Рубен Абелья - Тень иллюзиониста
Беато поместил извлеченные из пакета лоскутки в ковшик и дал им несколько секунд пропитаться. Затем он деревянными щипцами вынул один из них и поднес к ноге Олимпии. Женщина подняла юбку, и у нее вырвался легкий стон, когда горячая ткань соприкоснулась с ее кожей. Беато вернулся к плите, извлек второй лоскуток и положил Олимпии на другую ногу.
— Ну ладно. Теперь полежи так минут пять, — сказал он. — А мы посмотрим, как нам быть с твоей головной болью, Леандро.
Он снял с огня ковшик с настойкой репейника и на его место поставил кастрюлю, наполненную водой. Пока Беато ждал, когда вода закипит, он разбил три яйца, перелил белки в большую миску и начал их взбивать.
— Как продвигается твой дневник? — поинтересовался он.
— Потихоньку. Ты же знаешь, у нас почти ничего не происходит.
Когда белки загустели, Беато добавил шафран и выложил смесь на полотенце.
— Приподними голову, — попросил он Леандро и приложил полотенце к его лбу.
Как только вода начала кипеть, он бросил в нее горсть листьев майорана, выключил огонь и дал отвару настояться, а затем перелил в стеклянный стакан.
— Выпей, но осторожно, это жжет.
Чтобы закрепить эффект, он завел пластинку с «Гимном к солнцу» Римского-Корсакова. Леандро пил настой маленькими глоточками, запрокинув голову, придерживая рукой полотенце. Головная боль потихоньку растворялась в блаженной сонливости. Закончив пить, Леандро поставил пустой стакан возле ножки стула, прислонился затылком к стене и уснул. Когда он открыл глаза, Беато провожал Олимпию к двери, придерживая за талию.
— Приходи еще, — сказал он ей. — Я снова тобой займусь.
Олимпия покинула повозку, и тут же вошел Галиано, держась рукой за щеку. Заметив, что Леандро проснулся, Беато справился о его самочувствии.
— Мне давно не было так хорошо, — признался тот.
Беато убрал компресс с его лба и записал на бумажке рецепт снадобья. Леандро встал со стула и вытер с лица остатки белков и шафрана носовым платком.
— Сколько я должен? — спросил он.
— Нисколько. Сегодня я принял тебя бесплатно, — ответил Беато и вручил ему листочек с рецептом. — Голиаф снабдит тебя необходимым на случай, если все повторится.
— Спасибо. Ах да! Почти забыл! Вот тебе ключи от «Авеню», — сказал Леандро.
Беато убрал ключи в ящик стенного шкафа, повернулся и сказал:
— Доброе утро, Галиано. Что, опять зубы?
3
Все утро температура неуклонно поднималась. После обеда стояла такая жара, что никто, даже Беато, не мог вытащить жителей улицы Луны из прохладных недр их квартир. Когда Леандро вышел на улицу, он оказался единственным человеком посреди плавящегося от зноя асфальта. Он перешел дорогу, чувствуя, как солнце обжигает ему затылок. Голиаф дремал, сидя на стуле, закинув ноги на прилавок.
— Добрый день, — произнес Леандро, но белокурый великан не отозвался.
— Добрый день, — повторил он, легонько постучав костяшками пальцев по подошве его ботинок. Голиаф медленно открыл глаза. Увидев Леандро, он опустил ноги с прилавка и выпрямил спину.
— Что вы хотели? — спросил он голосом, осипшим от дневного сна.
— Духи. Мне нужны духи.
— Какие?
— Не знаю. Какие-нибудь, чтобы нравились женщинам.
Голиаф протянул руку, достал с этажерки пузырек с жидкостью бледно-желтого цвета и поставил его на прилавок.
— Сандал. Безошибочный выбор, — пояснил он.
Леандро взял пузырек, заплатил и пересек проезжую часть в обратном направлении. Он остановился у одного из подъездов и огляделся по сторонам. Убедившись, что улица безлюдна, а Голиаф снова спит в глубине фургона, он наугад нажал на одну из металлических кнопок домофона.
— Да? — послышался недовольный голос.
— Реклама. Откройте, пожалуйста, — ответил Леандро.
— Сегодня воскресенье!
Пойманный на лжи, Леандро предпринял отчаянную попытку собраться с мыслями и неожиданно для самого себя выдал:
— Меня послал мой хозяин, сеньора.
