Александр Каменецкий - Двадцать рассказов
Обзор книги Александр Каменецкий - Двадцать рассказов
Каменецкий Александр
Двадцать рассказов
Александр Каменецкий
Двадцать рассказов
МАШИНА
- Алё, есть тут кто-нибудь?
Приезжий облизнул сухие губы, сплюнул несколько приставших песчинок и с отвращением глянул кругом себя. Безутешно любовались друг другом дешевые водки нескольких сортов - все паленые, решил он.
- Алё!
Пахло пылью, разогретой доской и несло из подсобки малосольными огурцами - фирменной закуской горячего августа в средних широтах. Приезжий вытер ладонь о джинсы и громко похлопал по прилавку. Большие счеты с блестящими потными костяшками вздрогнули и сами собой неприятно пошевелились. Дурным голосом, лениво и злобно, забрехала где-то собака. Приезжий подошел к окну, отодвинул рваную внизу занавеску с петухами и, отчаявшись, выглянул наружу. В центре площади не отбрасывал тени гипсовый памятник. Солнце остановилось в зените против макушки доисторического Вождя и сосредоточенно выжигало деревню. Напряженные контуры предметов дрожали и расплывались в воздухе, так что о простой бутылке водки, мусорном ведре или радиоприемнике можно было подумать все что угодно. Приезжий освежил юную плешь прохладной гигиенической салфеткой. Он трудно дышал и вполголоса ругался матом. Гнилым апельсином пахла ароматизированная салфетка Kleenex.
- Мужчина! - позвали из-за прилавка.
От неожиданности приезжий резко обернулся, отчего закружилась голова, и мир тяжело ухнул в тартарары. Никто этого не заметил. Дородная женщина с пунцовым апоплексическим лицом лила себе на темечко воду из пластиковой бутылки. Ее пестрый ситцевый халат, намокая, так облепил груди и живот, что для них у приезжего даже не нашлось подходящего слова.
- Где вы ходите? - возмутился он. - Я уже целый час жду.
- Ну и что, - без выражения ответила женщина и бросила пустую бутылку себе под ноги.
- Я из города, - сказал приезжий. - Мне по делу. Хочу спросить коечто, а вся деревня как будто вымерла.
- К председателю? - она провела обеими руками по халату, отжимая воду. - А его нет. Дочка одна дома. Хотите, идите к дочке.
- Я из Москвы, - разозлился приезжий, - вот откуда. Я не хочу вашу дочку. Дайте попить, что ли. Пожалуйста.
- Эк вас занесло, - продавщица посмотрела на него недоверчиво, словно сомневаясь, есть ли еще какая-то Москва на свете, и где она, если есть. - К нам такие не ездют. К нам вообще никто не ездит. А вода там, на дворе, в колонке.
Приезжий решил, что скорее всего упадет в обморок. Несколько мух сели ему на плечо и скреблись. Голова пахла гнилым апельсином.
- Родная, - прохрипел он, - Москва - это хрен знает где. У меня сломалась машина, и я сел в электричку. Хотите, я подохну уже здесь?
- Такая жара, прямо не знаю, - ответила женщина. - Сто лет не было такой жары, - она помолчала, собираясь с мыслями. - Сто лет такой не было, говорю.
Приезжий бессознательно заменил одно из трех "такая" на более подходящее слово и подумал, что становится, наконец, профессионалом.
- Где все? - он слизнул струйку пота, скатившуюся ко рту. - Ни одной живой души.
- А и нету почти никого, - согласилась продавщица. - В деревне сейчас кто жить хочет? - она махнула рукой и не стала продолжать.
Замолчали, подумав о разных вещах. Приезжему, например, понравилась двусмысленность фразы. Женщина достала вторую бутыль с водой, отхлебнула и снова полила на себя, а остаток протянула приезжему:
- На, попей.
Воду он взял, но пить побрезговал.
- Мне нужен Тимофей Игнатьевич Ганечкин, - приезжий с хмурым интересом наблюдал крупную каплю, собравшуюся на пупырчатом подбородке продавщицы.
- Так бы сразу и сказали, - капля сорвалась и убежала между грудей, ловко обогнув бородавку. - Прямо надо идти до конца, затем налево через поле. И там будет такой дом. А на кой вам этот?
- Нужен, - ответил приезжий.
- А-аа, - женщина зевнула. - Он прибитый.
- Вот именно, - сказал приезжий, - то, что надо. До свидания, за воду спасибо.
- Бывай, - донеслось уже из-за спины.
