Уильям Теккерей - Романы прославленных сочинителей, или романисты-лауреаты премий Панча
Кто же был этот Джимс? Он пришел с рекомендациями из дома Кюрдюков. У них, по его рассказам, он прожил два года. "Но там, где нет хозяйки, джентльмен на службе только руку испортит", - объяснял он. А у Джимса рука была на редкость нежная, мисс Фестончик ею вострогалась, и, разумеется, он ее не портил грубой работой: к нему приходил молодой человек, который говорил ему "сэр" и делал за него всю тяжелую работу, а Джимс сидел и читал дамам в лакейской газеты, да не по складам, с запинками, как другие джентльмены, а легко и непринужденно, выговаривая длиннейшие слова безо всякого затруднения. Умел он и по-французски, как обнаружила мисс Фестончик, изучавшая этот язык под руководством мадемуазель, grande fille-de-chambre de confiance; {Старшей приближенной камеристки (франц.).} потому что когда она у него спросила: "Полли ву Фрэнси, мусью Джиме?" - он с готовностью ответил: "Вуй, мадемуазель, же пассе боко де тонг а Парри. Комон ву порти ву?" {"Я долго жил в Париже. Как вы поживаете?" (Искаж. французская фраза).} А как восхищалась им мисс Фестончик после того, как он спас в Парке мисс Аметисту, когда ее лошади вдруг понесли!
Бедняжка, бедняжка Фестончик! Джимс и недели не пробыл на службе у Аметисты, а уж нежное сердце маленькой горничной похищено у нее навсегда. Бедняжка, бедняжка Фестончик! Ведь он думает не о тебе.
Случилось это так. Мисс Аметиста приняла приглашение своего кузена князя Бородино покататься с ним в его фаэтоне. Поэтому ее собственный экипаж был отправлен в Парк только с ее компаньонкой, попечению которой был доверен Фидо - прелестнейший в мире малютка спаниель. Фредерик и Джимс застыли на запятках в своих темных модных ливреях; лошади стоили по тысяче гиней каждая, а кучер служил прежде подполковником кавалерии - во всем Парке не было выезда элегантнее.
Князь сам правил лошадьми, и судьба его очаровательной кузины была всецело в его руках. И то ли красные фески в карете турецкого посланника спугнули его караковых, или же виноваты новые желтые ливреи на запятках у миссис Шампиньон, а может, причиной всему - противоестественное безобразие леди Горгоны, проезжавшей в это время в низкой, запряженной шестеркой лохматых лошадок карете, или же, наконец, все дело тут в неумении самого князя; но так или иначе, а только лошади его вдруг чего-то испугались и понесли, расшвыривая экипажи, фаэтоны, коляски и кареты. Аметиста визжала, князь без кровинки в лице сидел, потеряв всякое присутствие духа, а лошади неслись как раз мимо того места, где стоял выезд мисс Аметисты.
- Помереть мне, - сказал товарищу Фредерик, - если это не князь катит с нашей госпожой. Быть им в Серпентайне, а то и вовсе на том свете, коли не остерегутся.
Между тем вспугнутые кони вихрем неслись на них. Но если кони неслись со скоростью вихря, то Джимс действовал еще быстрее. Соскочить с запяток, догнать кренящийся, из стороны в сторону бросаемый фаэтон, вспрыгнуть в него с помощью длинной лакейской булавы, опершись на нее как на шест для прыжков, выхватить вожжи из рук презренного Бородино, жалостно возопившего, когда бесстрашный лакей с разлету угодил ему прямо на мозоли и вытеснил с козел, все это было делом одного мгновенья. Еще несколько минут, и бешеная, слепая скачка взмыленных коней сменилась быстрым, но ровным галопом, лошади бежали медленнее, перешли на рысь, и вот уж они, дымясь и вздрагивая, но совершенно усмиренные, останавливаются, послушные удилам, возле экипажа Аметисты, выехавшего им навстречу.
- Отдавай вожжи, malappris! Tu m'ecrases les cors, manant! {Невежа! Ты отдавил мне мозоли, хам! (франц.).} - воскликнул взбешенный аристократ, извиваясь под каблуком неустрашимого колесничего.
- Tant pis pour toi, nigaud {Тем хуже для тебя, болван (франц.).}, прозвучал ответ. Прелестная Аметиста была, разумеется, в обмороке. Но когда ее переносили в ее карету, она пришла в себя и наградила того, кто спас ей жизнь, небесной улыбкой.
Гнев, ярость, проклятья взбешенного Бородино, когда он увидел, что какой-то лакей изогнулся в изящном, поклоне и поцеловал ручку Аметисты, легче вообразить, нежели описать. Но Джимс словно не слышал его брани. Поместив свою обожаемую госпожу в ее экипаж, он невозмутимо встал на запятки. Страсти и опасности никак не отразились на его бледном мраморном челе.
