Николай Лесков - Штопальщик
Обзор книги Николай Лесков - Штопальщик
Лесков Николай Семенович
Штопальщик
Лесков Николай Семенович
Штопальщик
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Преглупое это пожелание сулить каждому в новом году новое счастие, а ведь иногда что-то подобное приходит. Позвольте мне рассказать вам на эту тему небольшое событьице, имеющее совсем святочный характер.
В одну из очень давних моих побывок в Москве я задержался там долее, чем думал, и мне надоело жить в гостинице. Псаломщик одной из придворных церквей услышал, как я жаловался на претерпеваемые неудобства приятелю моему, той церкви священнику, и говорит:
- Вот бы им, батюшка, к куму моему, - у него нынче комната свободная на улицу.
- К какому куму? - спрашивает священник.
- К Василью Конычу.
- Ах, это "метр тальер Лепутан"!
- Так точно-с.
- Что же - это действительно очень хорошо.
И священник мне пояснил, что он и людей этих знает, и комната отличная, и псаломщик добавил ещё про одну выгоду:
- Если, - говорит, - что прорвётся или низки в брюках обобьются - всё опять у вас будет исправно, так что глазом не заметить.
Я всякие дальнейшие осведомления почёл излишними и даже комнаты не пошёл смотреть, а дал псаломщику ключ от моего номера с доверительною надписью на карточке и поручил ему рассчитаться в гостинице, взять оттуда мои вещи и перевезти всё к его куму. Потом я просил его зайти за мною сюда и проводить меня на моё новое жилище.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Псаломщик очень скоро обделал моё поручение и с небольшим через час зашёл за мною к священнику.
- Пойдёмте, - говорит, - всё уже ваше там разложили и расставили, и окошечки вам открыли, и дверку в сад на балкончик отворили, и даже сами с кумом там же, на балкончике, чайку выпили. Хорошо там, - рассказывает, цветки вокруг, в крыжовнике пташки гнездятся, и в клетке под окном соловей свищет. Лучше как на даче, потому - зелено, а меж тем всё домашнее в порядке, и если какая пуговица ослабела или низки обились, - сейчас исправят.
Псаломщик был парень аккуратный и большой франт, а потому он очень напирал на эту сторону выгодности моей новой квартиры.
Да и священник его поддерживал.
- Да, - говорит, - tailleur Lepoutant такой артист по этой части, что другого ни в Москве, ни в Петербурге не найдёте.
- Специалист, - серьёзно подсказал, подавая мне пальто, псаломщик.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Мы пошли пешком.
Псаломщик уверял, что извозчика брать не стоит, потому что это будто бы "два шага проминажи".
На самом деле это, однако, оказалось около получасу ходьбы, но псаломщику хотелось сделать "проминажу", может быть, не без умысла, чтобы показать бывшую у него в руках тросточку с лиловой шёлковой кистью.
Местность, где находился дом Лепутана, была за Москвой-рекою к Яузе, где-то на бережку. Теперь я уже не припомню, в каком это приходе и как переулок называется. Впрочем, это, собственно, не был и переулок, а скорее какой-то непроезжий закоулочек, вроде старинного погоста. Стояла церковка, а вокруг неё угольничком объезд, и вот в этом-то объезде шесть или семь домиков, все очень небольшие, серенькие, деревянные, один на каменном полуэтаже. Этот был всех показнее и всех больше, и на нём во весь фронтон была прибита большая железная вывеска, на которой по чёрному полю золотыми буквами крупно и чётко выведено:
"Maitr taileur Lepoutant" {портной Лепутан (франц.)}.
Очевидно, здесь и было моё жильё, но мне странно показалось: зачем же мой хозяин, по имени Василий Коныч, называется "Maitr taileur Lepoutant"? Когда его называл таким образом священник, я думал, что это не более как шутка, и не придал этому никакого значения, но теперь, видя вывеску, я должен был переменить своё заключение. Очевидно, что дело шло всерьёз, и потому я спросил моего провожатого:
- Василий Коныч - русский или француз?
Псаломщик даже удивился и как будто не сразу понял вопрос, а потом отвечал:
- Что вы это? Как можно француз, - чистый русский! Он и платье делает на рынок только самое русское: поддёвки и тому подобное, но больше он по всей Москве знаменит починкою: страсть сколько старого платья через его руки на рынке за новое идёт.
- Но всё-таки, - любопытствую я, - он, верно, от французов происходит?
Псаломщик опять удивился.
- Нет, - говорит, - зачем же от французов? Он самой правильной здешней природы, русской, и детей у меня воспринимает, а ведь мы, духовного звания, все числимся православные. Да и почему вы так воображаете, что он приближен к французской нации?
