Нина Берберова - Хочу увидеть то, что оставила в юности (интервью)
Обзор книги Нина Берберова - Хочу увидеть то, что оставила в юности (интервью)
Берберова Нина
Хочу увидеть то, что оставила в юности (интервью)
ХОЧУ УВИДЕТЬ ТО, ЧТО ОСТАВИЛА В ЮНОСТИ
Встреча с Ниной Берберовой перед ее приездом в Советский Союз
- Русский язык для меня - всё. Я не знаю, может быть, мои интонации вам кажутся старомодными, может быть, мое словоупотребление удивит кое-кого в Москве, словарь, которым я думаю и которым говорю. Но должна сказать, что никогда не могла утерять полнейшей связи с русским языком, то есть я вросла в этот язык. Меня совершенно не привлекает писать стихи или прозу по-французски, по-английски. Зачем это? Когда у вас выпустили в издательстве "Книга" Ходасевича, его "Державина", я не верила. Но вдруг по почте приходит эта книга от одного американца, который схватил ее в первый же день продажи, - я остолбенела. Я просто села на этот диван, где сейчас сижу, и сидела минут пять, вероятно, не могла даже раскрыть книгу. Было что-то, может быть, извините, даже собачье, мне хотелось облизать обложку. Но я не сделала этого, а прямо открыла последнюю страницу и увидела тираж 100 тысяч экземпляров. Это же немыслимо! Потом мне сказали, что книгу распродали в неделю. Я всё забыла, не ела, не пила и целый день читала от первой страницы до последней, со всеми примечаниями Андрея Зорина, с его предисловием, он какую-то ошибочку или две нашел у Ходасевича, я и это прочла.
Наконец я что-то должна была съесть вечером и улечься в кровать. К стыду своему, скажу вам, что книгу я под подушку положила. Подумала, что если будет пожар в доме, то я ее спасу, а если она будет далеко от меня, тогда я ее могу не спасти, выбегая из горящего дома. Совершенно серьезно это говорю. Сейчас мне смешно самой, и я вижу - вы улыбаетесь... Но тогда я думала, что расстаться с этой книгой не могу. Это было очень, очень большое впечатление!..
Что касается опубликования моих вещей, то такого ощущения жара пока не было. Вероятно, потому, что я вела предварительные переговоры. Пропал эффект неожиданности.
Наваждение какое-то: я беседую с самой Ниной Николаевной Берберовой! Имя писательницы, вдовы Ходасевича, 67 лет прожившей вдали от родины, окружено легендами. Одну из легенд зафиксировал журнал "Вопросы литературы": Берберова умерла. Ан нет! Жива "железная женщина" (еще одна легенда-прозвище), жива! Да еще и в Москву собирается. Слышал я и о желчном характере Нины Николаевны. Прямо съест тебя с маслом, говорили мне. Снова враки, не заметил: добрая, приветливая, как говорят в народе, обходительная. Чёткая, почти педантичная, до минуты, до детали договоренность о встрече, приглашение на обед (с дороги, для знакомства) в местный ресторанчик, приглашение домой, в небольшую двухкомнатную квартиру (домик) для длительной многочасовой беседы, чаи, прогулки, подарок хозяйки (выпрашивать боялся, сама предложила) - ее книга "Люди и ложи" о русских масонах XX века, проводы до электрички, идущей на Нью-Йорк. Не заметил ни желчи, ни злобы. Зато при своем фантастическом возрасте (простите, Нина Николаевна!) - за рулем сама. И умна - аж жуть! А какие, помимо литературных, подарки для моих американских наблюдений: "Вы знаете, что дети в Америке не плачут, что кошки не царапаются?.."
"Берберова Нина Николаевна, писательница (8.8/26.7.1901. С.-Петербург). Отец - армянин, работал в министерстве финансов: мать - из среды русских помещиков. В 1919-1920 годах Берберова училась в Ростове-на-Дону. Благодаря первым стихам она в 1921 году вошла в поэтические круги С.-Петербурга. В июне 1922 года Берберова вместе с Ходасевичем получила разрешение на выезд и покинула Советскую Россию. Прежде чем поселиться в Париже в качестве эмигрантов, оба супруга жили у Горького в Берлине и в Италии. В Париже Берберова 17 лет была сотрудником газеты "Последние новости". С Ходасевичем разошлась в 1932 году. Во время войны она оставалась в оккупированной немцами части Франции. В 1950 году Берберова переселилась в США..." Это из Энциклопедического словаря русской литературы с 1917 года, составленного В.Казаком и вышедшего в Лондоне.
Открываю подобные советские источники последнего времени. Ничего... "Литературный энциклопедический словарь", выпуск 1987 года. Бабаевский, Баруздин, Бубеннов... Берберовой нет.
- Когда вы уезжали из Петрограда, каким он вам запомнился?
- Голодный, пустой, страшный, торцы выкапывали, чтобы топить печи... Но мы уезжали, не думая, что навсегда. Мы уезжали, как Горький уехал, как уехал Белый, на время, отъесться, отдохнуть немножко и потом вернуться. В жизни мы не думали, что останемся навсегда. Ленин же был жив еще, 1922 год...
