Мирза Ибрагимов - Слияние вод
Мирза Ибрагимов - Слияние вод краткое содержание
Ибрагимов Мирза
Слияние вод
Мирза Ибрагимов
СЛИЯНИЕ ВОД
Перевод с азербайджанского - В. Василевского
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Этим вечером в Муганской степи было тепло, тихо, словно ранней осенью, а ведь уже наступила зима. После заката солнца туман окутал бесснежную равнину, покрытую жухлой, увядшей травой, но поднялась луна, и мгла поредела, развеялась, открылось по-южному бездонное, сверкающее звездами небо Мугани.
А когда, скользнув над крышами, луна закатилась, звезд стало еще больше - не сосчитать; задумчивые, светлоокие, они пристально всматривались в нашу землю, словно читали запечатленный на ней дастан о любви.
В такой поздний час председатель колхоза Рустам обычно сидел за стаканом янтарно-желтого чая и, подперев голову рукой, припоминал весь трудовой день с его заботами и волнениями, изредка перекидываясь словечком с женою. Сакина, все еще статная, моложавая, несмотря на годы, вязала шерстяные носки или вышивала, прислушиваясь к смеху и щебетанию дочери, односложно отвечая супругу; сидеть сложа руки Сакина не умела. А дочка Першан, хоть и минуло ей восемнадцать лет, занималась перед сном всякими пустяками: то перед зеркалом повертится, то с кошкой поиграет, то песенку затянет и сразу же оборвет, над чем-то весело рассмеявшись...
Однако сегодня вечер выдался гнетуще унылый. У Першан сердце сжималось, когда она искоса поглядывала на хмурого отца и задумчивую мать. И все же заговорить с ними она не решалась. Словно поссорившись, они не замечали друг друга.
Порывшись в книжном шкафу, занимавшем весь угол просторной комнаты, Першан взяла наугад какую-то книгу, полистала и отбросила; подошла к квадратному с точеными ножками столику, включила радиоприемник. В комнату ворвались скрежещущие, хриплые звуки. Рустам исподлобья взглянул на дочь, но ничего не сказал. Вскоре и радио наскучило девушке. Выключив приемник, она подошла к окну.
Глава семьи неподвижно сидел у самовара. Чай остывал в граненом стакане. Резная трубка дымилась в руке Рустама, и на столе перед ним стояла раскрытая коробка "Золотого руна". Обычно Рустам с удовольствием вдыхал медовый, пряный запах этого табака, любовался его коричнево-золотистым цветом, а теперь он, казалось, не замечал ни цвета, ни запаха, нетерпеливо посасывал трубку, наполняя комнату клубами темно-синего дыма.
С самого утра Рустаму не повезло, словно черная кошка дорогу перебежала.
Войдя во двор правления, он увидел сидевшую на ступеньках крыльца тетушку Телли и поморщился. "Старуха вечно приносит дурные вести", подумал он. Предчувствие не обмануло: быстро поднявшись навстречу, тетушка напустилась на него с упреками:
- Аи, киши, беда какая, а ты спишь долго! На ферме зараза так и валит овец!
Председатель окинул ее злым взглядом, будто сама тетушка Телли в синем жакете и юбке со сборками занесла на ферму заразу.
- Когда наконец я услышу из твоих уст добрую весть? Дай хоть пройти в кабинет!
Тетушка поправила смуглой жилистой рукой съехавший на затылок черный платок и сердито крикнула:
- Дурные или добрые вести, а если ты председатель, так берись за дело! Побывала я у сына на ферме, своими глазами видела, как овцы дохнут. А ведь самое время окота.
- Есть ветеринар - пусть он и лечит, - возразил Рустам. - Нельзя с любым делом приставать к председателю. Самостоятельность хоть какую-то надо проявлять!
"Напрасно порчу кровь с этой скандалисткой", решил Рустам и, обойдя тетушку, вошел в дом.
Все же он немедленно связался по телефону с районным центром, разыскал нужных людей и успокоился, лишь когда его заверили, что ветеринар с ампулами выезжает на ферму.
Приказав сторожу подать коня, Рустам вышел на веранду и увидел вбежавшего в ворота бригадира Гусейна.
- Н-ну?... - крикнул Рустам, предчувствуя новую беду.
Вместо ответа бригадир бормотал что-то невнятное - за эту манеру давно был он прозван односельчанами "Немым Гусейном".
- Да вы пытались вытащить?... - грозно произнес председатель, поняв наконец, что грузовик с минеральными удобрениями свалился в придорожную канаву.
Немой Гусейн только шевелил мясистыми губами, не говоря ни "да", ни "нет".
Махнув рукою, Рустам вскочил в седло и поспешил в степь.
Грузовик прочно засел в канаве задними, колесами. Шофер спал в кабинке, накрывшись кожаной курткой. Растолкав его, Рустам велел сбегать на ближнее поле и позвать колхозников. Когда сняли мешки с удобрениями, оказалось, как и предполагал Рустам, что вытащить машину не так уж трудно. Председатель распоряжался, сам подпирал могучим плечом воющую от натуги машину, орал на Немого Гусейна, наконец-то пришедшего из села. Взмокнув до седьмого пота, сорвав голос, Рустам влез в седло и направил коня к овцеводческой ферме.