Бородино возвратился домой вне себя; и ярость его отнюдь не убавилась, когда, явившись в тот же вечер в дом своей кузины на обед - изысканный банкет, сервированный в лучшем стиле "Эклер", он спросил себе еще puree la bisque aux ecrevisses {Суп-пюре с вареными раками (франц.).}, и неловкий лакей, прислуживавший ему за столом, уронил тарелку vermeille eisele {Чеканного позолоченного серебра (франц.).} со всем ее горячим содержимым его сиятельству на подбородок, на кружевное жабо и большую cordon {Ленту (франц.).} Почетного легиона, которую он носил.
- Infame! - взвыл Бородино. - Tu Fas fait expres! {Подлец! Ты сделал это нарочно! (франц.).}
- Qui, je l'ai fait expres {Да, я это сделал нарочно (франц.).}, ответил лакей с безупречным парижским выговором. Это был Джимс.
Подобная дерзость не могла, разумеется, остаться без последствий даже для утрешнего спасителя, Джимс был тут же изгнан. Он прослужил в доме всего одну неделю.
Через месяц в газетах появилась заметка, проливавшая, пожалуй, некоторый свет на вышеописанное загадочное происшествие. Содержание ее таково:
"НЕОБЫКНОВЕННОЕ ПАРИ. Как-то вечером в конце минувшего сезона молодой и эксцентричный граф К-р-юк заключил с разорившимся аристократом-коннозаводчиком маркизом М-рт-нг-лом пари на двадцать пять тысяч фунтов, что проведет неделю в доме знаменитой и прелестной богатой наследницы, которая проживает не далее, чем в сотне миль от Б-лгр-в-сквер. Пари было заключено, и граф, сказавшись больным и получив несколько уроков у собственного лакея (мистера Джеймса Плюша, чье имя он также позаимствовал), посвятившего его в профессиональные секреты, в самом деле сумел проникнуть в особняк мисс П-мл-ко, где и провел ровно неделю, успев за этот срок выиграть пари и спасти жизнь юной леди, которую, как мы слышали, он в ближайшем будущем поведет к венцу. Он обезоружил князя де Бородино на дуэли в песках близ Кале и однажды, как рассказывают, явился в "К-и-клуб" в плюшевой ливрее под плащом, предъявив ее в качестве доказательства того, что пари им действительно выиграно".
Так оно все на самом деле и было. У молодой четы не более девятисот тысяч годового дохода, но они живут, не падая духом, и даже выкраивают кое-что на благотворительные цели. Эмилия де Пентонвиль, которая обожает свою невестку и маленьких внучат, счастлива, что видит, наконец, любимого сына un homme range {Остепенившимся (франц.).}.
"Синебрад"
Роман Г.П.Р. Джимса, эсквайра, и пр.
Был один из тех благоуханных ноябрьских вечеров, какие случаются только в долинах Лангедока или в горах Эльзаса, когда в одном из романтических скалистых ущелий, опоясывающих плоскогорье между Марной и Гаронной, можно было невооруженным глазом различить двух движущихся всадников. Розовые лучи склоняющегося светила золотили обрывы и вершины вдоль тропы, по которой они пробирались медленным шагом; и в то время как вечные бастионы, кои Природа воздвигла над ущельем, по которому ехали наши всадники, алели последними отсветами меркнущего дня, долина внизу лежала в сумраке тени, и тяжек, извилист был их суровый путь. Кое-где меж гор, едва видимые для глаза, щипали скудную растительность редкие козы. Букцины пастухов, сзывающих стада на пути домой, в какую-нибудь горную деревушку, будили жалобное эхо, которое стонало среди пустынных каменных круч; звезды зажигались на фиолетовых безоблачных небесах, раскинувшихся над головой; и бледный серп месяца, сначала едва заметно выглядывавший из лазури, с каждой минутой светил все ярче, пока наконец не засиял ослепительно, словно торжествуя над обращенным в бегство солнцем. Да, хороша страна Франция, холмистая, зеленая, живописная земля, родина изящных, а также и военных искусств, рыцарства и поэзии; некогда (хотя с тех пор она изрядно запятнала себя разными современными пороками) она была украшением Европы, рассадником древней славы и разумной доблести.
И во всей живописной Франции, красота которой столь ослепительна и храбрость столь знаменита, нет области более зеленой и холмистой, нежели та, по которой пробирались наши путники и которая лежит между славными городами Вандемьер и Нивоз. Она знакома ныне всякому: и турист-англичанин в колеснице, с его соусом "гарвей" и с его соверенами, и суетливый коммивояжер на крыше громыхающего дилижанса, и грохочущий мальпост, несущийся по шоссе со скоростью двенадцати миль в час, - все они теперь ежедневно и ежечасно пересекают эти места; но пусто и безлюдно было здесь в конце семнадцатого столетия, к каковому времени относится начало нашего рассказа.
Все дальше и дальше по горной извилистой темнеющей тропе скакали бок о бок два благородных кавалера (благородство выдавали их вид и стать). Один, по внешности младший, имел развевающееся перо в берете и горячил андалузскую лошадку, весело скакавшую вперед и делавшую курбеты на поворотах. Камзол из оранжевой парчи и замшевый дублет с каймой свидетельствовали о его знатном рождении, так же как и его блестящий взгляд, безупречная форма носа и шелковистые каштановые локоны.
