Максимилиан Волошин - Суриков (материалы для биографии)
Обзор книги Максимилиан Волошин - Суриков (материалы для биографии)
Волошин Максимилиан
Суриков (материалы для биографии)
Максимилиан Александрович Волошин
"Суриков (материалы для биографии)"
Автопортрет. 1879 г. Познакомился я с Василием Ивановичем Суриковым в начале 1913 года, когда И.Э.Грабарь предложил мне написать о нем монографию для издательства Кнебеля. Через общих знакомых я обратился к Василию Ивановичу 1) с вопросом: не буду ли я ему неприятен как художественный критик и не согласится ли он дать мне материалы для своей биографии. Василий Иванович ответил, что ничего не имеет против моего подхода к искусству, и согласился рассказать мне свою жизнь. Когда мы встретились и я изложил ему предполагаемый план моей работы, он сказал: "Мне самому всегда хотелось знать о художниках то, что Вы хотите обо мне написать; и не находил таких книг. Я Вам все о себе расскажу по порядку. Сам ведь я записывать не умею. Думал, так моя жизнь и пропадет вместе со мною. А тут все-таки кое-что останется".
Наши беседы длились в течение января месяца. Во время рассказов Василия Ивановича я тут же делал себе заметки, а вернувшись домой, в тот же вечер восстановлял весь разговор в наивозможной полноте, стараясь передать не только смысл, но и форму выражения, особенности речи, удержать подлинные слова.
Смерть Василия Ивановича застала мою монографию еще не оконченной. Но я спешу опубликовать мои разговоры с ним как материалы для его биографии и для того, чтобы хоть в слабой степени запечатлеть звуки его живого голоса.
Приведя в порядок мои записи, я построил их не в последовательности наших бесед, так как Василий Иванович часто отвлекался, возвращался назад и повторял уже рассказанное, но в порядке хронологическом, чтобы дать связную картину его жизни.
Суриков был среднего роста, крепкий, сильный, широкоплечий, моложавый, несмотря на то, что ему было уже под семьдесят: он родился в 1848 году. Густые волосы с русою проседью, подстриженные в скобку, лежали плотною шапкой и не казались седыми. Жесткие и короткие, они слабо вились в бороде и усах.
В наружности простой, народной, но не крестьянской, чувствовалась закалка крепкая, крутая: скован он был по-северному, по-казацки.
Рука у него была маленькая, тонкая, не худая. С красивыми пальцами, суживающимися к концам, но не острыми.
Письмена на ладони четкие, глубокие, цельные. Линия головы сильная, но короткая. Меркуриальная -- глубока, удвоена и на скрещении с головной вспыхивала звездой, одним из лучей которой являлось уклонение Аполлона в сторону Луны.
Однажды, рассматривая его руку, я сказал Василию Ивановичу: "У Вас громадная сила наблюдательности: даже то, что Вы видели мельком, у Вас остается четко в глазах. Разум у Вас ясный и резкий, но он не озаряет области более глубокие и представляет полный простор бессознательному. Идея, едва появившись, у Вас тотчас же облекается в зрительную форму, опережая свое сознание. Вы осознаете из форм...в
Он перебил меня: "Да вот у меня было так: я жил под Москвой на даче,2) в избе крестьянской. Лето дождливое было. Изба тесная, потолок низкий. Дождь идет, и работать нельзя. Скушно.. И стал я вспоминать: кто же это вот точно так же в избе сидел. И вдруг... Меншиков... сразу все пришло -- всю композицию целиком увидел. Только не знал еще, как княжну посажу.
...А то раз ворону на снегу увидал. Сидит ворона на снегу и крыло одно отставила, черным пятном на снегу сидит. Так вот этого пятна я много лет забыть не мог. Потом боярыню Морозову написал. Да и "Казнь стрельцов" точно так же пошла: раз свечу зажженную днем на белой рубахе увидал, с рефлексами".
В творчестве и личности Василия Ивановича Сурикова русская жизнь осуществила изумительный нарадокс: к нам в двадцатый век она привела художника, детство и юность которого прошли в XVI и в XVII века русской истории.
В одной научной фантазии Фламмарион рассказывает, как сознательное существо, удаляющееся от земли со скоростью, превышающей скорость света, видит всю историю земли развивающейся в обратном порядке и постепенно отступающей в глубину веков.3)
Для того чтобы проделать этот опыт в России в середине XIX века (да отчасти и теперь), вовсе не нужно было развивать скорости, превосходящей скорость света, а вполне достаточно было поехать на перекладных с запада на восток, по тому направлению, по которому в течение веков постепенно развертывалась русская история.
Один из секретов Сурикова -- цельного и подлинного художника-реалиста, посвятившего жизнь самому неверному из видов искусства, исторической живописи, -- в том, что он никогда не восстанавливал археологически формы жизни минувших столетий, а добросовестно писал то, что сам видел собственными глазами, потому что он был действительным современником и Ермака, и Стеньки Разина, и боярыни Морозовой, и казней Петра.
Он происходил из старой казацкой семьи. Предки его пришли в Сибирь вместе с Ермаком. Род его идет, очевидно, с Дона, где в Верхне-Ягирской и Кундрючинской станицах еще сохранились казаки Суриковы. Оттуда они пошли завоевывать Сибирь и упоминаются как основатели Красноярска в 1622 году. 4) Здесь двести двадцать шесть лет спустя и родился В.И.Суриков.
