В Слепцов - Ночлег
Обзор книги В Слепцов - Ночлег
Слепцов В А
Ночлег
Слепцов, В.А.
Ночлег
(Подгородные сцены)
На дворе стояла оттепель, смеркалось; по опустевшим городским улицам кое-где бродил народ. Запоздавшие на базаре мужики, лежа в санях, перекликались и погоняли лошадей. На самом краю города, в харчевне виднелся огонь. У крыльца, на площадке, густо покрытой навозом, стояли извозчичьи и крестьянские сани. Свет, полосою падавший из окна, освещал шершавые бока лошадей, угрюмо мотавших мокрыми хвостами, и наблюдавшего за лошадьми мальчишку в полушубке.
Рядом с харчевнею, в ворота постоялого двора въезжали мужики. На дворе виден был фонарь, висевший на перекладине, и несколько крестьянских саней. В избе тоже светился огонь. Хозяйская работница накрывала на стол и сбирала ужин. Человек пять мужиков сидело по лавкам; один из них разувался и вытаскивал из сапог солому; другой полез было на печь, однако слез - на печи лежал хозяин пьяный. Между тем в избу всё входили вновь приехавшие мужики; понизу из двери стлался пар; в сенях хозяйка выдавала овес.
- Щец, что ли, влить, али вперед квас станете хлебать? - спрашивала у мужиков работница.
- Мы всё станем, - отвечал один.
- Подавай, что есть, - прибавил другой.
Работница поставила на стол чашку с квасом, мужики помолились на образа и сели. Вошла хозяйка с фонарем и сказала:
- Хлеб да соль!
- Просим милости, - ответил один из мужиков, высыпая в чашку накрошенную рыбу.
- Огурчика бы, - вполголоса заметил другой.
- Нету, родимый, нету... Прокисли, - ответила хозяйка. - Мало соли, что ли, уж не знаю. Скотине покидали, и скотина не ест. Такая мне, право, досада с этими с огурцами; кабы знала, легче бы не солила.
Мужики молча стали хлебать квас.
- Это кто ж у вас, хозяйка, на печи-то лежит? - спросил один из сидевших за столом.
- Хозяин лежит, родимый, хозяин. Грешным делом тоже выпил, ну и спит. Незомь 5 его.
- Что ж он у вас, дерется? - спросил другой.
- Нет, драться он не дерется, а тоже со временем озорничать лют. Черёзвый он у нас смирен; так смирен, настоящий андел, хошь паши на нем; ну а выпьет, - всех распужает.
В это время вошли только что приехавшие, помолились, сказали "хлеб да соль" и начали раздеваться.
- Кирсановски будете? - спросил один из вновь вошедших.
- Нет, мы духовщински, - не глядя отвечал один из сидевших за столом.
- Давно ль из двора?
- Пяты сутки.
- Ну, как дорога?
- Что дорога? Дорога ноне везде одна.
- Дорога, брат, Сибирь, - добавил другой.
- Лошадей так сморили, так сморили, - ни нa что не похоже.
Ноне утром встали, вышел я лошадей попоить; а они, брат, за овес-то и не примались.
- Как не сморить. Пуще всего моча одолела. Эдакой мочи то есть и не видано. Всё норовим засветло ночевать. Теперь ночью где в зажоре застрял, беда. Пропадешь.
- Пропадешь. Долго ли до греха.
- Ночью как можно? - сказал один, развешивая над печкою онучья. - И днем-то не приведи господи, а не токмa что ночью. Тоже и скотину беречь нужно. Дорогой-то едешь, почитай что все на себе везешь.
- Скотину не беречь, что ж тогда будет? - заметил один из сидевших за столом и прибавил:
- Лапши нету?
- Нет, лапши нету, - отвечала хозяйка. - Мы картофь варили.
- Давай картофь! С чем он у вас, с маслом?
- С хлебцем, родимый. Хлеб у нас мягкий, ноне пекли.
Мужик ничего не сказал и тряхнул волосами.
- Вот, говорят, скотина, - начал мужик, сидевший в углу на лавке. Скотина, скотина, а тоже понимает, что тяжко. Везет, везет да оглянется. Я, мол, что ты? Ай подсобить? Она мордой-то вот этак. Стало быть, вот тоже понимает; сказать только не может, а ты должoн догадаться.
- Известно, скотина не скажет, - опять заметил сидевший за столом. Ну, и впрочем... Кваску бы, хозяйка.
- Сичас, сичас, - заторопилась хозяйка.
Работница накрыла на другом конце стола другой ужин. Вновь приехавшие сели.
- А солдат-то наш где? - спросил один из них.
- Там, в возу что-то копается. Я его кликала, - ответила работница.
- Сходи, умница, покличь еще! Скажи: иди, мол, ужинать проворней.
Работница пошла было за солдатом, но встретилась с ним в дверях.
- Вот он, солдат-то, когда намочился, - говорил отставной солдат, входя в избу.
- Иди садись, - сказали ему мужики.
- Постойте, братцы; дайте срок. Уморился до смерти с товаром-то с своим. А! Хозяйка! Старушка - божий дар - здорово! Ай не узнала?
- Как не узнать? Старый хрыч. Все еще жив?
- Жив бог, жива душа моя.
- Куда это тебя носило?
- Да все по торговым делам.
- Купец!
