Чарльз Диккенс - Наш общий друг (Книга 3 и 4)
Мистер Хлюп кивнул.
- Да, после того как вывезли мусор, меня послали учиться. А знаете что, мисс? Мне хочется смастерить вам какую-нибудь вещицу.
- Тысячу благодарностей! А какую именно?
- Ну, например... - Хлюп осмотрелся по сторонам. - Например, полочки, куда можно класть кукол. Или красивую шкатулку с отделениями для ниток, шелка и разных там лоскутков. А то, хотите - выточу красивую ручку вон для того костыля? С ним, верно, ваш названый отец ходит?
- Я с ним хожу, - ответила кукольная швея и так вспыхнула, что даже шея у нее покраснела. - Я хромая.
Бедный Хлюп тоже покраснел, так как за его бесчисленными пуговицами пряталось чуткое сердце, а он сам нанес девочке рану. Но способ загладить вину был найден, - способ, может быть, лучший из всех, какой только можно было найти.
- Очень рад, что это ваш костыль, мисс, потому что для вас мне приятно будет потрудиться - приятнее, чем для кого другого. Разрешите, я его погляжу.
Мисс Рен протянула ему костыль через стол и вдруг отвела руку назад.
- Нет, вы лучше посмотрите, как я с ним ковыляю, - отрывисто проговорила она. - Вот, видите? Скоком, да вперевалочку, да хром-хром-хром. Безобразно, правда?
- А по-моему, вы и без него можете обходиться, - сказал Хлюп.
Маленькая швея снова села к столу, подала Хлюпу костыль и проговорила с доброй улыбкой:
- Спасибо вам.
- Полочку и шкатулку я вам тоже смастерю, и с удовольствием, - сказал Хлюп, прикинув размер костыльной перекладины у себя на рукаве и бережно поставив костыль на место. - Мне рассказывали, что вы очень хорошо поете, а лучшей платы, чем песня, для меня быть не может. Я большой любитель пения и сам, бывало, частенько пел миссис Хигден и Джонни разные комические куплеты с разговорами. Но это, наверно, не по вашей части?
- У вас добрая душа, молодой человек, - сказала кукольная швея. Очень, очень добрая. Я принимаю ваше предложение... Надеюсь, его это не заденет, - добавила она после минутного раздумья и пожала плечами. - А если заденет... так пускай.
- Вы это про своего названого отца, мисс? - спросил Хлюп.
- Нет-нет! - воскликнула кукольная швея. - Это все он у меня на уме. Он, он, он!
- Он, он, он? - повторил Хлюп, озираясь по сторонам. - Где же этот "он"?
- Он. Который будет за мной ухаживать и женится на мне, - пояснила мисс Рен. - Какой же вы бестолковый!
- Ах, он! - сказал Хлюп и призадумался и даже немного помрачнел. - Мне это и в голову не пришло. А когда он появится, мисс?
- Что за вопрос! - вознегодовала мисс Рен. - Кто это может знать!
- А откуда он возьмется, мисс?
- Господи твоя воля! Кто это может сказать! Откуда-нибудь да возьмется, когда-нибудь да появится. Больше мне о нем ничего не известно.
Ее ответ так развеселил Хлюпа, будто это была невесть какая остроумная шутка, и, откинув голову назад, он зашелся от смеха. Глядя на его нелепую физиономию, рассмеялась и кукольная швея, да как весело! Они смеялись долго и перестали, только когда совсем умаялись.
- Ну, хватит, великан, хватит! - воскликнула мисс Рен. - Что это вы живьем хотите меня проглотить? Скажите лучше, зачем вас сюда прислали, я еще этого не слышала.
- За мисс-гармоновой куклой, - ответил Хлюп.
- Так я и думала, - сказала мисс Рен. - А мисс-гармонова кукла вас дожидается. Она укутана с ног до головы в серебряную бумагу, будто в новенькие ассигнации. Обращайтесь с ней осторожнее, и вот вам моя рука, и спасибо вам еще раз.
- Я осторожно ее понесу, так осторожно, будто она вся из золота, сказал Хлюп. - И вот вам обе мои руки, мисс, и скоро я опять вас навещу!
Но самым большим событием в жизни мистера и миссис Джон Гармон в их новой жизни был приезд мистера и миссис Юджин Рэйберн. Как осунулся, как изменился Юджин! Куда девалась его былая светскость! Он шел, тяжело опираясь правой рукой на палку, левую положив на плечо жены. Но ему день ото дня становилось все лучше и лучше, силы прибывали, и врачи начинали поговаривать, что со временем и шрамы у него на лице будут не так заметны.
Да! Большое это было событие, когда мистер и миссис Юджин Рэйберн приехали погостить к мистеру и миссис Джон Гармон, у которых, кстати сказать, уже давно гостили мистер и миссис Боффин, - веселые, счастливые и занятые большей частью созерцанием витрин в лавках.
Миссис Джон Гармон по секрету поведала мистеру Юджину Рэйберну о том, какие чувства питала к нему его теперешняя жена еще в те дни, когда он был беспутным повесой. А мистер Юджин Рэйберн поведал миссис Джон Гармон (тоже по секрету), что она, слава создателю, не замедлит убедиться, какое благотворное влияние оказала на него жена.
- Не ждите от меня торжественных клятв, - сказал Юджин. - Они излишни. Но я твердо решил начать новую жизнь.