"После того как они Ермака потопили в Иртыше, -- рассказывал он, -- пошли они вверх по Енисею, основали Енисейск, а потом Красноярские Остроги -- так у нас места, укрепленные частоколом, назывались".
Развертывая документы и книги, он с гордостью читал вслух Историю Красноярского бунта,5) когда казаки спустили по Енисею неугодного им царского воеводу Дурново, и при упоминании каждого казацкого имени перебивал себя, восклицая: "Это ведь все сродственники мои... Это мы-то -- воровские люди... И с Многогрешными я учился -- это потомки Гетмана...". 6)
А потом он начинал рассказывать: "В Сибири народ другой, чем в России: вольный, смелый. И край-то какой у нас. Сибирь западная -- плоская, а за Енисеем у нас уже горы начинаются: к югу тайга, а к северу холмы, глинистые -розово-красные. И Красноярск -- отсюда имя; про нас говорят: "Краснояры сердцем яры".
Горы у нас целиком из драгоценных камней -- порфир, яшма. Енисей чистый, холодный, быстрый. Бросишь в воду полено, а его бог весть уже куда унесло. Мальчиками мы, купаясь, чего только не делали. Я под плоты нырял: нырнешь, а тебя водой внизу несет. Помню, раз вынырнул раньше времени: под балками меня волочило. Балки скользкие, несло быстро, только небо в щели мелькало -- синее. Однако вынесло. А на Каче -- она под Красноярском с Енисеем сливается -плотины были. Так мы оттуда -- аршин шесть-семь высоты -- по водопаду вниз ныряли. Нырнешь, а тебя вместе с пеной до дна несет -- бело все в глазах. И надо на дне в кулак песку захватить, чтобы показать; песок чистый, желтый. А потом с водой на поверхность вынесет.
А на Енисее острова -- Татышев и Атаманский. Этот по деду назвали. И кладбище над Енисеем с могилой дедовой: красивую ему купец могилу сделал. В семье у нас все казаки. До 1825 года простыми казаками были, а потом офицеры пошли. А раньше Суриковы все сотники, десятники. А дед мой Александр Степанович был полковым атаманом. 7)
Примечания
/Автор примечаний А.В.Лавров/
Как указывает сам М.А.Волошин, в начале 1913 г. он стал собирать материал для монографии о Сурикове, заказанной ему И.Э.Грабарем (редактировавшим тогда серию книг "Русские художники. Собрание иллюстрированных монографий", издаваемую И.Н.Кнебелем); предполагалось, что работа Волошина о Сурикове будет четвертым выпуском этой серии, вслед за книгами С.Яремича о Врубеле, С.Глаголя и И.Гpaбаря о Левитане, И.Грабаря о Серове.
3 января 1913 г. Волошин записал: "Cегодня началась работа с Суриковым" (ИРЛИ, ф.562, оп.1, ед.хр.442. л.54). В течение января 1913 г. Волошин постоянно встречался с Суриковым и записывал беседы с художником. Книгу предполагалось издать в 1914 г.
1 июня 1914 г. Грабарь писал Волошину: "А я все поджидаю рукопись монографии Сурикова, т.к. лето самое удобное время для печатания, а поздняя осень для выпускания в свет. У меня налажен целый ряд работ, и мне хотелось бы непременно скорее пустить монографию в печать" (ИРЛИ, ф.562, оп.3, ед.хр.451).
Однако летом 1914 г, Волошин надолго уехал за границу, так и не представив рукопись. Когда Суриков умер (6 марта 1916 г.), монография, задуманная Волошиным, еще не была закончена; Волошин дописал ее лишь в сентябре 1916 г. Но ему уже негде было ее напечатать, так как издательство И.Кнебеля, московского негоцианта австрийского происхождения, было разгромлено 27 мая 1915 г. во время шовинистических черносотенных погромов.
Однако биографические материалы, собранные и записанные Волошиным (записи бесед сохранилиоь в его архиве: ИРЛИ, ф.562, оп.1, ед.хр.148-150), представляли несомненный интерес для художественной общественности. Летом 1916 г., еще не закончив работу над книгой. Волошин опубликовал в "Аполлоне" записи своих бесед с Суриковым.
"Могу поручиться, что статья будет одной из лучших и наиболее неожиданных моих статей", -- писал Волошин из Парижа 4 июля 1915 г. редактору "Аполлона" С.К.Маковскому, предлагая напечатать работу о Сурикове (ГРМ, ф.97, ед.хр.49); рукопись статьи была выслана в редакцию из Коктебеля 7 июня 1916 г. "В руках Волошина документальная точность записей искусно сочеталась с художественностью их обработки>, -- отмечает В.И.Петров в статье "М.А.Волошин и его книга о Сурикове" (Волошин Максимилиан. Суриков. Л., 1985, с.12-14). Отнюдь не выдвигая себя на первый план в записях рассказов Сурикова, Волошин "сумел уберечь и донести до читатезя своеобразие речи художника, сохранить не только стиль его мышления, но и неповторимые живые интонации".
