Данте Алигьери - Божественная комедия. Ад
Песнь XI
Содержание. На вершине обрушенной скалы, составляющей границу между кругом еретиков и следующим, поэты укрываются от ужасного зловония адских испарений за крышею одиноко-стоящей гробницы папы Анастасия. Они идут медленно для того, чтобы наперед привыкнуть к зловонию, восходящему с кровавой реки из глубины седьмого круга. Пользуясь этим временем, Виргилий, по просьбе Данта, объясняет ему распределение грехов по кругам ада и говорит, что вне пределов адского города (Ад. VIII, 67–68), в пройденных уже кругах, наказуются невоздержные, слепо предававшиеся естественным побуждениям; но что внутри города, в более глубоких кругах ада, помещены те, которые, предавшись влечениям неестественным, превратили свою человеческую природу в животную, зверскую: все они разделены на три класса, смотря потому, на кого направлено насилие: на ближних, на самих себя, или на Бога. За грешниками, виновными в насилии, следуют обманщики, а на самом дне ада виновные в величайшем грехе – измене. Накониц Виргилий объясняет Данту, почему ростовщики отнесены к числу грешников, направлявших насилие против законов Божеских. – Наступает утро. Поэты идут далее.
1. У рубежа окраины высокой,
Над грудою обрушенных громад,[234]
Пришли мы к бездне более жестокой.
4. И, встретив тут невыносимый смрад,[235]
Клубившийся над пропастью бездонной,
За страшным гробом мы взошли на скат,
7. И я прочел на крыше раскаленной:
«Здесь Анастасий папа в гробе скрыт,
«С прямой стези Фотином совращенный.[236]» —
10. «Нам медленно сходить здесь надлежит,
Чтоб свыклось чувство с адским испареньем:
Тогда нам смрад уже не повредить.» —
13. А я: «Займи ж мой ум благим ученьем,
Чтоб этот час без пользы не пропал.»
И вождь: «Я сам с твоим согласен мненьем.
16. Мой сын,» он начал: «в бездне этих скал
Три меньших круга вьются ступенями,[237]
Как там вверху, где путь наш пролегал.
19. Все три кишат проклятыми тенями;
Но чтоб постиг ты Божий суд святой,[238]
Узнай: за что казнятся небесами.
22. Цель всякой злобы, в небе проклятой,[239]
Одна – обида; к ней же две дороги:
Или насилье, иль обман людской.
25. Но как лишь людям свойственны подлоги,
То ими Бог сильнее прогневлен:
За то на дне и суд им самый строгий.
28. Весь первый круг насилью посвящен;
Но как трем лицам вред от сей невзгоды,
То в три отдела круг сей раздроблен.
31. Против Творца, против своей природы,
На ближних, с их стяжаньем возстает
Насилие и вот тому доводы.
34. Вред ближнему насилие влечет
Увечьями, убийством, а стяжанью,
Поджогами, разбоем, и в зачет
37. Смертоубийству, злому истязанью
И грабежу казнь лютая во век
В отделе первом служит должной данью.
40. Сам на себя заносит человек
Насилья длань: за то скорбит стократно
В другом отделе каждый, кто пресек
43. Сам дни свои, кто, промотав развратно
Именье, горем отягчил главу
И плакал там, где мог бы жить приятно.
46. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .
49. За то отдел последний отмечает
Клеймом своим Каорсу и Содом[240]
И тех, чье сердце Бога отрицает.
52. Обман, грызущий совесть всем, на том
Свершиться может, кто с доверьем внемлет,
Иль кто доверья чужд в уме своем.
55. В грехе последнем, кажется мне, дремлет[241]
Лишь долг любви, природы нежный дар:[242]
За то второй великий круг объемлет
58. Гнездо льстецов, жрецов волшебных чар,
Соблазн, подлог, татьбу и святотатство
И всякий грех, достойный горших кар.
61. Но первый грех забыл любовь, богатство
Природное, и то, что слито с ней,
Чем зиждутся доверие и братство.[243]
64. А потому в кругу меньшом, где всея
Вселенной центр, где Дис царит ужасный,
Всяк изменивший стынет в бездне сей.[244]»
67. И я: «Мой вождь, твое ученье ясно
И верное дает понятье мне.
О бездне сей и о толпе злосчастной.
70. Но объясни: погрязший род в волне,
Носимый ветром и разимый градом
И та толпа, что спорит век в войне,[245] —
73. Зачем не Здесь, за раскаленным градом,
Казнятся, если подлежат суду,
А если нет, за что пожраты адом?»
76. А он в ответ: «Зачем в таком бреду,
Как не случалось прежде, ум твой бродит?
Иль новое имеет он в виду?
79. Не помнишь ли то место, где выводит
Твой Аристотель в Ифике из всех
Три склонности, на них же казнь нисходит:
82. Невоздержанье, злость, безумный грех
Животности? и как невоздержанье
Наказано от Бога легче тех?