- Вы только подумайте, Белла! - воскликнула Лиззи, входя в комнату и занимая свое обычное место у его изголовья, так как он до сих пор не мог обходиться без нее - без своей сиделки. - Вы только подумайте! Ведь в день нашей свадьбы Юджин сказал мне, что ему лучше было бы умереть!
- Но я не умер, Лиззи, - усмехнулся Юджин, - и решил последовать твоему мудрому совету - ради тебя, дорогая.
В тот же день Лайтвуд зашел побеседовать со своим другом. Он лежал на кушетке в отведенной ему комнате наверху; Лиззи рядом с ним не было, так как Белла увезла ее кататься.
- Мою жену можно оторвать от меня только силой, - сказал Юджин, и Белла, рассмеявшись, так и сделала.
- Друг мой, - первым начал Юджин, взяв Лайтвуда за руку. - Как кстати ты пришел! У меня накопилось столько всяких мыслей, что мне не терпится поделиться ими с кем-нибудь. Прежде всего поговорим о настоящем, а потом перейдем к будущему. МПР, который душой и телом куда моложе, чем его сын, и до сих пор преклоняется перед женской красотой, был настолько любезен (не так давно он провел у нас два дня... там, на реке, и остался чрезвычайно недоволен нашей гостиницей). Так вот, он был настолько любезен, что предложил заказать художнику портрет Лиззи. Как ты сам понимаешь, когда такие слова исходят из уст человека, подобно МПР, их можно приравнять к мелодраматическому благословению.
- А ты действительно начинаешь поправляться, - с улыбкой сказал Мортимер.
- Нет, кроме шуток! - сказал Юджин. Осчастливив нас, МПР стал полоскать рот кларетом (им заказанным, но оплаченным мною) и приговаривать: "Сын мой, неужели ты пьешь такую бурду!" Это было равносильно - для него - отчему благословению, которое в большинстве случаев сопровождается потоком слез. Хладнокровие МПР нельзя мерить обычной человеческой меркой.
- Да, ты прав, - согласился Лайтвуд.
- Вот и все, что МПР мог исторгнуть из своего сердца по этому поводу, продолжал Юджин, - а в дальнейшем он будет с прежней беспечностью разгуливать по свету, заломив шляпу набекрень. Итак, поскольку моя женитьба удостоилась столь торжественного признания, с семейным алтарем покончено. Далее, Мортимер, ты сотворил чудо, уладив мои денежные дела, и теперь, когда возле меня есть ангел-хранитель и опекун - моя спасительница... (ты видишь, как я еще слаб! Не могу говорить о ней без дрожи в голосе), с ее помощью мои скромные средства все-таки кое-что составят. Тут и сомневаться нечего, потому что вспомни, как я раньше пускал деньги по ветру! У меня ничего не оставалось.
- Меньше, чем ничего, Юджин. Скромное наследство, доставшееся мне от деда (как жаль, что он не бросил его в пучину морскую!), отбило у меня всякую охоту заниматься делом. То же самое произошло и с тобой.
- Сама мудрость глаголет твоими устами! - сказал Юджин. - Да, мы с тобой жили в Аркадии *, Мортимер, но теперь возьмемся за ум. Впрочем, отложим этот разговор на несколько лет. Знаешь, что я придумал? Уехать с женой в какую-нибудь колонию и потрудиться там на адвокатском поприще.
- Я без тебя погибну, Юджин, но, может быть, это решение правильное.
- Нет! - воскликнул Юджин. - Неправильное! Никуда не годное решение!
Он проговорил это с такой горячностью - чуть ли не гневно, - что Мортимер в изумлении посмотрел на него.
- Ты думаешь, в моей бедной голове все помутилось? - весь вспыхнув, продолжал Юджин. - Ничуть не бывало! Я могу сказать о музыке своего пульса то же, что сказал Гамлет *. Я волнуюсь, но это здоровое волнение, Мортимер! Неужели я струшу и, стыдясь своей жены, увезу ее на край света! Где бы сейчас был твой друг, Мортимер, если б в свое время и она струсила, когда у нее было к тому гораздо больше оснований!
- Ты благородный, мужественный человек, Юджин, - сказал Лайтвуд. - И все же...
- И все же, Мортимер...
- И все же, готов ли ты поручиться, что тебя не будет уязвлять (из-за нее, только из-за нее, Юджин!) тот холодок, с которым отнесется к ней... общество?
- О! На этом слове поперхнуться нетрудно! - со смехом проговорил Юджин. - Кто под ним подразумевается - уж не наша ли очаровательная Типпинз?
- Может быть, и Типпинз, - тоже рассмеявшись, сказал Мортимер.
- Разумеется, Типпинз! - горячо воскликнул Юджин. - Сколько бы мы ни хитрили, ни лгали самим себе, Мортимер, от этого никуда не уйдешь. Но моя жена все-таки ближе моему сердцу, чем Типпинз, я обязан ей немногим больше, чем Тишганз, и горжусь ею так, как никогда не гордился Типпинз. И поэтому, Мортимер, я буду бороться до последнего вздоха, бороться в открытом поле, за нее и вместе с нею. А если я смалодушничаю, сбегу отсюда и поведу свою борьбу где-нибудь на краю света, тогда ты, Мортимер, - самый близкий мне человек после нее, с полным на то правом скажешь, что напрасно она не пнула меня ногой в ту ночь, когда я валялся, истекая кровью, напрасно не плюнула мне, негодяю, в глаза!
