Вольфганг Шрайер - Похищение свободы
— Где же вы были в прошлую пятницу, мистер Андерсон, во время пресс-конференции? — спросила меня мисс Ругон.
Я вздрогнул. Мне только сейчас пришло в голову, что, стоя у засыпанного раскопа, она упомянула о какой-то пресс-конференции, назначенной на три часа пополудни. А я, выдававший себя за офицера по делам прессы, не явился на нее. Вот черт! Я допустил грубейшую ошибку. Это могло ее насторожить, а еще больше Уолпола, если он не тот, за кого себя выдает.
— Помешали служебные дела, — выдавил я из себя. — А что там было?
Она искоса взглянула на меня:
— Сэр Джон Хардинг утвердил смертные приговоры Цакосу, Микаэлю и Янису Пататунам. Он сообщил, что с этого дня киприотам запрещено пользоваться машинами, мотоциклами и велосипедами. Разумеется, он отдал такой приказ, руководствуясь благими намерениями, поскольку гораздо полезнее ходить пешком… Затем говорили об операции «Мэджик». Как обычно, генерал-губернатор ушел от конкретных ответов на заданные ему вопросы. Правда, он объяснил, что сосредоточение войск в Восточном Средиземноморье направлено только против Египта, если президент Насер закроет канал для прохода английских торговых судов, чего последний совершенно не собирается делать. Концентрация войск получила, как вам известно, изысканное название…
— …Операция «Цаубер», то есть «Волшебство»… — пробурчал со своего места Уолпол. — Для кодового названия больше бы подошло «Зловонное волшебство», лейтенант.
— Что вы хотите этим сказать?
— Что Иден явно блефует, — ответил он. — Ваш высокочтимый премьер должен поучиться у нашего государственного секретаря: искусство высшей политики как раз в том и заключается, чтобы дойти до грани войны, но не переступать ее.
— Я не уверен, что он блефует, — раздраженно заметил я.
— Война против Египта, — сказал Уолпол, — будет столь же непопулярна в глазах мирового общественного мнения, как англо-бурская война, которая велась в начале века, а в военном отношении столь же безуспешна, как Крымская кампания. Это так же верно, как «аминь» после завершения молитвы.
— С юридической точки зрения, как мне кажется, ваши обвинения, выдвинутые против полковника Насера, не выдерживают критики, — подлила масла в огонь мисс Ругон. — Любое суверенное государство имеет право национализировать частные компании законным путем, разумеется, выплатив им соответствующую компенсацию. Нечто подобное было, например, и в самой Англии. Вспомните, несколько лет назад английское правительство поступило так с угольными шахтами.
— С юридической точки зрения наши действия, возможно, кажутся не совсем обоснованными, — отбивался я, — но не в этом дело. На карту поставлены мощь и положение нашей страны, и вы это прекрасно понимаете. Суэцкий канал — жизненно важная артерия британского Содружества наций, и мы, англичане, должны позаботиться о том, чтобы никто не мог ее перерезать. Мы хотим остаться великой державой. И я думаю, что наше правительство не остановится ни перед чем, чтобы обеспечить наше будущее.
— Довольно аморальный тезис, — сказал Уолпол. — Однако хватит об этом. Вместо того чтобы препираться, я расскажу вам кое-что из истории Кипра. Это поможет вам лучше оценить то, что вы увидите в моем раскопе.
— Ради бога… — согласилась Элен, как я давно называл ее про себя.
— Древнейшими жителями острова были семиты. Затем на Кипре поселились финикийцы. Они основали самые крупные города: Саламис, Пафос, Амохостос — и распространили там свои религиозные культы. Позднее здесь начали селиться греки, преимущественно ионийцы и дорийцы, образовавшие девять крошечных государств. С восьмого века до нашей эры Кипр находился в зависимости от Ассирии, но греческим и финикийским царькам разрешалось управлять своими землями на правах вассалов. После падения Ассирии остров перешел к Тиру, и страной опять правили финикийцы, пока в 560 году до нашей эры его не завоевал фараон Яхмос II. Это очень интересная деталь, если вдуматься, потому что в наши дни именно отсюда, с Кипра, предпринимается попытка завоевать Египет. Правда, история не повторяется, однако спустя две с половиной тысячи лет она предлагает новый вариант на ту же тему…
Больше Уолпол ничего рассказать не успел. Не удалось ему также продемонстрировать нам богатства, найденные им в раскопе, к чему он так основательно готовился, потому что в этот момент в радиатор машины ударился камень величиной с кулак. За ним посыпались другие. Со звоном разбилось боковое стекло, и большой осколок впился мне в правую руку, тотчас начавшую обильно кровоточить.