85. И так, коль обнял ты вполне то знанье[246]
И приведешь на память проклятых,
Приемлющих вне града наказанье,
88. То сам поймешь, зачем от этих злых
Отлучены и с меньшим гневом мщенья
Млат Правды Божьей сокрушает их.» —
91. «О солнце, врач смущенного воззренья!
Так ясно ты решаешь, что уму
Равно полезны: знанье и сомненья.
91. Но уклонись назад,» я рек ему:
«И объясни: чем Бога оскорбляет
Дающий в рост? рассей мне эту тьму.» —
97. «Кто философию постиг, тот знает,
Что стройный чин,» сказал он: «естества
Течение свое воспринимает
100. Из разума, искусства Божества,
И если в физику вникал, то, много
Не рывшись в ней, найдешь сии слова:
103. Искусство ваше подражает строго
Природе так, как дядьке ученик:[247]
106. Из этих двух, коль мыслями ты вник
В начало книги Бытия, и должно[248]
Жизнь почерпать и размножать язык.[249]
109. Но ростовщик, идя стезею ложной,
Расторг в души корыстной, полной зла,
Союз искусств с природой непреложной.[250]
112. Но следуй мне: идем! уж ночь прошла:
Трепещут Рыбы на эфнре звездном
И Колесница уж на Кавр легла,[251]
115. А спуск еще далек, где сходит к безднам.»
Песнь XII
Содержание. Путники приходят к каменной ограде седьмого круга, к первому его отделу (Ада ХІ, 37–39), в котором наказуется насилие против ближних. При виде поэтов, Минотавр, распростертый на границе этого круга, в бешенстве кусает самого себя; но Виргилий укрощает его ярость напоминовением о Тезее, его умертвившем, а, пока чудовище крутится от бессильного бешенства, поэты сходят по громадным камням обрыва, обрушившегося в минуту крестной смерти Спасителя. На дне круга дугою изгибается глубокий ров, наполненный кипящею кровью; в нее погружены насилователи ближних. Кентавры, вооруженные стрелами, рыскают по берегам рва и стреляют в тех, которые выйдут из потока крови более, нежели им следует. Трое из них, Несс, Хирон и Фол, бросаются на пришельцев; но Виргилий укрощает и их ярость и, обратившись к Хирону, просит дать им проводника, который бы перенес Данта на хребте своем вброд через поток крови. Хирон избирает Несса, в сопровождении которого поэты идут далее и видят тиранов, погруженных в кровь по самые очи. Из числа их Несс указывает им на Александра, Дионисия, Аццолина и Обидзо Эсте, а в отдалении от них на одинокую тень Гвидо Монфорте. Кровавый поток к одному концу долины все более и более мелеет, так, что накониц едва покрывает ноги грешникам; напротив, к другому концу волны его становятся все глубже и глубже, и здесь-то на дне под волнами плачут вечными слезами: Аттила, Пирр и Секст и разбойники Реньеры.
1. Скалист был край, где мы взбирались в горы,
И тем, что в недрах он притом вмещал,
Так страшен был, что всем смутил бы взоры.
4. С той стороны от Трента есть обвал,
Обрушенный в Адиж землетрясеньем,
Иль осыпью волной подмытых скал:
7. С горы, откуда свергнут он паденьем,
В долину так обрывист косогор,
Что сверху вниз нет схода по каменьям.[252]
10. Так крут был спуск в ущелье этих гор,
И здесь, заняв обрушенные скаты,
Улегся Крита ужас и позор,
13. Подложною телицею зачатый. —
Увидев нас, он грыз себя, как зверь,
В котором чувства бешенством объяты.
16. Но мой мудрец вскричал ему: «Поверь,
Не царь Афинский здесь перед тобою,
Который в ад тебе разверзнул дверь.
19. Прочь, лютый зверь! прочь! не твоей сестрою,
Был низведен мой спутник в омут сей,
Но вашу казнь узреть идет со мною.» —
22. Как дикий бык, сорвавшийся с цепей,
Когда смертельным поражен ударом,
Без сил, крутится в ярости своей:
25. Так Минотавр крутился в гневе яром.
Но вождь всезнающий вскричал: «Беги!
Теперь сойдем, минут не тратя даром.»
28. По грудам скал я ускорил шаги,
И не один там камень вниз скатился
Из-под моей трепещущей ноги.
31. Я думен шел, а вождь: «Ты изумился
Громаде скал, где страж их адский гад
С бесовской злобой предо мной смирился.
