Джон Голсуорси - Патриций
- А, Бэбс! Моя дочь Барбара - мистер Куртье, - представила их леди Вэллис.
Он пожал протянутую ему с улыбкой руку в перчатке.
- Милтоун уехал в город, мама, - сказала Барбара. - Он дал мне поручение в Баклендбери, я поеду туда и могу привезти со станции бабушку.
- Возьми с собой Энн, а то она никому не даст покоя. И, может быть, мистер Куртье хочет проветриться. Как ваше колено, позволяет такую прогулку?
- Да, конечно, - ответил Куртье, любуясь девушкой. С тех пор, как ему исполнилось семь лет, он не мог смотреть на женскую красоту без нежности и легкого волнения; и, увидев девушку, красивее которой он, вероятно, не встречал, он готов был следовать за ней куда угодно. И что-то было в ее улыбке такое, словно она об этом догадывалась.
- Ну что ж, - сказала она. - Тогда поищем Энн.
После недолгих, но энергичных поисков Энн была найдена в автомобиле: чутье подсказало ей, что он скоро куда-то отправится и ее долг - отправиться вместе с ним. Вскоре автомобиль двинулся, Энн сидела между ними в полном молчании, что случалось с ней лишь в минуты, когда жить было особенно интересно.
Оставив позади цветники, газоны и рощи поместья Монкленд, они точно перенеслись в иной мир, ибо сразу за последними воротами в конце западной подъездной аллеи перед ними открылся самый языческий пейзаж во всей Англии. В этом диком краю собирались на совет скалы, солнце, облака и ветры. Среди каменных глыб, что залегли, точно львы, на вершинах холмов, над которыми парили белые облака да их собратья - ястребы, витали души людей, живших тут в незапамятные времена. Здесь сами камни, казалось, не знали покоя в бесконечной смене форм, обличий, цвета, они точно поклонялись всякой неожиданности, не признавая никаких законов. Ветры, веющие над этим краем, и те сворачивали с пути, врывались в любую щель и трещину, чтобы люди, укрывшиеся под своим жалким кровом, не забывали о могуществе грозных богов.
Энн не замечала всех этих чудес, да и Куртье, пожалуй, тоже, - усиленно пытаясь примирить учтивость с желанием не отрывать глаз от хорошенького личика. "О чем думает эта двадцатилетняя девушка, самообладанию которой позавидовала бы любая сорокалетняя матрона?" - спрашивал он себя. Молчание нарушила Энн.
- Тетя Бэбс, это был не очень прочный домик, да?
Куртье взглянул в ту сторону, куда указывал ее пальчик. Подле каменного истукана, который, должно быть, владел этим холмом еще до того, как здесь появились люди из плоти и крови, виднелись развалины жалкого домишки. Лишь на одном углу еще держался клочок кровли, остальное стояло открытое всем непогодам.
- Глупо было строить тут дом, правда, Энн? Вот его и прозвали "Причуда Эшмена".
- А Эшмен живой?
- Не совсем... Видишь ли, это было сто лет назад.
- А почему он построил дом так далеко?
- Он ненавидел женщин, и... на него обвалилась крыша.
- Почему ненавидел женщин?
- Он был чудак.
- А что такое чудак?
- Спроси у мистера Куртье.
Под спокойным, испытующим взглядом девушки Куртье старался найти достойный ответ.
- Чудак, - сказал он, помедлив, - это человек вроде меня.
Послышался смешок, и он ощутил на себе бесстрастный, оценивающий взгляд Энн.
- А дядя Юстас чудак?
- Теперь вы знаете, мистер Куртье, какого о вас мнения Энн. Ты ведь очень уважаешь дядю Юстаса, правда, Энн?
- Да. - ответила Энн, глядя прямо перед собой.
Но взгляд Куртье устремлен был в сторону, поверх ее непокрытой головки.
С каждой минутой ему становилось все веселее. Эта девушка напоминала ему кобылку-двухлетку, которую он однажды видел в Аскоте, - ее шелковистая шерсть так и блестела на солнце, голова была высоко вскинута, глаза горели; то были ее первые скачки, и она вся дышала уверенностью в победе. Неужели девушка, сидящая рядом, - сестра Милтоуна? Неужели все четверо молодых Карадоков - дети одних и тех же родителей? Серьезный, аскетический Милтоун, живущий напряженной внутренней жизнью; кроткая домовитая Агата - образец добродетели; замкнутый, проницательный и непреклонный Берти и эта прямодушная, счастливая, победительная Барбара - какие они все разные! Автомобиль тем временем уже спускался по крутому холму мимо выстроившихся на окраине Баклендбери скромных вилл и серых домиков, где жили рабочие.
- Нам с Энн надо заехать в штаб-квартиру Милтоуна. Может быть, забросить вас во вражеский стан, мистер Куртье? Пожалуйста, остановитесь, Фрис.
Куртье еще не успел дать согласие, а автомобиль уже затормозил у дома, на котором энергичная надпись гласила: "От Баклендбери - Чилкокс!".