Вернулся он домой поздно вечером, усталый, с забрызганным грязью лицом. И почему-то ему понадобилось именно сегодня, сейчас, когда нервы напряжены до предела, закончить с женою спор, начатый несколько дней назад. Но как и с чего возобновить разговор, Рустам не знал и терпеливо поджидал удобного случая, а тем временем до красноты в лице затягивался трубкой.
Сакина не привыкла расспрашивать мужа о колхозных делах. Молчит пусть молчит, значит, так надо. Поджав ноги, она сидела на пестром ковре, разложив вокруг коробки с клубками ниток, иголками, пуговицами. Как всегда спокойная, она старалась не замечать ни беспокойных взглядов дочки, ни угрюмого вида мужа. Глядя со стороны, можно было подумать, что она поглощена вышиванием. А на самом деле Сакина и не видела, как мелькает игла в ее ловкой руке: муж и дочка - вот о ком она размышляла в тревоге.
А когда страстно, нетерпеливо прозвучала где-то на улице песня, мать, уколовшись иглою, даже не вздрогнула, а только вопросительно подняла глаза на встрепенувшуюся дочь. Та, заслышав звуки баяты, глубоко вздохнула и еще плотнее прижалась к косяку окна. Песня приближалась издалека и билась, словно птица крыльями, в стекла. Першан так захотелось распахнуть окно, чтобы, ворвался в дом поющий мужской голос, но она сдержала порыв. Теперь песня звучала совсем близко...
Мутна вода Аракса,
Цветут сады весной.
Побудь со мной, любимая,
Часок побудь со мной!1
Вслушавшись в песню, председатель усмехнулся, снял со стены полевую сумку, заменявшую ему портфель, вынул записную книжку и написал для памяти: "Поручить бригадиру Ширзаду организовать хоровой кружок".
Мысль была, что и говорить, дельной. "Нечего зря драть горло такому сладкоголосому соловью, сказал себе Рустам, - пусть готовит хор к районному смотру самодеятельности. И чтоб без диплома первой степени не возвращались!"
А Першан будто и не томилась весь вечер - лицо сияло, глаза горели. И, словно угадав, что песня волнует сердце девушки, певец затянул еще печальнее:
И солнце закатилось,
И свет луны погас.
Твоя стрела, любимая,
Приблизит смертный час!
В другое время Рустам смекнул бы, что страстную баяты случайно не поют под окнами дома, в котором живет такая девушка, как Першан. "Приглядывай за дочкой!" - строго наказал бы он жене. А сейчас, опустив на грудь голову с чалмою перепутанных седеющих кудрей, он грустно улыбался, не вникая в смысл баяты, вспоминая, как он сам когда-то распевал у дома юной Сакины.
Он поискал взглядом жену, но оказалось, что Сакина ушла в соседнюю комнату.
Это Рустаму не понравилось: равнодушие какое-то, чуть ли не презрение... Он решил с места не двигаться, лучше ночного сна лишиться, а во что бы то ни стало сегодня же поговорить с женою и кончить затянувшийся спор.
2
Рустам и Сакина поженились ровно тридцать лет назад. Тридцать лет они жили одной судьбою, честно деля друг с другом радости и невзгоды, тридцать лет склоняли головы на одну подушку и укрывались одним одеялом.
За эти годы только однажды не совпали их желания, не сошлись думы и помыслы.
Это произошло в самый канун войны.
К тому времени Рустама уже величали Рустамом-киши, он был окружен народным уважением и признанием. Нужно дождаться, когда люди сами произнесут: "киши". Ведь этого не впишешь в паспорт! Но слово это не только ласкает слух и тешит тщеславие, оно приносит и печальное раздумье: дни молодости остались позади, много, слишком много кирпичей искрошилось, выпало из стен дворца жизни...
А Рустам в ту пору переживал расцвет своей жизни. Уже два года был он председателем колхоза "Новая жизнь", и этот, один из крупнейших на Мугани, колхоз расцветал, как по весне вся напоенная влагой, тучная, по-матерински щедрая Муганская степь. Первенцу сыну Гарашу было восемь, а щебетунье Першан - три года. Угловатая, худенькая Сакина пополнела, как бы выпрямилась и привлекала взоры встречных зрелой красотой счастливой тридцатипятилетней женщины.
Как-то раз осенним вечером, когда дети уже улеглись спать, муж и жена сидели под навесом. Сакина вязала дочке к зиме шерстяные чулки, придвинув поближе керосиновую лампу, а Рустам с довольной улыбкой рассказывал ей, что вот, мол, выполнил их колхоз государственные поставки и впервые - впервые, это надо понять! - выдал на трудодень по два килограмма зерна, по пять рублей деньгами. А овощи? А фрукты? Мед? Подсчитай-ка, сколько весит колхозный трудодень! Вот уж действительно не зря назван колхоз "Новая жизнь"!