- Через месяц вы будете в Москве. Вас ждет двухнедельное общение с родиной. Не думаете вернуться в Россию совсем?
- Нет, потому что... Вы бы лучше спросили меня о Франции. Во Франции у меня успех, во Франции у меня телевидение, меня знают, приглашают постоянно. "Как мы ее упустили? Как мы дали ей уехать в Америку?" - говорят французы. Это не мои слова, это напечатано. Но я думаю о том, что здесь, в Америке, мне необыкновенно при моем возрасте удобно. Через десять дней мне исполнится восемьдесят восемь. Вы представляете себе, какой это возраст?
- Глядя на вас, не представляю...
- Я привыкла к этому комплименту и уже не реагирую на него. Здесь удобно всё. В округе меня знают добрые соседи, механик за углом, если с машиной что-то случится, снегом завалит, неполадки какие. Доктор принимает без очереди. Вхожу в почтовое отделение и слышу: "Хэлло, Нина!" Фамилию мою им трудно произнести, я не обижаюсь. Ведь они меня знают уже двадцать пять лет. Здесь хорошие библиотеки. Если мне нужна книга, я могу выписать ее на дом.
- То есть вам удобно здесь жить при вашем одиночестве?
- Абсолютно. Мне здесь ужасно удобно. Я когда подумаю о Франции, прежде всего у меня там не может быть машины, потому что там узкие дороги, а скорости огромны, я не могу так ездить, я так не привыкла, буду бояться.
- Вы родились в России, часть жизни прожили во Франции, почти сорок лет в США, четверть века здесь, в Принстоне. Дай вам Бог еще много лет... Но скажите, какое место на земле для вас самое святое?
- Нет, такого местa нет. Впрочем, первое, что мне пришло в голову, видимо, автоматически, когда вы кончили вашу фразу, моментально, - могила Ходасевича на кладбище в Биянкуре... Это серьезно. Я всегда помню об этом месте. Я приезжаю в Париж, на следующий день беру такси и еду туда смотреть, всё ли в порядке, и всё в порядке бывает всегда, потому что не только я езжу туда, но и разные другие люди. Но даже эта могила не остановила меня от переезда в Америку. Когда я уезжала, у меня ничего не оставалось, ни дома, ни квартиры, ничего, библиотеку и ту продала, в Нью-Йорк уехала с двумя чемоданами. Даже эта могила меня не остановила. Вообще я не сентиментальна. И кроме того, я вам отвечу на вопрос, который вы мне не поставили, а я его жду: "Что меня больше всего интересует на земле?"
- "Что" или "кто"?
- "Кто" и "что" вместе. Я только одно могу сказать: люди. И когда мне из Москвы позвонили по поводу визы и очень любезно спросили: "Нина Николаевна, а не хотели бы вы музыку послушать хорошую, побывать на каком-либо концерте?" - я подумала, что музыку можно слушать каждый день и здесь, а я не знаю, приеду ли я в Россию снова, и вообще я чувствую, что мне интересно отвечать на всякие вопросы. И я ответила: "Меня главным образом интересуют люди". Пожалуй, не совсем точно: не только главным образом, я, собственно, исключительно интересуюсь только людьми.
- А потом?
- А потом книгами...
- Вы встречались со многими выдающимися людьми. Кто оказал на вас наибольшее влияние?
- Нет, я на этот вопрос не могу ответить. Книги, вероятно.
- Значит, не люди?
- Но книги, с которыми я встречалась: книги Джойса, Пруста, Кафки, книги Андре Жида, книги современников, моих или старших современников-писателей. Другого влияния я не чувствовала. Ну, Ходасевич, вероятно, потому что мне было двадцать, когда ему было тридцать шесть. Конечно, он оказал на меня влияние, но я бы особенно не придавала большого значения этому.
- Вы сказали, что для вас главное люди, а теперь получилось, что главное все-таки книги?
- Люди не влияли, они просто интересны. Когда мне говорят: "А не хотите ли вы поехать в Загорск? Может быть, какие-то есть места, куда бы вы хотели поехать?" Куда? В Загорск? Зачем? Я вообще предупредила с самого начала еще, давным-давно, год тому назад, что, если приеду, я не пойду ни на какое кладбище и не пойду ни на какую церковь смотреть, мне это совершенно неинтересно.
- Это оригинально, потому что многие посещают прежде всего именно могилы.
- Нет, я ни на какие могилы не пойду.
- А на могилу Пастернака?
- Нет, меня это совершенно не интересует, абсолютно!
- Могила или Пастернак?
- Могила, конечно.
Уже во взрослом состоянии я стала замечать, что русские люди считают так: жизнь не меняется, есть основное, незыблемое. Пушкина читали мои дедушки, Пушкина читали мои отец и мать, и я читала, и так всегда будет... Появились ужасные вещи. "Война и мир" на восьмидесяти страницах за доллар. К экзамену студенты покупают эту брошюрку и считают, что приобщились к Толстому. Не помню, когда я последний раз читала Монтеня. Нет, далеко не всё живет...
