Джон Чивер - Семейная хроника Уопшотов
После смерти Лоренцо Гоноре осталось гораздо большее состояние, чем она рассчитывала. В семействе Уопшотов никогда-никогда - даже в самую темную ночь, когда заунывно кричат совы, - не обсуждали суммы этого наследства. Месяца через два после того, как Лоренцо умер, Гонора вышла замуж за господина де Састаго, который выдавал себя за маркиза и утверждал, что у него замок в Испании. Она уехала в Европу как новобрачная, но меньше чем через восемь месяцев вернулась. Об этом периоде своей жизни она лишь говорила: "Когда-то я была замужем за иностранцем и сильно обманулась в своих ожиданиях..." Она снова взяла девичью фамилию и поселилась в старом доме Лоренцо на Бот-стрит. Лучше всего ее можно понять, проследив за ней на протяжении целого дня.
У Гоноры уютная спальня. Степы окрашены в светло-голубой цвет. Высокие тонкие столбики ее кровати поддерживают голый деревянный каркас, предназначенный для полога. Вся семья уговаривала ее убрать это сооружение, потому что оно уже несколько раз падало и могло обрушиться среди ночи и размозжить голову спящей старой дамы. Гонора не обратила внимания на эти предостережения и продолжает мирно спать в своей старинной кровати под нависшим над ней дамокловым мечом. Это не означает, что вся ее мебель ненадежна, как мебель на Западной ферме, но у нее в доме есть несколько стульев, которые, если вы по неведению сядете на них, развалятся и повергнут вас на пол. Большая часть ее обстановки принадлежала Лоренцо, и многие предметы были куплены во время путешествий в Италию, ибо он чувствовал, что Новый Свет, где он живет, создан людьми эпохи Возрождения. Пыль, лежащая на всем, - это такая же пыль, какая бывает во веем мире, но запах соленых болот, соломенных матов и древесного дыма - это дыхание Сент-Ботолфса.
Сегодня утром Гонору разбудил гудок поезда, прибывающего на станцию в семь восемнадцать; спросонок она приняла этот звук за трубный глас архангела. Она была очень набожна и с энтузиазмом вступала во все религиозные организации Травертина и Сент-Ботолфса, чтобы затем с горечью их покинуть. Услышав поезд, она представила себе ангела в белоснежном одеянии, с изящной трубой. Это за ней, весело подумала она. Ее призывают к какому-то необыкновенному делу. Она всегда этого ждала. Она поднимает голову с подушки, чтобы услышать весть, и в это время поезд снова гудит. Она мысленно видит теперь локомотив вместо ангела, но не слишком разочарована. Она встает, одевается и нюхает воздух, который пахнет как будто бараньей отбивной. Она спускается к завтраку с хорошим аппетитом. Она идет, опираясь на палку.
В это июльское утро у нее в столовой горит камин, и она греет перед ним руки, чтобы выгнать холод старости из своих костей. Мэгги, ее кухарка, приносит и ставит на стол закрытое блюдо, и Гонора, ожидавшая бараньи отбивные, разочарована при виде окуня. От этого она приходит в сильное раздражение, ибо подвержена тяжелым приступам раздражения, ночным потам и другим формам расстройства нервов. Ей незачем признаваться в этих немощах, так как, почувствовав себя нехорошо, она всегда может швырнуть блюдо в свою кухарку. На этот раз Гонора ударяет металлической крышкой по доске для хлеба и, когда Мэгги входит в комнату, восклицает:
- Окунь! С чего тебе взбрело в голову, что я хочу на завтрак окуня? Окунь! Убери его. Убери его и зажарь мне яичницу с ветчиной, если тебе не слишком трудно.
Мэгги уносит рыбу и вздыхает, по без особой досады. Она привыкла к такому обращению. Люди часто задают себе вопрос, почему Мэгги не уходит от Гоноры. Мэгги не зависит от Гоноры - она завтра же нашла бы лучшую работу - и не любит ее. Достоинство, которое она, по-видимому, признает в своей старой хозяйке, - это какая-то голая человеческая сила, и это не имеет ничего общего ни с зависимостью, ни с любовью.
Мэгги жарит яичницу с ветчиной и подает ее на стол. Она рассказывает, что у Западной фермы произошла катастрофа. Мужчина погиб, а молодую женщину приютили в доме.
- Бедняга, - сказала Гонора о мертвом, но больше ничего не прибавила.
