Лион Фейхтвангер - Тысяча девятьсот восемнадцатый год
_Кристоф_. Что ж ты собираешься делать, Томас?
_Томас_. Ждать.
_Конрад_. Чего?
_Томас_. Этого я не могу вам сказать. Этого не выразить словами. Вы себе представьте: пока мы здесь с вами разговариваем, там непрерывно умирают люди. Железо и огонь мечут они друг в друга; день и ночь они убивают друг друга. Представьте это себе! Я не могу рассуждать трезво, друзья мои!
_Конрад_ (с силой). Томас Вендт! Проснитесь! Неужели вы в состоянии сидеть и предаваться горестным размышлениям? Неужели вы не хотите действовать?
_Томас_. Помните редактора Веннингера? Он носил пенсне, он был уродлив, озлоблен, он смотрел на людей исподлобья. Он пошел и застрелился и взвалил на меня тяжкое бремя. И Беттина. Вы знали Беттину Гейнзиус? Достаточно было увидеть ее, чтобы понять, что такое красота. Теперь ее лицо обезображено навеки. Потом расстреляли рабочих. Семнадцать человек, если я не ошибаюсь. И много рабочих брошено в тюрьмы на долгие годы. На моем пути стоят могильные кресты; много, очень много крестов. Я не хочу действовать, Конрад.
_Конрад_. Поберегите себя. На будущее. В ближайшие дни вас призовут в армию. Разрешите мне похлопотать о вашем освобождении.
_Кристоф_. В самом деле, Томас. Ведь это же бессмысленно: позволять глумиться над собой какому-нибудь прохвосту унтеру, валяться в промозглых окопах. Бессмысленно позволять помыкать тобой, как скотиной, и, как скотина, идти на убой.
_Томас_ (взглянув на него; очень сухо). Конечно, Кристоф, в этом нет никакого смысла. Так. А теперь я буду пить кофе. Я чертовски устал. (Говорит в сторону соседней комнаты.) Анна-Мари, готов кофе? Если желаете составить мне компанию, прошу вас. Но ни слова о войне, освобождении от призыва и о каких-нибудь действиях. Ни слова.
2
Отлогий берег реки. Скамья. Вечер.
_Анна-Мари_ (одна). Так я сидела тогда. И так же заходило солнце. Теперь я бы этого больше не сделала. Он уехал, едва взглянув на меня. Когда я купалась в деньгах, я тосковала по нем. Теперь я почти рада его отсутствию. Три недели назад я отерла бы грязь с сапог последнего нищего. Почему же теперь я всем своим существом жажду нарядных людей, света и музыки? Я не хочу нести чужое бремя - нужду, уродство. Я не могу жить так, как он от меня требует. Я не хочу быть тенью Томаса.
Георг входит.
_Анна-Мари_ (вскрикивает). Георг! Беттина сказала мне, что вы в плену.
_Георг_. Был. Обменен, как тяжелораненый. Я хотел повидать Томаса.
_Анна-Мари_. Он ушел в армию.
_Георг_. Он страдает?
_Анна-Мари_. Он этого жаждал. Когда был получен приказ явиться, он ожил.
Георг удивлен.
_Анна-Мари_. Он почти не разговаривает. Не разберешь, что с ним. Он озлоблен. Смотрит сквозь тебя и не видит.
_Георг_. Надо ему помочь.
_Анна-Мари_. Как? Какими средствами?
_Георг_. Я освобожу его.
_Анна-Мари_. Он этого не хочет. Он не позволит этого.
_Георг_. Когда он увидит, что в казарме нет ничего трагического, а всего лишь пустая зловонная скука, он станет сговорчивей. (Оглядывает ее.) Знаете ли, Анна-Мари, вы изменились.
_Анна-Мари_. Я?
_Георг_. Сначала вы были маленькой девочкой. Затем вы жадно потянулись ко всему, что ярко, вы были полны любопытства и какого-то пестрого вздора. А внутри было пусто.
_Анна-Мари_ (чувствуя беспокойство под его взглядом). Как поживает Беттина?
_Георг_ (продолжает смотреть на нее). Все это прошло через вас, и теперь вы опять стали самой собой.
_Анна-Мари_. Как поживает Беттина?
_Георг_ (мрачнеет). Рубец останется. Пятна останутся. Лицо останется обезображенным. Никакой надежды. (Молчание.)
_Анна-Мари_. Вы много пережили?
_Георг_. Не мало. Балы в казино, а в пяти километрах смерть и мерзость. Города с измученными, ожесточенными жителями. Плен. Лазарет. Но я не хотел бы упустить ничего из всего этого.
_Анна-Мари_. Вы как будто похудели. Но в сущности не изменились.
_Георг_. Того, кто способен глубоко чувствовать, книга может потрясти так же, как ужасы боя. Война сейчас так далека от меня, что иное театральное представление кажется мне более реальным.
_Анна-Мари_. Вы не трус, Георг. Это вы показали во время стачки. На фронте вас, вероятно, многое увлекало, нравилось вам.
_Георг_. На фронте нечем вдохновляться. На второй, третий день ужас превращается в скуку. Трупный запах, вонь отхожего места - все это становится чем-то привычным. Слушаешь гул рвущихся снарядов, треск пулеметов, как тиканье стенных часов. Смотришь на обугленные дома, на умирающих или умерших людей так же равнодушно, как на рисунок своих обоев. В конце концов война - не большая бессмыслица, чем все остальное.