- Сокрушила меня эта торговля, пропади она совсем. Ничего не стоит. Хозяин-то где ж?
- Вон, порадуйся, на печи лежит дитятко. Налопался, спит.
- Что ж, это ничего. Пройдет. Это не вредно. Ах, намочился! Влетели в канаву, вот по этих мест окунулся. А что, солдату погреться водочки не будет?
- Как не быть.
Солдат выпил и спросил:
- А закуски не полагается?
- Кто ее припасал для тебя, закуску-то! Нешто у нас кабак?
- Ну, ничего, мы языком закусим. Нет, ты слушай, Матвевна, как мы влопались-то, я тебе расскажу. Накось, повесь посушить! Как влопались - в лучшем виде. Я вчерась еще говорю: вы, говорю, у меня, мужики, не дремать. Они лошадей, знаешь это, распустят, и знать ничего не хотят. А я уж тоже твердо знаю их эту мужицкую привычку; кричу им: робята, не отставай, дружней! Потому, тут, упаси господи, всех лошадей перетопишь. А Федюшка подлец, вот он, рыжий-то. Что ты глядишь? У! - Я это с товаром-то с своим, а он, брат, вон де, за версту отстал; гляжу - дрыхнет. Ах, черт-то вас возьми совсем! Я один и остался. Лошаденку разогнал да так весь, как был, и с потрохом с своим влопался, как черт. Главная причина, очень уж дрыхнуть здоровы. Так спят, так спят, просто ни на что не похоже.
Мужик захохотал.
- Ха-ха-ха! что ты ржешь-то, как кобыла на овес?
- Да. Поработал бы ты с наше; поглядел бы я, как бы ты стал храбриться, - отозвался один мужик.
- Вы молите бога, что не я у вас бурмистром, а то бы я вам показал, как спать.
- Ну, да ладно. Аника-воин! Садись уж! Вона она ложка-то.
- Сесть я сяду, а вас учить надо.
- Выучил такой-то один.
- Такой, да не эдакой. Вот что. С чем же картофь-то у вас, Матвевна?
- Известно, с чем, - с хлебом.
- А масла-то что ж?
- Еще масла. Ишь ты, моду какую выдумал! Картофь с маслом. Модник! Вон мужички не хуже тебя, а с хлебцем покушали.
- Пускай кушали, а я не хочу.
- А ты что за граф за такой?
- Известно, граф.
- Какой такой?
- Брандербурский.
- Какой?
- Брандербурский. Вот те и все тут. А ты не знаешь.
- Не знаю, да и знать не хочу. А ты этих слов за столом у меня не смей говорить. Что ты охальничаешь в самом деле? Старый ты человек, тебе бы богу молиться, а ты озорничать.
- Глупая ты баба! Ничего ты не понимаешь.
- Не понимаю я? Нет, я все понимаю. Бессовестный! Право бессовестный! Кушайте, родимые, на доброе здоровье, - говорила мужикам хозяйка, ставя на стол жареного леща.
- Что ж, масла не дашь?
- Не дам.
- Наплевать, коли так. Подавай мне каши!
- Ну, ты не командуй, - сказала хозяйка. В то же время кто-то постучал в окно.
- Кто там? - спросила она, подходя к окну.
- Ночевать пущаете, что ль? - спросил с улицы мужичий голос.
- Пущаем, родимый, пущаем. Много ли вас?
- Один, матушка, пишкавой 1. В городу запоздал. Пустите Христа ради.
- Мы, голубчик, Христа ради не пущаем.
- Да я поплачyсь. Что ж, чай больше семитки 2 за ночлег не положите?
- Ужинать станешь?
- Нет я ужинать не стану. Признаться хлебушка на базаре купил - пожую.
Хозяйка было задумалась.
- Пущать ай нет?
- Пусти! - сказали мужики.
- Дело народное. Мы к лошадям спать пойдем.
- И то, - сказала хозяйка.
- Акулина, подь, пусти его!
Немного погодя вошел мужик в старом полушубке и в лаптях.
- Хлеб да соль!
- Просим милости, - промычали мужики.
Прохожий постоял молча середь избы, утер рукавом бороду и повесил шапку на гвоздь. Мужики ели леща и исподлобья посматривали на прохожего.
- Дальной? - спросила хозяйка.
- Фу, дальной, матушка, дальной, - отдувшись, ответил мужик и, отойдя к сторонке, принялся шарить у себя в кармане.
- А пироги с медом будут? - спросил солдат, обсасывая рыбью голову.
- Ухват вон еще у меня припасен для тебя под печкой.
Солдат засмеялся.
- Это бабье ружье-то? Знаем. Эх, Матвевна!
- Что Матвевна? Я давно Матвевна.
- То-то давно. Давно бы пора тебе понять, дура.
- О, старый шут! Право. Лезь на печку-то скорей.
- Солдат залезет.
- То-то, гляди, сослепу-то еще не попадешь.
- Небось! Солдат попадет, не ошибется.
- Да ну тебя! Греховодник! Уйди!
- Эх, Матвевна! Сказал бы я тебе такое слово одно... Ну да делать-то, видно, нечего. С горя хоть трубочки покурить.
Хозяйка что-то не расслушала и пошла в каморку, а мужики стали вылезать из-за стола и напустились на квас. Работница сбирала остатки ужина. Мужики сбились в кучу и, почесываясь, начали промеж себя рассуждать:
