Максим Горький - Озорник
Обзор книги Максим Горький - Озорник
Горький Максим
Озорник
Максим Горький
Озорник
По большой, светлой комнате редакции "N-ской газеты" нервно бегал взволнованный, гневный редактор и, тиская в руках свежий номер, отрывисто кричал и ругался. Редактор был маленький, с острым худым лицом, украшенным бородкой и золотыми очками. Топая ножками в серых брюках, он кружился подле длинного стола среди комнаты, заваленного скомканными газетами, корректурными гранками и клочьями рукописей. У стола, облокотясь на него одной рукой, а другой потирая лоб, стоял издатель - высокий, полный блондин средних лет - и, с тонкой усмешкой на белом сытом лице, следил за редактором светлыми глазами. Метранпаж, угловатый человек с желтым лицом и впалой грудью, в коричневом сюртуке, очень грязном и не по росту длинном, робко жался к стене. Он поднимал брови кверху и таращил глаза в потолок, как бы что-то вспоминая или обдумывая, а через минуту разочарованно потягивал носом и уныло опускал голову на грудь. В дверях торчала фигура редакционного рассыльного; то и дело отталкивая его, входили и снова исчезали какие-то люди с озабоченными и недовольными лицами. Голос редактора - злой, раздраженный и звонкий - иногда поднимался до взвизгиваний и заставлял издателя морщиться, а метранпажа - испуганно вздрагивать.
- Нет... это такая подлость! Я уголовное преследование возбужу против этого мерзавца... Корректор пришел? Черт возьми, - я спрашиваю - пришел корректор? Собрать сюда всех наборщиков! Сказали? Нет, вы только сообразите, что теперь будет! Все газеты подхватят... Ср-рам! На всю Россию... Я не спущу этому мерзавцу!
И, подняв руки с газетой к голове, редактор замер на месте, как бы желая обернуть газетой голову и тем защитить ее от ожидаемого срама.
- Вы прежде найдите его, - сухо усмехаясь, посоветовал издатель.
- Н-найду-с! Н-найду! - сверкнул глазами редактор, снова пускаясь в бег, и, прижав газету к груди, начал ожесточенно теребить ее. - Найду и упеку... Да что же этот корректор?.. Ага... Вот... Ну-с, прошу пожаловать, милостивые государи! Гм!.. Смиренные командиры свинцовых армий... Проходите-с...
Один за другим в залу входили наборщики. Они уже знали, в чем дело, и каждый из них приготовился к роли обвиняемого; они единодушно изображали на своих чумазых лицах, пропитанных свинцовою пылью, полную неподвижность и какое-то деревянное спокойствие. Редактор остановился перед ними, закинув руки с газетой за спину. Он был ниже их ростом, и ему пришлось поднять голову кверху, чтобы взглянуть им в лица. Он сделал это движение слишком быстро, и очки вдруг вскочили ему на лоб; думая, что они падают, он взмахнул в воздухе рукой, ловя их, но в этот момент они снова упали на переносье.
- Черт вас, - скрипнул он зубами.
На чумазых рожах наборщиков засияли счастливые улыбки. Кто-то подавленно засмеялся.
- Я вас призвал сюда не затем, чтобы вы зубы ваши покапывали мне! озлобленно крикнул редактор, бледнея. - Кажется, достаточно оскандалили газету... Если среди вас есть честный человек, который понимает - что такое газета, пресса... он скажет, кто это устроил... В передовой статье... Редактор стал нервно развертывать газету.
- Да в чем дело-то? - раздался голос, в котором не слышно было ничего, кроме простого любопытства.
- А! Вы не знаете? Ну вот извольте... вот... "Наше фабричное законодательство всегда служило для прессы предметом горячего обсуждения... то есть говорения глупой ерунды и чепухи!.." Вот! вы довольны? Не угодно ли будет тому, кто добавил эти "говорения"... - и главное - говорения! как это грамотно и остроумно! - ну-с, кто же из вас автор этой "глупой ерунды и чепухи"?..
- Статья-то чья? Ваша? Ну, вы и автор всего, что в ней нагорожено, раздался тот же спокойный голос, который и раньше спрашивал редактора.
Это было дерзостью, и все невольно предположили, что виновник события найден. В зале произошло движение; издатель подошел ближе к группе, редактор поднялся на цыпочки, желая взглянуть через головы наборщиков в лицо говорившему. Наборщики раздвинулись. Пред редактором стоял коренастый малый, в синей блузе, с рябым лицом и вьющимися кверху вихрами на леном виске. Он стоял, глубоко засунув руки в карманы штанов, и, равнодушно уставив на редактора серые, злые глаза, чуть-чуть улыбался из курчавой русой бороды. Все смотрели на него - издатель сурово нахмурив брови, редактор с изумлением и гневом, метранпаж сдержанно улыбаясь. Лица наборщиков изображали и плохо скрытое удовольствие, и испуг, и любопытство...
- Это... вы и есть? - спросил наконец редактор, указывая пальцем на рябого наборщика, и многообещающе сжал губы.
- Я... - ответил тот, усмехнувшись как-то особенно просто и обидно.
- А-а!.. весьма приятно! Так это вы? Зачем же вы вставили, позвольте узнать...
