Татьяна Толстая - Рассказы из книги Ночь
Обзор книги Татьяна Толстая - Рассказы из книги Ночь
Толстая Татьяна
Рассказы из книги 'Ночь'
Татьяна Толстая
Рассказы из книги "Ночь"
СВИДАНИЕ С ПТИЦЕЙ
-- Мальчики, домо-ой! Ужинать!
Мальчики, по локоть в песке, подняли головы, очнулись: мама стоит на деревянном крылечке, машет рукой: сюда, сюда, давайте! Из двери пахнет теплом, светом, домашним вечером.
Действительно, уже темно. Сырой песок холодит коленки. Песочные башни, рвы, ходы в подземелья -- все слилось в глухое, неразличимое, без очертаний. Где дорожка, где влажные крапивные заросли, дождевая бочка -- не разобрать. Но на западе еще смутно белеет. И низко над садом, колыхнув вершины темных древесных холмов, проносится судорожный, печальный вздох: это умер день.
Петя быстро нашел на ощупь тяжелые металлические машинки -- краны, грузовички; мама притопывала ногой от нетерпения, держась за ручку двери, а маленький Ленечка еще покапризничал, но и его подхватили, затащили, умыли, вытерли крепким вафельным полотенцем вырывающееся лицо.
Мир и покой в кругу света на белой скатерти. На блюдечках -- веер сыра, веер докторской колбасы, колесики лимона -- будто разломали маленький желтый велосипед; рубиновые огни бродят в варенье.
Перед Петей поставили огромную тарелку с рисовой кашей; тающий остров масла плавает в липком Саргассовом море. Уходи под воду, масляная Атлантида. Никто не спасется. Белые дворцы
с изумрудными чешуйчатыми крышами,' ступенчатые храмы с высокими дверными проемами, прикрытыми струящимися занавесами из павлиньих перьев, золотые огромные статуи, мраморные лестницы, уходящие ступенями глубоко в море, острые серебряные обелиски с надписями на неизвестном языке -- нее, все уйдет под воду. Прозрачные зеленые океанские волны уже лижут уступы храмов; мечутся смуглые обезумевшие люди, плачут дети... Грабители тащат драгоценные, из душистого дерева, сундуки, роняют; развевается ворох летучих одежд... ничего не пригодится, ничего не понадобится, никто не спасется, все скользнет, накренившись, в теплые прозрачные волны... Раскачивается золотая, восьмиэтажная статуя верховного бога с третьим глазом по лбу, с тоской смотрит на восток...
-- Прекрати баловство с едой!
Петя вздрогнул, размешал масло. Дядя Боря, мамин брат, -- мы его не любим -- смотрит недовольно; борода черная, в белых зубах папироса; курит, придвинувшись к двери, приоткрыв щель в коридор. Вечно он пристает, дергает, насмехается --что ему надо?
-- Давайте, пацаны, быстро в постель. Леонид сейчас заснет.
В самом деле, Ленечка опустил носик в кашу, медленно возит ложкой в клейкой гуще. Ну а Петя совершенно не собирается спать. Если дяде Боре хочется свободно курить, пусть идет на крыльцо.
И пусть не лезет в душу.
Съев погибшую Атлантиду, дочиста выскребя ложкой океан, Петя сунул губы в чашку с чаем -- поплыли масляные пятна. Мама унесла заснувшего Ленечку, дядя Боря сел поудобнее, курит открыто. Дым от него идет противный, тяжелый. Тамила -- та всегда курит что-то душистое. Дядя Боря прочел Петины мысли, полез выпытывать:
-- Опять ходил к своей сомнительной приятельнице?
Да, опять. Тамила -- не сомнительная, она заколдованная красавица с волшебным именем, она жила на стеклянной голубой горе с неприступными стенами, на такой высоте, откуда виден весь мир, до четырех столбов с надписями: "Юг", "Восток", "Север", "Запад". Но ее украл красный дракон, полетал с ней по белу свету и завез сюда, в дачный поселок. И теперь она живет в самом дальнем доме, в огромной комнате с верандой, заставленной кадками с вьющимися китайскими розами, заваленной старыми книжками, коробками, шкатулками и подсвечниками, курит тонкие сигаретки из длинного мундштука, звенящего медными колечками, пьет что-то из маленьких рюмочек, качается в кресле и смеется, будто плачет. А на память о драконе носит Тамила черный блестящий халат с широченными рукавами, и на спине -- красный злобный дракон. А черные спутанные волосы висят у нее прямо до ручки кресла. Когда Петя вырастет, он женится на Тамиле, а дядю Борю заточит в башню. Но потом, может быть, пожалеет и выпустит.
Дядя Боря опять прочел Петины мысли, захохотал и запел -- ни для кого, но обидно:
А-а-ана была портнихой,
И шила гладью.
Па-а-атом пошла на сцену.
И стала -- актрисой!
Тарьям-пам-пам!
Тарьям-пам-пам!
Нет, нельзя его выпускать из башни. , Мама вернулась к столу.
-- Деда кормили? -- Дядя Боря цыкая зубом как |и в чем не бывало.
Петин дедушка лежал больной в задней комнате, часто дышал, смотрел в низкое окно, тосковал.
-- Не хочет он, -- сказала мама.