Из замка послышалось продолжительное и громкое жужжание. Леандро уже вошел во вторую застекленную дверь, а звук еще доносился из-за его спины. Оказавшись в подъезде, он вынул из кармана рубашки белый конверт, вылил на него несколько капель сандаловых духов и опустил в почтовый ящик вдовы Гуарас. Воздух внезапно наполнился сладким волнующим ароматом. Из опасения, что его могут обнаружить, Леандро стремительно покинул подъезд и бегом вернулся домой. Когда он наконец очутился в своей квартире, он задыхался и истекал потом, но ему, как никогда раньше, хотелось жить.
4
Двери «Авеню» открылись в полвосьмого, а без десяти восемь их пришлось закрыть, потому что кинотеатр просто не вмещал всех желающих увидеть представление. Наплыв людей был так велик, что Леандро взял билет из рук вдовы Гуарас — тот самый билет, который он несколько часов назад собственноручно опустил в благоухающем сандалом конверте в ее почтовый ящик, — надорвал его и сказал «следующий», даже не заметив, что это была она. Позже, стоя у края сцены, он увидел ее в кресле, элегантно одетую, отказавшуюся от старившего ее черного цвета. Их взгляды встретились. Едва заметным кивком головы она выразила свое одобрение по поводу короткого послания, которое Леандро написал на обратной стороне билета: после представления они увидятся в вестибюле.
Представление открыл дон Браулио. Он поднялся на подмостки ровно в восемь часов, в костюме, который был ему мал, и в бабочке, которая давила на кадык и шевелилась, когда он говорил. Он поднял руки, прося тишины, рубашка выскочила у него из штанов, заметно обнажив белый круглый животик. По рядам прошел смех. Так, не заправив рубашку, дон Браулио поприветствовал Беато, который появился на сцене в кричащей разноцветной тунике. За ним следовал Голиаф, затянутый в короткий, расшитый блестками жилет и обтягивающие штаны, которые придавали ему комический вид великана — укротителя зверей. Дон Браулио горячо обнял Беато, пожал руку Голиафу и удалился посреди оглушающего шквала аплодисментов.
В тот вечер Беато заставил публику забыть о том, что за плотно закрытыми дверями «Авеню» существует реальный мир. Он проглотил бильярдный шар, который тут же появился в сумке женщины из двенадцатого ряда. Он подходил к детям и перед самым их носом из воздуха извлекал конфеты. Он смог точно угадать мысли двух зрителей: мужчина пытался разгадать хитрый механизм трюка с бильярдным шаром, а женщина думала, что никогда в жизни не видела такого огромного и нескладного мужчины, как Голиаф. Одну за другой Беато закинул в рот двадцать пять швейных иголок.
— Мне не хватает железа, — пошутил он.
Он принялся жевать иголки — при этом металл хрустел на зубах, — а затем заглатывать. Когда он открыл рот, Голиаф посветил туда фонариком, чтобы зрители убедились, что иголки исчезли. Потом Беато проглотил длинную белую нитку, так что с его губ свешивался только крохотный кончик. Он медленно за него потянул и за минуту вынул все иголки, ушками нанизанные на нить. Потом Беато вручил старику из двадцатого ряда револьвер, патрон и фломастер. Он попросил, чтобы тот пометил патрон, зарядил револьвер и выстрелил. Старик встал, поднял оружие обеими руками, нажал на курок и упал на свое место, отброшенный отдачей. Беато сделал стремительное движение рукой, как будто ловя муху. Затем он пригласил старика на сцену, чтобы тот подтвердил, что барабан револьвера пуст и что он держит в руке помеченную пулю: так оно и было. Он попросил двух добровольцев, чтобы они связали ему руки за спиной и обкрутили его тело несколькими метрами веревки. После этого он спрятался за черной ширмой и через несколько секунд появился из-за нее свободный от пут.
Голиаф принес наручники и дал нескольким зрителям их проверить. Он надел их на Беато, который вновь удалился за ширму и вмиг от них освободился. В начале десятого барабанная дробь возвестила о том, что на подходе был коронный номер. Голиаф вытащил на середину сцены бидон, похожий на те, что используются для перевозки молока, но достаточно большой, чтобы вместить согнувшегося в три погибели человека. Беато несколько раз постучал по нему кулаком, чтобы продемонстрировать его прочность. Он лично помог Голиафу притащить ведра и наполнить бидон водой до краев. Затем он снял тунику и уже в плавках предложил публике эксперимент. Он пригласил зрителей вместе с ним задержать дыхание. Почти никто не выдержал больше минуты.
— Чтобы вы представляли, каково там внутри.
Вслед за этим он позволил одному из добровольцев надеть на него наручники и погрузился в бидон. Вытесненная вода заскользила по его металлическим стенкам и образовала блестящую лужу возле сосуда. Голиаф закрепил герметичную крышку шестью замками, установил ширму и встал рядом с ней с топором в руках.