Первое, что он сделал, это добрался до колонки, открыл воду и сунул голову под твердую струю. Ему понравилось. Затем надел курортные, в пол-лица, очки Gucci, плюнул под ноги, взвалил на плечо тяжелый фотографический кофр и побрел. Вначале, чтобы занять себя, он размышлял о том, что памятник на площади служит чем-то вроде солнечных часов на тот случай, если цивилизация уйдет из этих мест насовсем. Потому, наверное, Вождя и берегут на черный день, это особое решение дальновидных властей. Его собственный, привезенный из Лондона Longines показывал половину первого, и нужно было поспешить. Затем пришли мысли о Москве и о работе, о скором возвращении в устоявшийся бесстыдный мир и о кондиционере. Долго думать обо всем этом не получилось, и приезжий постарался настроить свой мозг на привычную игру, бормоча вполголоса:
- Так-с... допустим, Levi's... на s - Sodium... на m - Madoc, херовое, в сущности, тряпье, c - Colin's, еще хуже, и линяет будь здоров, s - Shevignon, это другое дело, n - Nike, e - Ecco, o... как его... кислород... а, Oxygen, снова n - Naf-Naf, f - пусть будет Fila, а - что у нас на а? Ничего не подходит, зараза... Air Wear - не фирма, это торговая марка Dr. Martens... ладно, пусть будет Air Wear. Дальше: Reebok - Kookai - Icono, хорошо пошло, на о... разве что Omat, дерьмо турецкое, но мы его покроем Texas Jeans - Sisley... ох, на у даже не знаю. Что же такое есть на у?
Запищал мобильный телефон. Приезжий беспокойно огляделся, но из живых существ увидел только курицу, которая не шевелилась.
- Да, - сказал он в трубку, сильно поморщился, выслушав ответ, и прошелестел, как человек, страдающий зубами: - Катя, тебе лечиться надо. У психиатра, ясно?
И больше он уже ничего не говорил, а только молча шагал и думал, что за все на свете надо платить, только такса никогда не известна наперед, не дают торговаться и не устраивают распродажи. Нет, бормотал приезжий, пересекая широкое, стоящее под паром поле, жить - это... вроде как... Тут он остановился, торопясь достал блокнот и записал прилетевшую формулу: "Жить - все равно что покупать доллары с рук". Улыбнулся евангелической точности написанного и шепнул себе, что становится профи. Следовательно, на одной чаше весов лежали уже вполне приличные и ценные вещи: хорошая, модная профессия, успех и перспектива, а на вторую чашу, чтобы уравновесить благодать, заработанную хребтом и потом, положат... окончания фразы приезжий еще не знал, и предчувствия у него были самые скверные.
У калитки, слегка заваливаясь набок, стоял корявый рябой мужичонок лет сорока с осмысленным, хотя и ничего не выражающим лицом, чумазый и небритый. Он был в огромной потной майке, черных трусах до колен и бос. На мужичонке не осталось сухого места, и густой козлиный дух перекрывал все прочие запахи, какие обыкновенно бывают за городом. Великолепный, решил приезжий, превосходный экземпляр. Главное, чтобы не припадочный, припадочных он боялся.
- День добрый! - приезжий помахал экземпляру рукой.
- Здравствуйте вам, - тихо ответил экземпляр, не сводя глаз с далекой точки у горизонта и механически одергивая майку. Вид у него был смирный и даже порядочный, багровое от солнца лицо отекло в меру, так что пил он, наверное, меньше других, - сумасшедшие вообще пьют мало, им хватает.
- Тимофей Игнатьевич? - спросил приезжий.
- Кто вы? Что вам нужно? - неожиданно громко, как спросонья, вскрикнул Ганечкин, попятившись.
Приезжий взял себя в руки и протянул ему сиреневое редакционное удостоверение.
- Надо же, - как будто успокоился тот, разглядывая пластиковый четырехугольник с хорошо известным всей Москве логотипом, даже слишком хорошо известным. - Почти инопланетянин.
- Действительно, - приезжий пожал плечами. - Всего каких-нибудь сто километров...
- Добро пожаловать на планету Земля, - пригласил Ганечкин. - Вы, наверное, совсем не такой ее себе представляли?
Приезжему вдруг захотелось закончить все поскорее.
- Мне вас рекомендовали, - сказал он. - По поводу изобретений.
- Ах, Боже мой! - Ганечкин наконец-то пришел в себя и перепугался. - А я в таком виде. Тотчас переоденусь, а вы идите в дом, в дом!
Приезжий без энтузиазма прошел в комнату, заваленную книгами и барахлом. Над неубранной постелью висела репродукция Брейгеля Старшего с изображением Вавилонской башни. Он огляделся по сторонам, поежился, сказал только "пс-с-сс" и поставил кофр на стол, припугнув тараканов. Достал бутылку смирновской, копченую колбасу, консервы, чай, сахар, сигареты. Потом диктофон.
- Это вам, - кивнул на продукты.
- Не стоило бы, - сухо сказал Ганечкин, на котором теперь был серый костюм в клетку, недавно травленный от моли, - и не смею отказываться. Гордость в моем положении неуместна. А чем, напомните, вызвал интерес?
Приезжий беззлобно улыбнулся, но сразу понял, что со стороны это выглядит иначе.
- Да вот... пишем о таких, как вы... я закурю, пожалуй... о людях, в общем, необычных, странных, - приезжий подумал, чего бы еще сказать. - Наших российских кулибиных, - нашлось словцо. - Ведем рубрику в журнале. Так что надолго не задержу.