_Анна-Мари_ (смотрит на него). Я легко допускаю: ваш надменный и скучающий вид не оставляет вас даже тогда, когда кругом смерть. Да, теперь вам есть что порассказать Беттине.
_Георг_. Я ничего не рассказываю Беттине. У меня не хватает духу подолгу бывать с ней. Я не знаю, как сделать, чтобы она не заметила моего сострадания. Вам я охотно буду рассказывать, Анна-Мари. Что вы делаете сейчас, когда Томас в казарме?
_Анна-Мари_. Просто живу.
_Георг_. Я теперь провожу много времени на фабрике.
_Анна-Мари_. Прежде вы ненавидели свою контору. И любили свой дом.
_Георг_. Теперь я ежедневно хожу в контору. Я бываю там от одиннадцати до часу. (Встает.) Не зайдете ли вы ко мне, Анна-Мари?
_Анна-Мари_. Хорошо, я приду. Как-нибудь.
Георг уходит.
_Анна-Мари_. Неужели я дурной человек? Неужели все мы дурные люди? Раскаюсь я потом? (В порыве возмущения.) Почему он так суров со мной, почему в нем столько презрения ко мне, словно я отверженная? Пусть бы он дал мне утопиться тогда. Когда он смотрит на меня, точно на какой-то отброс, и молчит - я чувствую, что вся моя любовь уходит. Я - нечто такое, за что он должен бороться, сказал он однажды. Но я - не "нечто". Я не объект для опыта.
Томас, ведь я люблю тебя. Почему ты всегда задаешь мне твои проклятые задачи, такие трудные, что на меня нападает страх, словно в школе, когда я не знала урока? (Взвешивая.) Томас? Георг?
_Господин Шульц_ (входит). А, фрейлейн Анна-Мари! Любуетесь красивым видом? Давненько мы не виделись с вами. Знаменательные у нас были встречи: Красная вилла, отель "У пляжа". Я по-прежнему ваш искренний поклонник. Моему ожиревшему сердцу приходится серьезно остерегаться вас. А как поживает уважаемый маэстро? На некоторое время - не у дел? Должен довольствоваться идиллиями, элегиями, размышлениями? Или он пламенно воспевает кайзера и отечество?
_Анна-Мари_. Томас в армии.
_Господин Шульц_ (раскрывает от удивления рот). А? Гром среди ясного неба. Как же так? Кто же так поступает?
_Анна-Мари_. Его нельзя было переубедить.
_Господин Шульц_. Почему же вы не пришли ко мне, малютка? Мы ведь с вами старые знакомые. Мы бы просто за его спиной устроили ему освобождение. Люблю его, вашего Томаса. Пробуждает возвышенные воспоминания: Вильгельм Телль, Толстой, Армия Спасения. Обераммергау. Это дело надо обмозговать, фрейлейн Анна-Мари. Хотите, займемся вместе? За бутылочкой шампанского? (Подмигивая.) Помните, какие превосходные марки вин у меня там, наверху? Итак, если есть время и охота, приходите к людоеду, словно молящая о помощи принцесса. (Придвинувшись ближе, интимно.) Хотя я и лью пушки, но, право же, я не такой страшный. Разве каннибализм не бледнеет, когда открывается столько возможностей для сравнения? Так, стало быть, пусть мой проект обежит прелестные извилины вашего мозга. До свидания. Et on revient toujours... [начало французской пословицы, соответствующей примерно русской: "Старая любовь не ржавеет"] (Уходит.)
_Анна-Мари_. Я дала ему договорить до конца. Его жадные глазки так и шарили по мне. И я его не задушила. Что же я такое? Кто я? Неужели моя неблагодарность заглушила во мне голос сердца? "Делай все, что хочешь, сказал он однажды, - но не предавай самое себя". Трудно быть неблагодарной. Трудно взвешивать. Трудно выбирать. (Взвешивая.) Томас? Георг? (Решительно, с сияющим лицом.) Георг.
3
Здание школы, превращенное в казарму. Комната.
На полу тесно положены соломенные тюфяки. Вечер.
_Солдаты_, смертельно усталые, валяются в изнеможении на тюфяках.
Некоторые чистят форму. Двое играют в карты.
_Томас_ лежит, закрыв глаза.
_Первый_. Я спрашиваю: почему? Я спрашиваю: ради чего? И небо не обрушится. И бог не накажет виновных.
_Второй_. Ну, этого от него не дождешься: бог убрался в Швейцарию.
_Первый_. Но ведь какой-нибудь смысл должен в этом быть.
_Третий_. В кино я видел картину "Оборотень". Знаешь ты, что такое оборотень?
_Четвертый_. Это - который кровь сосет? Вот вы, Вендт, ведь вы образованный: скажите, бывают на самом деле оборотни?
_Томас_ (лежит неподвижно на своем тюфяке). Чепуха.
_Третий_. Нет, не чепуха. В афише приводится мнение авторитетов.
_Томас_ (про себя). Они верят в оборотня, которого показывают в кино.
_Третий_. До чего жутко было. Одно удовольствие. Возле меня сидела одна кухарка, так она прямо потела от страха. Но я ее так ущипнул, что у нее сразу страх пропал.