Куртье, прихрамывая, вошел в комнату, где помещалась штаб-квартира мистера Хэмфри Чилкокса и сильно пахло краской, а в душе его еще жили ароматы юности, амбры и тонкого сукна.
За столом сидели трое: старший, с серыми глазами-щелочками и щетинистой бородкой, в котором по каким-то неуловимым признакам безошибочно угадывался бывший мэр, тотчас встал и пошел ему навстречу.
- Мистер Куртье, я полагаю, - сказал он. - Рад вас видеть, сэр. Весьма сожалею, что вы стали жертвой насилия. Хотя в некотором роде это нам на пользу. Да, да. Это уж, знаете, против всяких правил. Не удивлюсь, если это подбавит нам две-три сотни голосов. Я вижу, вам порядком досталось.
Худощавый человек с тонкими чертами лица и вьющимися волосами тоже подошел к Куртье; в руках у него была газета.
- Но тут получилась одна неловкость, - сказал он. - Прочтите.
ОСКОРБЛЕНИЕ ПОЧТЕННОГО ГОСТЯ
ВЕЧЕРНЕЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ ЛОРДА МИЛТОУНА
Куртье углубился в заметку.
Наступила зловещая тишина; ее нарушил человек с глазами-щелками.
- Кто-то из наших, должно быть, видел все собственными глазами, вскочил на велосипед и успел сообщить в редакцию, прежде чем номер сдали в печать. Они ничем не порочат эту леди... просто излагают факты. Но этого вполне достаточно, - прибавил он холодно. - По-моему, его песенка спета.
- Мы не виноваты, мистер Куртье, - смущенно сказал человек с тонким лицом. - Право, не знаю, что мы можем тут поделать. Мне это очень не по душе.
- Ваш кандидат читал это? - спросил Куртье.
- Нет еще, - вмешался третий. - Мы сами увидели газету всего час назад.
- Я бы ни за что не позволил этого, - сказал человек с тонким лицом. Я крайне возмущен редактором.
- Но послушайте, - сказал человек с глазами-щелочками, - это же обыкновенная газетная заметка. Если она и наделает шуму, мы тут ни при чем. Газета никого ни в чем не обвиняет. Она сообщает факты. Вся суть в семейном! положении этой особы. Мы ничем не можем помочь, а что до меня, сэр, я бы и не хотел помогать. У нас тут, слава богу, распущенность не в чести! - Это было сказано с чувством. Потом, заметив, какое у Куртье стало лицо, он спросил: - Вы знакомы с этой леди?
- Знал ее еще девочкой. И всякий, кто отзовется о ней дурно, будет иметь дело со мной.
- Уверяю вас, мистер Куртье, я всецело на вашей стороне, - сказал худощавый. - Мы не имеем никакого отношения к этой заметке. Это один из тех случаев, когда выигрываешь, сам того не желая. Очень неудачно, что она вышла на выгон вместе с лордом Милтоуном: вы же знаете, каковы люди.
- Все дело в заголовке, - сказал третий. - Они уж постарались, чтоб он бросался в глаза.
- Не знаю, не знаю, - упрямо пробормотал человек с глазами-щелками. Если лорд Милтоун желает проводить вечера в обществе одиноких особ, пусть пеняет на себя.
Куртье обвел взглядом всех троих.
- Больше я вам в этих выборах не помощник, - сказал он. - Где эта редакция? - И, не дожидаясь ответа, схватил газету и вышел из комнаты. За дверью он остановился на минуту, нашел адрес и заковылял по улице.
ГЛАВА VIII
Барбара сидела в автомобиле рядом с Энн, удобно откинувшись на подушки. Хоть она уже вращалась в свете, а стало быть, успела кое-что повидать, в ее лице еще светился тот жадный интерес ко всему окружающему, которым так милы детские лица. Но на жителей Баклендбери она почти не обращала внимания, уже знакомая с тем странным, несколько забавным выражением, которое появлялось на их лицах в ее присутствии, - ибо они всячески старались показать, что им нет до нее дела, и все-таки исподтишка на нее поглядывали. Да, она уже ясно различала этот загадочный взгляд, свойственный ее соотечественникам, которым чужды цинизм, пессимизм и иные французские или русские затеи. Это и есть источник всех национальных добродетелей и пороков, идеализма и тупоумия, независимости и раболепства; двигатель всех поступков, убийца мысли; они всегда смотрят либо снизу вверх, либо сверху вниз, но только не прямо; это самая возвышенная, самая глубокомысленная, самая странная нация на свете, и она вечно одержима жаждой первенства.
Окруженная этими взглядами, Барбара ожидала Куртье и, сама истая дочь Британии, мысленно мерила своего нового знакомца тем же особенным взглядом. Ей тоже хотелось найти кого-то, на кого она могла бы смотреть снизу вверх, только этого от нее никто не дождется! И в нашем странствующем рыцаре, казалось ей, она нашла то, что искала.