— Газ! Дайте газ! — крикнул я Уолполу, но он был настолько ошарашен, что не мог ни на что решиться.
Посвящая нас в историю острова, он сбавил скорость, и теперь было поздно что-либо исправить. Толпа перекрыла нам дорогу, и даже мелодичная сирена «форда» не могла их разогнать. В ответ собравшиеся разразились дикими воплями. В надежде, что Уолпол все-таки решится на прорыв, я пригнулся к приборной доске, прижав к себе Элен. Однако чуда не произошло — машина остановилась. Мы распрямились. Я невольно схватился за пистолет — наше единственное оружие.
— Ради бога, оставьте ваше оружие в покое, — прошептала мне на ухо Элен. — Этим вы ничего не добьетесь.
Люди, преградившие нам путь, походили на бандитов, однако большинство из них были безоружны. Всей этой ордой командовали двое мужчин. На них были белые холщовые рубахи и очень старая обувь, штаны они заправили в грубые носки из нечесаной шерсти, которые доходили почти до колен — с точки зрения европейцев, по такой жаре немыслимая одежда. За широкими поясами я заметил у них ножи…
— Мы — американцы! — выкрикнул Уолпол. — Мы — не англичане, не инглизы… — Он даже произнес какое-то греческое слово, чтобы подтвердить, что мы не англичане.
К сожалению, моя форма подорвала доверие к его клятвенным заверениям. Люди начали угрожать нам кулаками, постепенно окружая машину; кое у кого замелькали в руках палки и косы. Днем раньше я слышал, что в каком-то селении наш танкист по неосторожности наехал на ограду и раздавил двух или трех коз, чем привел в страшное возбуждение местных жителей. Их можно было понять, если иметь в виду, что коза для нищих крестьян Кипра почти целое состояние.
Партизаны, которые прятались в горах, использовали такие печальные случаи для того, чтобы разжечь ненависть киприотов и призвать их к антибританским выступлениям. Без всякого сомнения, нападение на нашу машину было делом их рук. Вступать в спор с озлобленной толпой, особенно когда не знаешь языка, бессмысленно, и я начал умолять Уолпола дать задний ход и ретироваться. Однако он не слушал меня и по-прежнему продолжал уверять толпу в своей непричастности к их трагедии. Наша судьба оказалась полностью в руках вожаков, мрачно разглядывавших нас: жители селения им повиновались.
Я снял с головы офицерскую фуражку и сполз как можно ниже с сиденья, чтобы не злить киприотов. Из-за этого я не смог удержать Элен, которая перелезла через меня и выскочила из машины. Она обежала ее и, ожесточенно жестикулируя, принялась что-то объяснять вожакам. Шум, стоявший вокруг «форда», заглушал ее слова, и я ничего не слышал, кроме неумолчного бормотания Уолпола, что мы не инглизы. Я бы даже не решился сказать, на каком языке они говорили, но жесты, которыми Элен сопровождала свою речь, были свойственны жителям Южной Франции или итальянцам. До меня не сразу дошло, что окровавленной рукой я сжимаю рукоятку пистолета, а палец держу на спуске. Если бы кто-нибудь из киприотов прикоснулся к девушке, я бы не задумываясь выскочил из машины и выстрелил в воздух… Хотя, откровенно говоря, стрелять в подобной ситуации было безумием.
Минуту-другую наша судьба висела на волоске. Затем Элен повернулась, смело подошла к машине и, потребовав, чтобы я подвинулся в середину, начала молча перевязывать мою руку. Толпа пришла в движение, разделилась на две группы и образовала коридор, освободив нам дорогу. Так же быстро она сомкнулась позади нашей машины и уже не обращала на нас никакого внимания.
— Черт побери, наконец-то они меня поняли, — облегченно вздохнул Уолпол.
На лбу у него выступили крупные капли пота. Дорога впереди была пустынной. Казалось, землетрясение поглотило наших врагов. Поодаль от дороги я заметил развороченную изгородь, а позади нее убогий домик, фасад которого был основательно попорчен. Что же, собственно, произошло? Неужели увещевания Элен или Уолпола заставили разъяренных киприотов отступить?.. Лишь позже я узнал, почему они отпустили нас.
— Мы должны вернуться в отель, — сказала Элен. — Лейтенант Андерсон ранен, боюсь, задета артерия.
Действительно, повязка моя сразу намокла от крови и я почувствовал боль, толчками отдающуюся в предплечье. Уолпол тотчас развернулся. Его машина оказалась здорово помята, и он уже не гордился ею, как прежде. На заднем сиденье валялись осколки — камнем были разбиты тахометр и зеркало заднего обзора, на капоте красовались большие вмятины, кровью было перепачкано все переднее сиденье. Моя рана все еще кровоточила.