-- Не жилец, -- цыкнул дядя Боря. И опять засвистел тот же гнусный мотивчик: тарьям-пам-пам!
Петя сказал "спасибо", ощупал в кармане спичечный коробок с сокровищем и пошел в кровать -- жалеть дедушку и думать о своей жизни. Никто не смеет плохо говорить про Тамилу. Никто ничего не Понимает.
...Петя играл в мяч у дальней дачи, спускающейся к озеру. Жасмин и сирень разрослись так густо, что и калитку не найдешь. Мяч перелетел через кусты и пропал в чужом саду. Петя перелез через забор, пробрался -открылась цветочная лужайка с солнечными часами посредине, просторная веранда -- и там он увидел Тамилу. Она раскачивалась на черном кресле-качалке, в ярко-черном халате, нога на ногу, наливала себе из черной бутылки, и веки у нее были черные и тяжелые, н рот красный.
Привет! -- крикнула Тамила и засмеялась, будто заплакала. -- А я тебя жду!
Мячик лежал у ее ног, у расшитых цветами тапочек. Она качалась взад-вперед, взад-вперед, и синий дымок поднимался из ее позванивающего мундштука, а на халате был пепел.
-- Я тебя жду, -- подтвердила Тамила. -- Ты меня можешь расколдовать? Нет?.. Что ж ты... А я-то думала. Ну, забирай свой мячик.
Пете хотелось стоять, и смотреть на нее, и слушать, что она еще скажет.
-- А что вы пьете? -- спросил он.
-- Панацею, -- сказала Тамила и выпила еще. -- Лекарство от всех зол и страданий, земных и небесных, от вечернего сомнения, от ночного врага. А ты лимоны любишь?
Петя подумал и сказал: люблю.
-- Ты, когда лимоны будешь есть, косточки для меня собирай, ладно? Если сто тысяч лимонных косточек собрать и бусы нанизать, можно полететь, даже выше деревьев, знаешь? Хочешь, вместе полетим, я одно место покажу, там клад зарыт, только вот слово забыла, каким клад открывается. Может быть, вместе подумаем.
Петя не знал, верить или не верить, но хотелось смотреть и смотреть на нее, как она говорит, как качается в диковинном кресле, как звенят медные колечки. Она его не поддразнивала, не заглядывала в глаза, проверяя: ну как? интересно я рассказываю, а? нравится? Просто качалась и звенела, черная и длинная, и советовалась с Петей, и он понял: это будет его подруга на веки веков.
Он подошел поближе, посмотреть на удивительные кольца, блестевшие на ее руке. Трижды обвила
палец змея с синим глазом, а рядом распласталась, Ми гая серебряная жаба. Змею Тамила сняла и дала посмотреть, а жабу снять не позволила:
-- Что ты, что ты, эту снимешь -- конец мне. Рассыплюсь черным порошком, разнесет ветром. Она меня бережет. Мне ведь семь тысяч лет, а ты как думал?
Это правда, ей семь тысяч лет, но пусть живет, пусть не снимает кольца! Сколько же она всего видела! Она и гибель Атлантиды видела -- пролетали над гибнущим миром в бусах из лимонных косточек. Ее и на костре хотели сжечь, за колдовство, потащили, а она вырвалась -- и под облака: бусы-то на что? А вот дракон украл ее, унес со стеклянной горы, из стеклянного дворца, а бусы там и остались -- висят на зеркале.
-- А ты хочешь на мне жениться? Петя покраснел и сказал: хочу.
-- Договорились. Только не подведи! А наш союз мы скрепим честным словом и шоколадными конфетами
И дала целую вазу конфет. Она только их и ела. И пила из черной бутылки.
-- Хочешь книжки посмотреть? Вон там свалены.
Петя пошел к пыльной куче, раскрыл наугад. Открылась цветная картинка: вроде бы лист из ниши, но буквы не прочесть, а наверху, в углу, большая цветная буква, вся заплетенная плоской лентой , травами и колокольчиками, и над ней птица -- не птица, женщина -- не женщина.
- Это что? -- спросил Петя.
-- Кто их знает. Это не мои, -- раскачивалась звенящая Тамила, пуская дым.
-- А почему птица такая?
-- Покажи. Ах, птица-то. Это птица Сирин, птица смерти. Ты ее бойся: задушит. Слышал вечером, как в лесу кто-то жалуется, кукует? Это она и есть. Это птица ночная. А есть птица Финист. Она часто ко мне летала, а потом я с ней поссорилась. А то есть еще птица Алконост. Та утром встает, на заре, вся розовая, прозрачная, насквозь светится, с искорками. Она гнездо вьет на водяных лилиях. Несет одно яйцо, очень редкое. Ты знаешь, зачем люди лилии рвут? Они яйцо ищут. Кто найдет, на всю жизнь затоскует. А все равно ищут, все равно хочется. Да у меня оно есть -- подарить?
Тамила качнулась на черном гнутом кресле, пошла куда-то в глубь дома. Бисерная подушечка свалилась с сиденья. Петя подобрал -- она была прохладная. Тамила вернулась -- на ладони каталось, позвякивая об изнанку колец, маленькое, стеклянное какое-то, розовое волшебное яичко, туго набитое золотыми искрами.