34. Так ведай же: когда в глубокий ад
Я нисходил, в то время скал громада
Не представляла мне в пути преград.[253]
37. Но прежде чем, скорбящих душ отрада,
Явился Тот, который, в Лимб нисшел,
Отъял великую корысть у ада, —
40. Так потряслась пучина лютых бед,[254]
Что мир – я думал – вновь поколебала
Любовь, чья мощь, как полагал поэт,
43. Не раз в хаос вселенную ввергала,[255]
И в то мгновенье древний сей утес
Распался, здесь и ниже, в два обвала.[256]
46. Но взор вперя в долину горьких слез:
Клокочет кровь рекой там быстротечной,
Где всяк кипит, кто ближним вред нанес![257]» —
49. О страсть слепая! гнев бесчеловечный!
Ты в краткой жизни нас палишь в огне,
А здесь в крови купаешь в жизни вечной!
52. Ров, полный крови, я узрел на дне:
В равнине он дугою изгибался,
Как говорил о том учитель мне.
55. И между рвом и крутью гор скитался
Со стрелами Кентавров буйный род,[258]
Как на земле он ловлей забавлялся.
58. Завидев нас, спускавшихся с высот,
Все стали в ряд; а трое, выбрав пуки
Острейших стрел, к нам бросились вперед.
61. «Какой вас грех привел сюда для муки?»
Так издали один воскликнул: «с гор
Ответствуйте: не то – мы спустим луки[259]» —
64. «Мы заключим с Хироном договор,
Когда сойдем с нагорного навеса:
Твой гнев всегда во вред тес был скор!» —
67. Так вождь ему; а мне: «Ты видишь Несса:
За Деяпиру умерев, излил[260]
Сам из себя он месть на Геркулеса.[261]
70. С ним рядом, тот, что взор на грудь склонил, —
Гигант Хирон, взлелеявший Ахилла;
А третий, Фол, всегда неистов был.[262]
73. Вкруг ямы рыщет тысячами сила,
Стреляя в тех, кто выйдет из среды
Кровавой больше, чем вина судила.» —
76. Лишь мы вошли в их страшные ряды,
Хирон, схватив стрелу, назад закинул
За челюсть пряди длинной бороды.
79. Потом он пасть огромную разинул
И молвил: «Братья! видите, на дно
Какие камни этот задний сдвинул:
82. Так мертвецам ходить не суждено!» —
Но вождь мой, став пред грудью колоссальной,
Где сходятся два естества в одно,
85. Сказал: «Он жив и я дорогой дальной
Веду его в страну, где светит день:
Не прихоть, рок ведет нас в край печальной.
88. Пославшая меня с ним в вашу сень
Пришла оттоль, где гимн поют осанна:[263]
Он не разбойник, я не злая тень.
91. Но заклинаю силой несказанной,
Что в трудный путь стопы мои ведет:
Дай нам вождя, чтоб нас он невозбранно
94. Привел туда, где переходят вброд,
И на хребте пришельца переправил:
Ведь он не дух, свершающий полет.» —
97. Хирон направо к Нессу взор направил
И рек: «Ступай, веди их тем путем,
Где б им никто преграды не представил.[264]» —
100. Тут двинулись с надежным мы вождем
Вдоль берега кровавого потока,
Где несся крик палимых кипятком.
103. Я видел сонм, погрязший в кровь до ока,
И нам Кентавр: «Тираны здесь в слезах,
Что лили кровь и грабили жестоко.
106. Здесь каются они в своих грехах:
Здесь Александр и Дионисий вместе,[265]
Сицилии несчастной бич и страх.
109. А там чело поднял в глубоком месте[266]
Черноволосый Аццолин и с ним
Тот белокурый злой Обидзо Эсте,[267]
112. Убитый в мире пасынком своим,» —
Я на вождя взглянул, но мне учитель:
«Пусть будет первым он, а я вторым.[268]»
115. Немного дале, с вами стал мучитель
Над сонмом душ, что погружен был весь
По горло в яму – ужасов обитель!
118. Тень в сторони нам указал он здесь,
Сказав: «Вот он, пронзивший в Божьем храме
То сердце, что на Темзе чтут поднесь.[269]»
121. Потом я видел в адском Буликаме[270]
Главу и грудь взносивший сонм духов,
И в их толпе узнал я многих в яме.
124. Все мельче, мельче становилась кровь,
Так, что одни скрывала грешным ноги:
Здесь перешли мы быстро через ров.
127. «Как бурный ключ на сем конце дороги
Мелеет с каждым шагом, так равно
И с той страны,» сказал мне спутник строгий:
130. «Все глубже, глубже каменное дно
Он вниз гнетет, доколь впадет в те бездны,
Где в век стенать тиранству суждено.
133. Там правосудье суд творит возмездный
Над тем Аттилой, что был бич земли;
Там Пирр и Секст; там вечно токи слезны[271]
136. Сливают с кровью, где на век легли,
Реньеро Падзи и Реньер Корнето,[272]
Что по дорогам столько воин вели.» —
139. Здесь вброд провел меня он и поэта.
Песнь XIII