- Да я разве сказал, что вставил? - И наборщик посмотрел на своих товарищей.
- Это он, наверное, Митрий Павлович, - обратился к редактору метранпаж.
- Ну я, так я, - не без некоторого добродушия согласился наборщик, махнув рукой.
Опять все замолчали. Никто не ожидал такого скорого и спокойного признания. Гнев редактора сменился на минуту изумлением. Пространство вокруг рябого стало шире, метранпаж быстро отошел к столу, наборщики расступились...
- Ты ведь это нарочно, с намерением? - спросил издатель, оглядывая рябого круглыми глазами.
- Извольте отвечать! - крикнул редактор, взмахивая смятой газетой.
- Не кричите... не боюсь! Многие на меня кричали, да без толку всё!.. - И в глазах наборщика сверкнул ухарский, наглый огонек. Точно... - продолжал он, переступив с ноги на ногу и обращаясь уже к издателю, - я это с намерением подставил слова...
- Слышите? - обратился редактор к публике.
- Да что же ты такое в самом деле, чертова ты кукла! - взбесился вдруг издатель. - Понимаешь ли ты, сколько ты вреда мне сделал?
- Вам-то ничего... еще, чай, розничную продажу увеличил. А вот господину редактору - действительно... не особенно по губе этакая штучка.
Редактор точно окаменел от негодования; он стоял перед этим спокойным и злым человеком и молча сверкал глазами, не находя слов для выражения волновавших его чувств.
- А ведь тебе за это, брат, худо будет! - злорадно протянул издатель и вдруг, смягчившись, ударил себя рукой по колену.
В сущности, он был доволен и происшествием и дерзким ответом рабочего: редактор относился к нему всегда несколько высокомерно, не стараясь скрывать сознания своего умственного превосходства, и вот теперь он, этот самолюбивый и самоуверенный человек, повержен во прах и - кем?
- За эту твою дерзость мы тебе, душа, воздадим!.. - добавил он.
- Да уж, наверно, не спустите, - согласился наборщик.
Этот тон и эти слова опять произвели впечатление. Наборщики переглянулись друг с другом, метранпаж поднял брови и как-то съежился, редактор отступил к столу и, опершись на него руками, более растерянный и обиженный, чем гневный, пристально смотрел на своего врага.
- Зовут тебя как? - спросил издатель, вынув из кармана записную книжку.
- Николка Гвоздев! - быстро объявил метранпаж.
- А ты, Иуда, молчи, когда тебя не спрашивают, - сурово взглянув на метранпажа, сказал наборщик. - У меня свой язык есть, я сам за себя отвечу... Зовут меня Николай Семенович Гвоздев... Жительство...
- Найдем! - пообещал издатель. - А теперь убирайся к черту! Все идите!..
Громко топая, наборщики пошли вон. Гвоздев шел сзади всех.
- Постой... позволь... - сказал редактор тихо, но ясно и протянул руку вслед Гвоздеву.
Гвоздев обернулся к нему, ленивым движением прислонился к косяку двери и, покручивая бородку, уставился в лицо редактора дерзкими глазами.
- Я тебя вот о чем спрошу, - начал редактор. Он хотел быть спокойным, но это не удавалось ему: голос его срывался, переходил в крик. - Ты сознался... что, делая этот скандал... имел в виду меня. Да? Значит, это что же? - месть мне? Я тебя спрашиваю - за что? Ты понимаешь это? Можешь ты мне ответить?
Гвоздев передернул плечами, скривил губы и, опустив голову, помолчал с минуту. Издатель нетерпеливо притоптывал ногой, метранпаж вытянул вперед шею, а редактор кусал губы и нервно хрустел пальцами. Все ждали.
- Я, пожалуй, скажу... Только, как я необразованный человек, то, пожалуй, непонятно будет... Ну, уж извините тогда!.. Нот, стало быть, в чем дело. Вы пишете разные статьи, человеколюбие всем советуете и прочее такое... Не умею я сказать вам все это подробно - грамоту плохо знаю... Вы, чай, сами знаете, про что речи ведете каждый день... Ну, вот я и читаю эти ваши статьи. Вы про нашего брата рабочего толкуете... а я все читаю... И противно мне читать, потому что все это пустяки одни. Одни слова бесстыжие, Митрий Павлыч!.. Потому что вы пишете - не грабь, а в типографии-то у вас что? Кирьяков на прошлой недели работал три с половиной дня, выработал три восемь гривен и захворал. Жена приходит в контору за деньгами, а управляющий ей говорит, что не ей дать, а с нее нужно рубль двадцать получить - штрафу. Вот те и не грабь! Вы что же про эти порядки не пишете? И как управляющий лается и мальчишек дует за всякую малость?.. Вам этого нельзя писать, потому что вы и сами-то этой же политики держитесь... Пишете, что людям плохо жить на свете, - и потому ни, я вам скажу, все это пишете, что ничего больше делать не умеете. Вот и все... И потому под носом у себя вы никаких зверств не видите, а про турецкие зверства очень хорошо рассказываете. Разве это не пустяки - статьи-то ваши? Давно уж мне хотелось, стыда вашего ради, истинные слова в ваши статьи вклеить. И не так бы еще надо.
