Луи-Фердинанд Селин - Смерть в кредит
«Он у министра! – выпаливал я прямо им в лоб. – Он приходил за ним вчера вечером… Это, наверное, для экспертизы…» Они не очень верили… Но все же стояли некоторое время в раздумье… А я тем временем смывался в гимнастический зал… «Посмотреть, не вернулся ли он!..»
Больше они меня не видели.
* * *
Беда никогда не приходит одна!.. «Верный» все больше разваливался, расползался и обрастал заплатами… Он так прохудился и поизносился, что просто разлезался на нитки!..
Приближалась осень, дул легкий ветерок! Он колебался под его порывами и обвисал в момент подъема вместо того, чтобы устремиться в воздух… На водород и метан уходила уйма денег… Если же его все-таки накачивали, он делал небольшой рывок… С помощью двух или трех резких скачков ему удавалось перепрыгнуть через ближайшие кусты… Потом он врезался во фруктовый сад… Его всего сотрясало… он отскакивал рикошетом от церкви… Сносил флюгер… И летел к деревне… Ветер относил его прямо на тополя… Де Перейр больше не выдерживал паузу… Он выпускал всех голубей… И громко трубил в рожок… Он просто оглушал меня… Я должен был подбирать эти жалкие обрывки на берегах Сены и Уазы, в Шампани и даже в Ионне! Он пропахал своей задницей все свекольные поля Северо-Запада… Некогда прекрасная гондола из индийского тростника совсем обветшала… На плато Оржмон он два добрых часа просидел, завязнув в огромной луже навозной жижи! Такой замечательно благоухающей и трепещущей!.. Мужланы в округе просто обхохотались… Когда «Верный» наконец сложили, он так сильно вонял фекалиями… а Куртиаль тоже был по уши в дерьме, что нас не пустили в купе… И мы вынуждены были ехать в прицепе вместе с инструментами, снаряжением и винтами.
Но и по возвращении в Пале-Рояль это не кончилось!.. Наш замечательный аэростат даже в глубине подвала смердел так сильно, что нам пришлось сжечь за лето по меньшей мере десять кастрюль бензойной смолы, сандала и эвкалипта… целые кипы армянской бумаги!.. Иначе нас бы выгнали! Уже были жалобы…
Но это было еще полбеды… В конце концов, все это были обычные трудности и превратности нашего ремесла… Самый сильный и роковой удар нанесла нам конкуренция со стороны самолетов… Именно так… Они отбили у нас всю клиентуру… Даже наши самые верные комитеты… те, что нам полностью доверяли и всегда принимали нас… Перон, Брив-ля-Вилэн, например! Карентан-сюр-Луан… Мэзе… Полностью преданные Куртиалю ассамблеи досуга… знавшие его уже 35 лет… где ему всегда доверяли… Все они вдруг под разными предлогами стали избегать нас!.. уловки! вранье! Это был конец! Страшно было подумать!.. Особенно, начиная с мая и июня – июля 1911 года[116], дела пошли хуже некуда… Некий Кандемар Жюльен – если бы только он один! – со своей «Стрекозой» отбил у нас более двадцати клиентов!..
Между тем мы пошли на невероятные уступки… Мы уезжали все дальше… Мы возили с собой водород… насос… барометр… Мы ездили в Нюи-сюр-Сомм за 125 франков! включая газ! Не считая дорожных расходов!.. По правде говоря, это было уже слишком! Самые грязные городишки… и захудалые субпрефектуры не желали видеть ничего, кроме бипланов… Вильбур Райт[117] с компанией!..
Куртиаль прекрасно понимал, насколько это серьезно… Он решил ответить… Сделать невозможное. Он опубликовал в своей газетке в течение двух месяцев один за другим четыре учебника и двенадцать статей, в которых доказывал, что самолеты никогда не будут летать!.. Он называл это ложным прогрессом!.. противоестественным увлечением! извращением техники!.. Он считал, что это ужасное опьянение пройдет! А он, Куртиаль де Перейр, имеющий тридцатидвухлетний опыт, умывает руки! Его фотографии были приложены к статье!.. Но он уже опоздал! Читатели были уже слишком увлечены!.. Захлестнуты растущей популярностью! В ответ на свои памфлеты и обличительные речи он получил только оскорбления, град диких ругательств и угроз… Изобретательская публика уже не следовала за де Перейром!.. Такова была горькая правда… Но он уперся… И не хотел отступать!.. Он даже пошел в наступление!.. Так, в самый критический момент он основал общество «Перо на ветру»!.. В защиту воздушного шара, гораздо более легкого, чем воздух! Выставки! Демонстрации! Конференции! Праздники! Развлечения! Общественные комиссии в «Самородке». Но у него не нашлось и десятка сторонников! Попахивало ужасным провалом! Я опять приступил к своей штопке… Я столько уже позаимствовал из старого привязного аэростата «Архимед», что не осталось больше ни одного пригодного куска!.. Одни сгнившие обрывки!.. И «Верный» был ненамного лучше… Одни нитки! Везде просвечивали дыры… Я видел все, и мне пришлось за это дорого заплатить!
