Юрий Дружников - Изгнанник самовольный
Обзор книги Юрий Дружников - Изгнанник самовольный
Дружников Юрий
Изгнанник самовольный
Юрий Дружников
Изгнанник самовольный
По следам неизвестного Пушкина
Роман-исследование
Хроника первая
ОГЛАВЛЕНИЕ
Предисловие
Глава первая. ПУШКИН СОБИРАЕТСЯ ЗА ГРАНИЦУ
Глава вторая. "ПЕРЕСЕЛИТЬ ЕГО... В ГЕТТИНГЕН"
Глава третья. НЕВЫЕЗДНОЙ
Глава четвертая. КОНФЛИКТ УМА И СЕРДЦА
Глава пятая. КУРОРТНИК ПОНЕВОЛЕ
Глава шестая. КИШИНЕВ: ТРАНЗИТНЫЙ ПУНКТ
Глава седьмая. С ГРЕКАМИ В ГРЕЦИЮ
Глава восьмая. БЕГСТВО С ТАБОРОМ
Глава девятая. НАДЕЖДА НА ВОЙНУ
Глава десятая. ХЛОПОТЫ И ОТКАЗЫ
Глава одиннадцатая. ОДЕССА: ЗА ЧЕРТУ ПОРТО-ФРАНКО
Глава двенадцатая. ПУТЯМИ КОНТРАБАНДИСТОВ
Глава тринадцатая. ДЕНЬГИ ДЛЯ ВЫЕЗДА
Глава четырнадцатая. ОТ ТУЧ ПОД ГОЛУБОЕ НЕБО
Глава пятнадцатая. "Я НОШУ С СОБОЮ СМЕРТЬ"
Глава шестнадцатая. ЧАС ПРОЩАНИЯ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Пушкин "бесспорно унес с собою в гроб некоторую великую тайну", которую нам суждено разгадывать. Это заметил Достоевский. Тайну эту разгадывают давно. По меньшей мере, один аспект биографии и творчества великого русского классика, закулисная сторона его жизни, до сего времени, как ни странно, всерьез не затронутая пушкинистами, стала главной темой двух хроник под общим названием "Узник России".
Кажется, о Пушкине - поэте, прозаике, критике, историке, журналисте, наконец, о Пушкине-человеке, - известно все. За полтора века литературоведение узнало о нем больше, чем он сам знал о себе. Обсуждены его воззрения на литературу, философию, политику, религию, экономику, даже медицину. Подсчитано, сколько раз употребил он в сочинениях то или иное выражение. Зарегистрировано, на каком расстоянии стрелялся на дуэлях, какой длины отращивал ногти, какие лекарства и от каких болезней принимал. С точностью до рубля подсчитаны его долги. Изучены предки Пушкина шестисотлетней давности. Каталогизированы имена большинства женщин, которых он удостоил своим вниманием. Изданы книги анекдотов о нем. Составлены подробные карты его путешествий и хронологии его жизни от первого до последнего вздоха. Образованный человек в России знает Пушкина лучше, чем самого себя.
Вопрос, однако, в том, какого Пушкина мы знаем с детских лет. Пушкин национальная святыня, "центральный художник", как сказал о нем Иван Тургенев. Пушкин - ключевая фигура не только русской литературы, но и русской культуры вообще. Именно потому, что он оказался ключевой фигурой, вот уже полтора века власти, партии, социальные группы в поисках исторической опоры делают его своим единомышленником.
Пушкина используют не только в литературных, но в политических и религиозных, групповых и личных целях. В разные времена, а иногда и одновременно, его считали философским идеалистом, индивидуалистом, русским шеллингианцем, эпикурейцем и представителем натурфилософии, истинным христианином (то есть православным), монархистом, воинствующим атеистом, масоном, мистиком и прагматиком, оптимистом и пессимистом. В советский период его называли помещичьим поэтом, потом он прошел чистку, стал поэтом-революционером, декабристом, просто материалистом и даже, в соответствии с марксистской идеологией, историческим материалистом.
В какой-то мере авторы всех этих точек зрения были правы. Духовный мир Пушкина, как заметил философ Семен Франк, "многослоен". Гений - всегда энциклопедист, и элементы интереса к чему угодно можно найти, если не в изданных сочинениях, то в черновых рукописях или пометках на книгах домашней библиотеки. Наука о Пушкине продвигалась в фактическом отношении, но концептуально в разные периоды оказывалась в подчинении у идеологии, в какие бы маски эта идеология ни рядилась. В советское время официальная пушкинистика превратилась в бюрократический аппарат, который подавлял любую неординарную мысль. Достаточно вспомнить постановления о юбилеях Пушкина, стандартизированные биографии поэта, тенденциозно подобранные его избранные сочинения, выпущенные десятками миллионов экземпляров, и урезанные мемуары, в которых Пушкин "соответствовал". До сих пор произведения Пушкина и, добавим, исследования многих пушкинистов остаются оскопленными цензурой.
