Дмитрий Дейч - Записки о пробуждении бодрствующих
«Давай будить разгильдяев!» — предлагает Баембаев.
«Зачем? — возражаю, — ночь, люди отдыхают...»
«На том свете отоспятся!» — смеётся Рома.
«На том свете будет ли время на это?» — спрашиваю с самым невинным видом.
«На том свете, — отвечает Баембаев, — будет не время, но азбука Морзе.»
18 июня 2009
Свет электрической лампы отражается в окне, прикрытом шторой: в результате сложной оптической трансформации мерцающий шар делится на два полушария, каждое из которых в свою очередь рассыпается на множество cветящихся фрагментов.
Стоит повернуть голову, они тут же смешиваются в иной пропорции, и вся комбинация меняет форму — как в стёклышке калейдоскопа.
Уличный шум прибавляет зрелищу убедительности, в какой-то момент забываешь, что это — нерукотворное. Можно надеть наушники или сесть с книгой, но я продолжаю смотреть, покачивая головой из стороны в сторону — как кобра под гипнотическим взглядом факира.
19 июля 2009
Снилось, что вдоль улицы Аленби течёт река Ганг: люди входят в воду прямо посреди уличной сутолоки — на своих двоих, но выходят уже на спинах буйволов. Буйволы несут чистых евреев на бульвар Ротшильда, и там отпускают на все стороны. Мало-помалу город заполняется людьми, которые выглядят как настоящие, но с золотистыми зрачками.
Спрашиваю:что свашими зрачками?
Отвечают:вглаза попадают песчинки Ганга, икаждая прорастает взрачке как семя.
Один из чистых евреев, вынимает глаз из глазницы и даёт мне в руку — очень тяжёлый, будто отлит из свинца. Я подбрасываю его в воздух, и глаз с золотистым зрачком повисает и плывёт над моей головой, над самой макушкой. К своему удивлению я чувствую, что глаз этот стал как бы моим собственным, но не в том смысле, что я стал видеть то, чего раньше не видел, а просто всё, что вижу — приобрело некую необычайную прозрачность и ясность.
Люди выглядят по-прежнему, но присмотревшись, я вижу как внутри каждого тела движется воздух, текут жидкости и колышутся электромагнитные поля.
Деревья — живой учебник ботаники.
Насекомые, звери и птицы — всё прозрачно.
Автомобили и компьютеры — натуральный киберпанк, информатика.
Но самым интересным зрелищем оказалась вода, которую я не знаю как и описать, а потому описывать не буду.
21 июля 2009
Вышел на улицу Бен-Иегуда. Навстречу — бабушка с цветами. Розовые, и жёлтые, и синие: фейерверк в охапке.
— Возьмите цветок, - говорит, - бесплатно и от чистого сердца.
Я взял один - синий.
— Хороший будет день: безоблачный и счастливый, — сказала она (как в воду глядела).
— Откуда вам знать?
— Каков цветок, таков и день.
— А если бы я не этот взял, а — тот, жёлтый?
— А вы возьмите, и — посмотрим.
Я было протянул руку, но — передумал: куда мне одному столько безоблачного счастья?
21 июля 2009
Снилась Книга Укусов, похожая внешне на Codex Seraphinianus – нечто вроде энциклопедии агрессии в природе.
На каждой странице помещалась одна-единственная статья, где очень подробно рассматривался тот или иной тип агрессивного поведения – не только в растительном или животном царстве, но и в мире минералов, элементалей, ангелов, электромагнитных явлений, а то – вовсе неизвестных мне веществ или существ, якобы обитающих в наших пределах.
В конце каждой статьи помещался абзац, озаглавленный «апология», который содержал объяснение и как бы обоснование агрессии того или иного типа. Истинной причиной агрессии в конечном счёте всегда называлась любовь, и к моему изумлению выходило, что каждая страница этой книги говорила о новом, не похожем на все остальные, типе любви.
24 июля 2009
Ходил в лес перенимать повадки деревьев. Деревья умеют стоять — как никто другой.
Примат — существо безалаберное: постоит и уйдёт.
Дерево стоит так, будто оно — единственное в своём праве: якорь мироздания. Пока корень в земле, небеса вращаются беспрепятственно.
После нескольких дождливых дней всё преобразилось: лес вымыли и причесали, поляны стали похожи на маленькие болотца: следы ботинок наполняются водой после каждого шага.
Воздух можно кусать и держать во рту, словно мёд.
