, чтобы там зализать душевные раны и хоть сколько-то свыкнутся с осенью... Бедные кошки: этот ливень смыл их обогретый солнцем покой. Впереди только серая череда неприветливых дней, продуваемых всеми ветрами, равнодушная поступь времени, которому имя РЕАЛЬНОСТЬ.
Жмурясь от пыли, Сеня собирала разлетевшиеся листы. Где-то среди подступавшей зимы затаился четырнадцатый её день рождения, завтра настанет первое сентября, обрамленное торжественной рамочкой: восьмой класс. Жизнь продолжится здесь, в Москве - пустая, никчемная жизнь! Ну, к чему она? Ну, зачем? Разве ждет её что-то лучшее после всех откровений отлетевшего лета... Нет, все лучшее в жизни кончилось, дверца захлопнулась! Дверца, за которой ждали её чудеса! Юность, взрослость - это все, конечно, здорово и хорошо, и не то чтобы ей совсем не хотелось спешить туда - ещё как хотелось! Но почему-то казалось: чтобы быть совсем, до конца счастливой, надо, чтоб эта дверца оставалась открытой. Всегда! Взрослые живут без чудес, их жизнь монотонна, скучна и обыденна, но она, Сеня, так жить не будет, у неё все сложится по-другому, а это возможно, только если успеть протоптать дорожку к чудесному... протоптать сейчас, пока она ещё девчонка-подросток, и пометить её своими тайными метками, чтобы всегда, в любом возрасте отыскать...
Собрав разлетевшиеся листы бумаги, она словно нехотя вернулась домой. А на дворе хлынуло как из ведра - проливной ливень накрыл Москву. И купол дождя восстал над городом, колокольным звоном грозы возвещая конец промелькнувшего лета...
А Сеня... Ксения, Ксана, Ксюшка, Мосина, Сеновал... каких только имен и кличек не надавала ей многочисленная родня! Она поднялась к себе на второй этаж и нашла дверь запертой. Та захлопнулась от сквозняка, а ключи Сеня, конечно, забыла... И за эти минуты успела вымокнуть с ног до головы!
Вот уж точно говорится, что беда не приходит одна. Сколько теперь ей сидеть тут мокрой на лестнице? И куда только все подевались?
Семья у Сени была большая: мама с папой, дедушка с бабушкой и старший брат Костик. И все они жили под одной крышей! Были ещё папина мама бабушка Дина с тетей Маргошей - папиной сестрой, но они обитали отдельно на Ленинградском проспекте. Ни для кого из родных и знакомых не было секретом, что в семье верховодили женщины, вернее сказать, баба Инна. Она вместе с дедом Шурой занимала самую уютную комнату - направо от столовой. Всего в доме комнат было четыре: спальня родителей, столовая, детская и комната бабушки с дедом. Прошлой весной Костик попросил, чтобы ему отвели каморку влево по коридору - там была темная комната, в которой хранился всякий хлам. Взрослые сначала запротестовали: мол, как же мальчик будет жить в комнате без окна? Но, подумав, уступили - дети подрастали и каждый нуждался в отдельной комнате. Тогда темную вымели, вычистили, снабдили торшером, бра и светильником, обклеили новыми веселенькими обоями, и в ней водворился Костик вместе со своим любимым компьютером, а комнат стало пять.
Семья была шумная, беспокойная, то и дело взрослые заводили бесконечные споры по поводу и без повода - инициатором этой бесконечной грызни, как правило, была бабушка Инна. Все-то всегда не по ней, все её раздражало и все кругом виноваты! Быть может, оттого что дом их похож был на ворох сухой соломы, на которую то и дело падали искры из очага и разгорался пожар изнурительной семейной войны, Сеня выросла несколько диковатым ребенком и любому общению предпочитала одиночество с книжкой, лишь бы продлить хоть минуту покоя...
Она сама себе придумала уменьшительно-ласкательное короткое имя "Сеня", не желая отзываться на "Ксюшу" - Ксюши в последнее время прямо-таки наводнили Москву, куда не сунешься - там непременно окажется очередная Ксюша! А Сеня была только одна. По крайней мере, о других молва до сих пор помалкивала... Может, от этого неприятия расхожих стереотипов и рано проявившегося стремления не походить на других, она держалась особняком и сторонилась сверстников. Втайне она мечтала о парне, но только... хорошо бы, чтоб и он тоже здорово отличался от всех, с кем приходилось сталкиваться, а таких что-то пока не наблюдалось.