Государство присвоило себе не только авторские права на произведения писателя, но и право трактовать его биографию в полезном для данного момента и данной власти свете. Критика Пушкина, столь способствовавшая его известности при жизни, впоследствии стала рассматриваться как посягательство на национальные святыни. Журналист Ксенофонт Полевой, одним из первых назвавший Пушкина великим поэтом за бессмертные заслуги перед русской словесностью, с грустью отмечал: "Знаю, что я должен очень осторожно говорить о Пушкине. Нашлись люди, которые в последнее время усиливались представить меня каким-то ненавистником нашего великого поэта и чуть не клеветником нравственной его жизни".
Пушкин с его гениальностью и вполне человеческими стремлениями и слабостями все больше соответствовал образу, нужному власть предержащим. Его сделали идолом, размноженным в памятниках, названиях городов и улиц, олицетворением русского духа, одним из официальных героев, символом великодержавной России. После Октябрьской революции думающие пушкинисты попытались было противиться этой тенденции. Борис Томашевский очень огорчался, что "мнимый Пушкин играет такую большую роль в литературе о Пушкине". А поэт был превращен в мумию, в икону, которой нужно было поклоняться, не мучаясь сомнениями и не задавая лишних вопросов.
Не вина, а трагедия Пушкина, что он превращен в точку опоры пропаганды, предназначенной для массового читателя. Не вина, но беда пушкиноведения, что оно вынуждено было укрывать истину, смещать акценты, поддерживать и разрабатывать мифы. Естественное для большинства людей, в том числе и для Пушкина, чувство родины было превращено в полезный для идеологии инструмент. Его склоняли к воспеванию империи при жизни, он подчинялся, но и мертвый он обязан своей жизнью и творчеством подтверждать правоту русской власти - как ее стабильность, так и ее переменчивость.
Реальный Пушкин никогда не был за границей. Начав, как мы теперь знаем, попытки выехать из России сразу после окончания лицея, Пушкин продолжил их в Кишиневской ссылке, в Одессе и в Михайловском. Вернувшись в Москву, он снова надеялся, что его выпустят на все четыре стороны легально, а ему пришлось бежать в Закавказье, чтобы кружным путем через Турцию пытаться добраться до Европы. Но цепь только натянулась, не оборвалась. Выхода не предвиделось.
Возникает типично русский вопрос, на который не только не ответило, но который и не ставило еще пушкиноведение. Ответ на этот важный вопрос затрагивает миф об официальном государственном поэте-патриоте, строившийся полтора столетия. Вопрос этот: хотел Пушкин просто поехать за границу и вернуться или собирался уехать навсегда, то есть эмигрировать?
У Пушкина, как отметит погибший в сталинских лагерях и посмертно реабилитированный пушкинист Петр Губер, было "пламенное желание" побывать за границей. В первые годы после лицея Пушкин, принятый на службу в Министерство иностранных дел, собирался за границу служить чиновником по дипломатической части. Затем он не раз пытался просто поехать с тем, чтобы путешествовать и расширить кругозор, как это делали многие люди его круга. Скорей всего, Пушкин вернулся бы из заграничного путешествия, рассуждая, как его коллега, друг и родственник Евгений Боратынский в письме матери: "Я вернусь в мою родину исцеленным от многих предубеждений и с полной снисходительностью к некоторым нашим истинным недостаткам, которые мы часто с удовольствием преувеличиваем".
В отличие от всех его собратьев по перу, Пушкину категорически не разрешали выехать. И тогда поэт начинает искать возможности покинуть родину тайно. Эти попытки, как мы знаем, задумывались им много раз. Но как только Пушкин задумал первый раз бежать, то есть покинуть родину нелегально, и начал предпринимать усилия, чтобы дело увенчалось успехом, - для того, кто понимает русскую историческую ситуацию, становится ясно, что вернуться Пушкину было бы невозможно. Побег из России на Запад напрочь отрезал любому беглецу добровольный путь назад, ибо возврат означал бы печальное путешествие в Сибирь, которое Пушкин также обдумывал в деталях применительно к себе не раз.
Стать беглецом - автоматически означало сделаться невозвращенцем, политическим эмигрантом, изгоем. Таких людей Россия плодила в течение нескольких столетий. А власти лепили из них пропагандистские чучела отщепенцев, изменников родины, врагов. Как правило, беглецы, превратившиеся в изгнанников, возвращались обратно после серьезных политических перемен внутри страны или - после смерти. Наиболее значительные из эмигрантов становились хранителями духовного наследия, до того на родине запретного. А беглецы-неудачники кончали жизнь на каторге.