- У него на вывеске написана французская фамилия.
- Ах, это, - говорит, - совершенные пустяки - одна лаферма. Да и то на главной вывеске по-французски, а вот у самых ворот, видите, есть другая, русская вывеска, эта вернее.
Смотрю, и точно, у ворот есть другая вывеска, на которой нарисованы армяк и поддёвка и два чёрные жилета с серебряными пуговицами, сияющими, как звёзды во мраке, а внизу подпись:
"Делают кустумы русского и духовного платья, со специальностью ворса, выверта и починки".
Под этою второю вывескою фамилия производителя "кустумов, выверта и починки" не обозначена, а стояли только два инициала "В. Л.".
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Помещение и хозяин оказались в действительности выше всех сделанных им похвал и описаний, так что я сразу же почувствовал себя здесь как дома и скоро полюбил моего доброго хозяина Василья Коныча. Скоро мы с ним стали сходиться пить чай, начали благобеседовать о разнообразных предметах. Таким образом, раз, сидя за чаем на балкончике, мы завели речи на царственные темы Когелета о суете всего, что есть под солнцем, и о нашей неустанной склонности работать всякой суете. Тут и договорились до Лепутана.
Не помню, как именно это случилось, но только дошло до того, что Василий Коныч пожелал рассказать мне странную историю: как и по какой причине он явился "под французским заглавием".
Это имеет маленькое отношение к общественным нравам и к литературе, хотя писано на вывеске.
Коныч начал просто, но очень интересно.
- Моя фамилия, сударь, - сказал он, - вовсе не Лепутан, а иначе, - а под французское заглавие меня поместила сама судьба.
ГЛАВА ПЯТАЯ
- Я природный, коренной москвич, из беднейшего звания. Дедушка наш у Рогожской заставы стелечки для древлестепенных староверов продавал. Отличный был старичок, как святой, - весь седенький, будто подлинялый зайчик, а всё до самой смерти своими трудами питался: купит, бывало, войлочек, нарежет его на кусочки по подошевке, смечет парочками на нитку и ходит "по христианам", а сам поёт ласково: "Стелечки, стелечки, кому надо стелечки?" Так, бывало, по всей Москве ходит и на один грош у него всего товару, а кормится. Отец мой был портной по древнему фасону. Для самых законных староверов рабские кафташки шил с тремя сборочками и меня к своему мастерству выучил. Но у меня с детства особенное дарование было - штопать. Крою не фасонисто, но штопать у меня первая охота. Так я к этому приспособился, что, бывало, где угодно на самом видном месте подштопаю и очень трудно заметить.
Старики отцу говорили:
- Это мальцу от Бога талан дан, а где талан, там и счастье будет.
Так и вышло; но до всякого счастья надо, знаете, покорное терпение, и мне тоже даны были два немалые испытания: во-первых, родители мои померли, оставив меня в очень молодых годах, а во-вторых, квартирка, где я жил, сгорела ночью на самое Рождество, когда я был в божьем храме у заутрени, - и там погорело всё моё заведение, - и утюг, и колодка, и чужие вещи, которые были взяты для штопки. Очутился я тогда в большом злострадании, но отсюда же и начался первый шаг к моему счастию.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Один давалец, у которого при моем разорении сгорела у меня крытая шуба, пришёл и говорит:
- Потеря моя большая, и к самому празднику неприятно остаться без шубы, но я вижу, что взять с тебя нечего, а надо ещё тебе помочь. Если ты путный парень, так я тебя на хороший путь выведу, с тем однако, что ты мне со временем долг отдашь.
Я отвечаю:
- Если бы только бог позволил, то с большим моим удовольствием - отдать долг почитаю за первую обязанность.
Он велел мне одеться и привёл в гостиницу напротив главнокомандующего дома к подбуфетчику, и сказывает ему при мне:
- Вот, - говорит, - тот самый подмастерье, который, я вам говорил, что для вашей коммерции может быть очень способный.
Коммерция их была такая, чтобы разутюживать приезжающим всякое платье, которое приедет в чемоданах замявшись, и всякую починку делать, где какая потребуется.
Подбуфетчик дал мне на пробу одну штуку сделать, увидал, что исполняю хорошо, и приказал оставаться.
- Теперь, - говорит, - Христов праздник и господ много наехало, и все пьют-гуляют, а впереди ещё Новый год и Крещенье - безобразия будет ещё больше, - оставайся.
Я отвечаю:
- Согласен.
А тот, что меня привел, говорит:
- Ну, смотри, действуй, - здесь нажить можно. А только его (то есть подбуфетчика) слушай, как пастыря. Бог пристанет и пастыря приставит.