Мэгги слышит шаги почтальона по аллее, сквозь обитую медью щель в двери падают письма и рассыпаются по полу. Мэгги поднимает почту - писем около дюжины - и кладет на стол рядом с тарелкой Гоноры. Гонора едва удостаивает взглядом свою почту. Возможно, там письма от ее старых друзей, чеки Эплтонского банка, счета, просьбы и приглашения. Никто об этом ничего не узнает: Гонора взглядывает на стопку конвертов, хватает ее и бросает в огонь. Мы, конечно, удивлены - почему она сжигает свою корреспонденцию, не читая? - но, когда она возвращается от камина к своему стулу, ее лицо как бы светится настолько явным торжеством, что, пожалуй, это может служить достаточным объяснением. Восхищаясь тем, что с легкостью может быть понято, мы охотно готовы составить себе образ некой ласковой старушки, доброй по отношению к своей служанке и вскрывающей письма серебряным ножом, но насколько больше поэзии видит Гонора в том, чтобы отбрасывать притязания жизни в тот момент, когда они предъявляются. Проглотив завтрак, она встает и, не поворачивая головы, кричит Мэгги:
- Если кто-нибудь спросит меня, я в саду!
Марк, ее садовник, уже за работой. Он приходит в семь.
- Доброе утро, Марк, - весело здоровается Гонора, но Марк глухонемой. До Марка у Гоноры перебывали все здешние садовники. Последний перед Марком был итальянец, который плохо себя вел. Он бросил на землю грабли и крикнул: "Она нехорошо работать у вас, мисса Гонора! Она нехорошо. Сади это, вырывай то, каждые пять минута передумывать, она нехорошо". С этими словами он ушел из сада, оставив Гонору в слезах. Мэгги выбежала из кухни и обняла старую хозяйку, утешая: "Не обращайте на него внимания, не обращайте на него внимания, мисс Уопшот. Все знают, какая вы замечательная. Все знают, какая вы замечательная женщина". Марк, будучи глухим, защищен от ее вмешательства, и когда она говорит ему, чтобы он пересадил все розовые кусты, толку от этого не больше, чем если бы она обращалась к стенке.
Гоноре трудно опускаться на колени, но она опускается и работает в своем саду часов до десяти. Потом она входит в дом, не торопясь моет руки, надевает шляпу, перчатки, берет сумку и направляется через сад к перекрестку, где садится в автобус, идущий в Травертин. Был ли этот поистине тайный отъезд заранее обдуман или нет, никто так никогда и не узнает. Если Гонора приглашает людей к чаю и ее нет дома, когда те, нарядившись в лучшее платье, приходят, это не означает, что она сознательно хотела сделать так, чтобы они почувствовали себя неловко, но такой поступок был вполне в ее духе. Во всяком случае, через несколько минут после того, как она выходит из сада, инспектор Эплтонского банка звонит у ее парадных дверей. За все годы, в течение которых Гонора жила на доход с капитала Лоренцо, она не подписала ни одного документа, одобряющего действия банка. И вот инспектору было сказано, чтобы он не возвращался из Сент-Ботолфса, пока не получит ее подписи. Некоторое время он звонит у дверей. Наконец Мэгги распахивает окно и сообщает ему, что мисс Уопшот в саду. Говорить с Марком, разумеется, бесполезно, и когда инспектор снова звонит у дверей, Мэгги кричит ему:
- Если в саду ее нет, то где она, я не знаю - может быть, на ферме, где живут остальные Уопшоты. Это в той стороне, на дороге номер сорок. Большой дом у реки.
Инспектор отправляется на дорогу номер сорок как раз в то мгновение, когда Гонора садится в автобус, идущий в Травертин.
В отличие от других пассажиров Гонора не опускает десяти центов в кассу. По ее словам, она не желает затруднять себя. Каждое рождество она посылает транспортной компании чек на двадцать долларов. Ей писали, звонили по телефону, направляли домой представителей, но все напрасно. Автобус ветхий, и сиденья, так же как и некоторые из окон, скреплены изоляционной лентой. Дребезжание и стук создают странное впечатление хрупкости. Это одна из тех линий, которая как бы предназначена для перевозки всех униженных и оскорбленных - мягкосердечных, запуганных женщин, едущих за покупками, горбунов и пьяниц. Гонора смотрит в окно на реку и дома - на живописный пейзаж, на фоне которого прошла почти вся ее жизнь; здесь ее знали как Изумительную Гонору, Великолепную Гонору, Великую Гонору Уопшот. Когда автобус останавливается в Травертине на перекрестке, она идет вверх по улице к рыбному магазину мистера Хайрама. Сам мистер Хайрам находится в помещении за магазином, открывает корзину соленой рыбы. Гонора обходит прилавок и идет прямо к небольшому баку с морской водой для омаров. Она кладет на пол сумку и палку, засучивает рукав, погружает руку в бак и вытаскивает здоровенного четырехфунтового омара как раз в ту минуту, когда мистер Хайрам появляется в магазине.
- Бросьте его обратно, мисс Гонора! - кричит он. - Они не уснули, они еще не уснули.
- Пустяки, они мне ничего не сделают, - говорит Гонора. - Дайте только бумажный мешок.