В воскресенье в Понтуаз состоялся наш последний воздушный подъем. Все же он решил рискнуть… Он не говорил ничего определенного!.. Мы, как могли, подлечили нашего несчастного страдальца, собрали бахрому по углам, вывернули ее и так и эдак… Немного укрепили целлофановыми полосками… каучуком, предохранителем и законопатили паклей! Но несмотря на все это, перед Мэрией свершилось неизбежное, состоялся заключительный приступ! Хоть мы и закачали в него почти целый газометр… Он терял значительно больше, чем принимал в себя… Это был эндосмос, Перейр сразу же поставил диагноз… А потом, как и следовало ожидать, он полностью лопнул… с ужасным шумом! Повсюду распространился отвратительный запах… Люди пытались спастись от газа… Началась паника! всеобщее смятение!.. А потом огромная оболочка обрушилась прямо на жандармов!.. Они запутались в складках и стали задыхаться… Дрыгать ногами… Они были похожи на крыс… В результате трехчасовых усилий освободили самого молодого!.. остальные были в обмороке… Нашей популярности пришел конец! На нас все набросились… Мальчишки дразнились!..
Все же нам удалось все это собрать… мир не без добрых людей… К счастью, недалеко от праздничного сада находился большой шлюз!.. Мы переговорили с хозяином баржи… И он нам разрешил там разместиться… Она спускалась к Парижу… Весь наш хлам сложили в глубине трюма…
Путешествие прошло хорошо… На него ушло около трех дней… Вечером мы прибыли в Порт Англэ[118]… Воздухоплаванию пришел конец!.. Мы неплохо провели время на борту этой шаланды… Эти добрые люди, фламандцы с Севера… были очень любезны… Они все время пили кофе… отчего не могли спать, и замечательно играли на аккордеоне… Я как сейчас вижу белье, развевавшееся вдоль всего двигателя… Самых ярких цветов… земляничного, шафранного, зеленого, оранжевого… На любой вкус… Я научил их маленьких сопляков делать бумажные кораблики… Они их никогда не видели.
* * *
Как только хозяйка, мадам де Перейр, узнала роковую новость, она тут же примчалась в контору… Я никогда ее до этого не видел… все одиннадцать месяцев, что я там находился… Потребовалась настоящая катастрофа, чтобы она решила побеспокоиться… Ей было хорошо и в Монтрту.
В первый момент из-за ее необычной походки я подумал было, что это «изобретательница», которая явилась поведать нам о своей «системе»… Она была в сильном возбуждении… Она открыла дверь крайне резко и возмущенно, она с трудом находила слова, а шляпа на ее башке совсем съехала набок. На ней была густая вуаль… Ее лица я не видел. Я помню черную бархатную юбку с тяжелыми складками и лиловый вышитый корсаж в стиле «болеро»… он был усеян жемчужинами того же цвета… Еще зонтик из переливающегося шелка… Я хорошо запомнил, как она выглядела.
После краткого вступления, я усадил ее в большое кресло для посетителей… Я посоветовал ей набраться терпения и немного подождать Учителя… Но она сразу же в меня вцепилась!..
«А! так это вы, Фердинанд?.. Я не ошибаюсь? О! Тогда вы знаете, в чем дело?.. Теперь это точно конец? Мой полишинель!.. Он дошел до ручки!.. Он ничего не хочет предпринимать, не так ли?..» Она уперла сжатые кулаки себе в бока! И развалилась в кресле! Она обращалась ко мне довольно грубо!..
– Он не хочет и пальцем пошевелить!.. Он перетрудился?.. Он считает, что мы можем спокойно жить!.. На что? На ренту? О! Голодранец! О! Олух, скот! Мерзкая гадина! Где он сейчас?
Она оглядела заднее помещение конторы…
– Его там нет, мадам!.. Он ушел к министру!..
– Ах! к министру! Что вы сказали? К министру! – Она расхохоталась! – О! Мой малыш! О! Скажите кому-нибудь другому!.. Не мне!.. Я знаю его лучше, чем вы, эту обезьяну! К министру! О! нет! Скорее в дом терпимости! Это может быть! В дурдом! В дом призрения! Да! Это пожалуйста! Все равно куда! В Винсенн! В Сен-Клу! Все может быть! Но к министру! О! нет!
Она сунула мне под нос свой зонтик…
– Вы соучастник, Фердинанд! Слушайте! соучастник! Вот! Вы слышите меня? Вы все кончите в тюрьме!.. Вот к чему вас это приведет!.. Все эти ваши плутни!.. ваши мерзости!.. и гнусные махинации!..
Она снова упала в кресло, опустив локти на колени, она больше не сдерживалась… после вспышки гнева последовала прострация… она забормотала что-то бессвязное сквозь рыдания!.. Выложив мне все!..