Наблюдал медленный восход неба над монастырём молчальников. Молчальники звонили в колокол — звали жить в тишине с б#жьей помощью. Но я сел под ель, сложил руки и сидел с б#жьей помощью под елью.
Хвойные ванны — это когда хвоя везде, прежде всего — в желудке и лёгких. Лёгкие наполняются хвоей на вдохе, а на выдохе хвоя оседает на дне телесной реторты — как снежинки или песчинки в паузах между порывами ветра. Ещё немного, я бы сам зазвенел как колокол, и созвал бы молчальников принять с б#жьей помощью хвойную ванну — в лесу, под мартовской елью. Звук цвета начищенной меди рождался в утробе, прокатывался — резонируя в фасциях, выплёскивался наружу, хвойные чешуйки поблескивали как золотые, медленно сыпались в воздухе.
5 августа 2009
Я солдат, убиваю врагов. То и дело пролетают снаряды, пули, я вижу их невооружённым глазом.
У пули женское лицо.
У снаряда — мужское, с зажмуренными глазами: летящий снаряд похож на лётчика сверхзвукового самолёта, испытывающего значительные перегрузки.
Пролетая мимо, пуля кокетничает: делает удивлённое лицо, подмигивает или приподнимает брови.
25 августа 2009
Снилось, что пальма напротив моего окна стала джунглями, и за окном кричат попугаи. Из джунглей выходят голые старцы с копьями (чернокожие, с кольцами и браслетами) , и поют, и хлопают в ладоши. Вот, вышел я на крыльцо — к старцам, и что-то сказал на их языке. Сам не понял, что сказал, но они прекрасно меня поняли, и ушли в джунгли, воздев руки.
Приглядевшись, я увидел, что слова, сказанные мною, сгустились в воздухе и повисли на пальмах в виде мерцающего марева.
Ветер шевелил сгустившиеся слова и они чуть слышно позванивали, переливаясь, поворачиваясь в воздухе.
26 августа 2009
Ребёнком, лёжа в постели с открытыми глазами, я часами вглядывался в темноту, исследуя законы сплетения образов. Вначале я видел лишь точки, они исчезали и появлялись, меняли яркость, парили, их движение казалось беспорядочным и бессмысленным, но вынуждало таращиться, напрягать зрение, чтобы обнаружить источник, скрытый порядок, который, насколько я знал из опыта предыдущих ночей, присутствовал в этом мельтешении, до времени избегая распознавания, предпочитая притвориться сырым хаосом. Вскоре выяснялось, что темнота имеет объем и массу, теперь это было нечто отличное от матово-чёрной плоской доски и напоминало снегопад в негативе — хлопья, равномерно движущиеся в одном направлении, в пустоте, косые линии, пересекающие поле зрения. После появлялись цветные узоры, но не сразу, не вдруг, а будто кто-то с течением времени равномерно вводил ощущение цвета в пространство, бывшее прежде пустым и безвидным. Эти узоры научали меня особому чувству ритма, они казались бесконечными, всюду — живая геометрия, дышащая, пульсирующая, вечно изменчивая, как в стёклышке калейдоскопа. Каждый элемент имел связь с привычным миром вещей: какую ниточку ни потяни, разматывается клубок образов и понятий, окружающих тот или иной предмет подобно облаку или сфере. В какой-то миг явь окончательно сдавала позиции, и я уходил дальше, пользуясь одной из найденных нитей в качестве путеводной.
20 сентября 2009
Снилось, что над Тель-Авивом повис гигантский змей.
Медленно разворачивающееся в пространстве тело: чешуйка цепляется за чешуйку.
Чешуйка за чешуйкой – вращается в воздухе, лениво перекатывается, будто выворачивается наизнанку.
Чешуйка к чешуйке — посверкивая, переливаясь.
Я задрал голову, пытаясь окинуть его взглядом, но понял, что змей разворачивается во все стороны, и нет у него головы, один хвост.
24 сентября 2009
Повернув руку ладонью к себе, я понял, что ладонь напоминает газовую конфорку: кончик каждого пальца способен поддерживать небольшой язычок жидкого пламени, и по желанию я способен гасить или — напротив — увеличивать его интенсивность. Приглядевшись, в самом центре ладони я увидел источник горения — пятно неровной формы, буквально состоящее из огня. Покатав его в руке так и эдак, я понял, что огонь этот — часть меня самого и всегда был мной.
