Теодор Драйзер - Гений
Не так еще много времени прошло после того, как кончились его невзгоды, чтобы Юджин мог забыть о них; не было у него также уверенности в том, что дарование живописца вернется к нему. Все это нередко отражалось на его настроении, хотя он таил свои горести про себя. Только эта мысль, а с нею перспектива бедности и неизвестности страшила его: время шло, молодость уходила. Но когда Юджин не думал об этом, он производил впечатление довольного человека. Более того, он умел притворяться таким и тогда, когда на душе у него скребли кошки. Благодаря тому, что он не был постоянной частицей этого мира тяжелого труда, а также и потому, что ему нечего было бояться потерять место, предоставленное в виде особой любезности, он испытывал чувство превосходства над рабочими. Он старался не обнаруживать это чувство, а наоборот, всячески его скрывал, но ни сознание исключительности своего положения, ни безразличие ко всяким мелочам, волновавшим других, никогда не оставляли Юджина. Он бегал взад и вперед, таская корзины со стружками, шутил с "деревенским кузнецом", дружил с Джоном-Бочкой, с Малаки Демси, с коротышкой Джимми Садзом, одним словом, со всеми, кто готов был принять его дружбу. Однажды во время полуденного перерыва он взялся за карандаш и нарисовал Гарри Форнза у наковальни с поднятым молотом, его помощника Джимми Садза на заднем плане и горн, в котором пылал огонь. Форнз глянул через его плечо и едва поверил своим глазам.
- Что это ты делаешь? - с удивлением спросил он.
Юджин рисовал за столом, у окна, в которое струилось яркое солнце, и поглядывал на блестевшую вдали реку. Он уже поел - он успел обзавестись коробкой-бутербродницей и приносил с собой вкусные завтраки миссис Хиббердел - и, подкрепившись, сидел, лениво раздумывая о красоте пейзажа, о необычайности своего положения, о любопытных вещах, которые наблюдал в мастерской, - обо всем, что приходило ему в голову.
- А вот увидишь, - благодушно ответил он, так как они с кузнецом были большие друзья.
Кузнец продолжал смотреть с интересом и, наконец, воскликнул:
- Ба, да ведь это я! Верно?
- У-гу! - отозвался Юджин.
- А куда ты эту штуку денешь, когда кончишь? - с жадным любопытством спросил кузнец.
- Отдам тебе, а то что ж еще!
- Да ну? Вот спасибо! - ответил восхищенный кузнец. - Женато как обрадуется! Ты ведь, говорят, художник? Я слыхал от ребят. А мне, знаешь, никогда не случалось видеть настоящего художника. Вот здорово, прямо замечательно. Вылитый я, верно?
- Да, похож, - спокойно ответил Юджин, продолжая рисовать.
Подошел помощник кузнеца.
- Ты что делаешь? - спросил он.
- Картину рисует, простофиля ты этакий, не видишь, что ли? авторитетным тоном сообщил ему кузнец. - Ну, куда лезешь? Не мешай.
- А кто ему мешает? - раздраженно отозвался помощник кузнеца.
Джимми сразу стало ясно, что начальство пытается в этот исторический момент оттеснить его на задний план, но он твердо решил не поддаваться. Кузнец сердито глянул на него, но слишком уж интересно было следить за тем, как подвигается у Юджина работа, и он не стал настаивать, так что Джимми получил возможность подойти совсем близко и, в свою очередь, посмотреть.
- Хо-хо-хо! Да ведь это никак вы? - с горячим любопытством спросил он кузнеца, указывая большим грязным пальцем на рисунок.
- Не мешайся, - ответил тот высокомерно. - Конечно, я. Говорю, не налезай!
- А это я? Хо-хо-хо! Вот здорово! И каким я здесь молодцом. А что, нет? Хо-хо-хо!
Маленький помощник кузнеца радостно осклабился, рот его растянулся до ушей. Он не обращал ни малейшего внимания на окрики начальства.
- Если ты будешь хорошо вести себя, Джимми, - весело сказал Юджин, не отрываясь от работы, - я, пожалуй, и тебя как-нибудь нарисую, отдельно.
- Ну? Неужели нарисуешь? Брось шутить! Нет, ей-богу, вот это будет дело! Хо-хо-хо, что ты скажешь на это? Небось, там на родине меня и не узнают. А уж как мне хотелось бы иметь такую штуку.
Юджин улыбался. Кузнец был огорчен. Такое разделение почестей было ему не по душе. Но так или иначе, а его собственный портрет вышел прекрасно. И кузница тоже. Юджин продолжал работать, пока не раздался гудок. Когда захлопали передаточные ремни и загудели маховики, он встал.
- Ну, вот и готово, Форнз, - сказал он. - Нравится?
- Чего лучше, черт возьми! - ответил тот и понес набросок в свой шкафчик. Немного спустя он, однако, достал его оттуда и повесил на стене, против горна, чтобы все видели. Это было для него целое событие. Набросок Юджина тотчас же сделался темой самых оживленных обсуждений. Он, оказывается, художник, он умеет рисовать картины, - уже одно это было необычайной новостью. К тому же сходство разительное, - и Форнз, и Садз, и кузница вышли как живые. Всех разбирало любопытство и зависть. Все отказывались понимать, почему кузнецу такое предпочтение. Почему Юджин не нарисовал их сначала? И сейчас не предлагает нарисовать? Первым явился Джон-Бочка, которого Джимми Садз успел уже обо всем оповестить и привести лично.
- Ну и ну! - воскликнул он, еще больше выкатив свои рачьи глаза. - Вот это класс, а? И как вы похожи, Форнз! Провалиться мне, если не похожи. А Садз-то! Убей меня бог, ежели это не Садз! Ведь это же ты, чучело! Как живой! Будь я проклят, коли вру! Вот здорово! Сберегите эту штуку, кузнец.
- Я и сберегу, - гордо ответил тот.
Джон-Бочка с сожалением вернулся к себе в машинное отделение. После него явился Джозеф Мьюз, сутулый и по-утиному качающий на ходу головой.
- Нет, что вы скажете! - воскликнул он. - Вот красота! Да он рисует нисколько не хуже тех, которых во всяких там журналах печатают. Я иногда смотрю эти штуки. Прямо замечательно! Вы только поглядите на Садза, там, сзади. Ну, Садз, это тебе повезло, ей-ей! А теперь ему бы и нас нарисовать. Хуже мы, что ли? Чем вы можете перед нами похвастать, а?
- Как же, станет он возиться с вами, рисовать всякий сброд! добродушно ответил кузнец. - Он только стоящих людей рисует. Не забывай этого, Мьюз. Ему нужны настоящие ребята, каких не жаль и нарисовать, а не такие, как вы, несчастные строгальщики и пильщики!
- Ну уж нет, не скажи, - презрительно отозвался Джозеф, в котором под действием этой перепалки заговорило чувство юмора. - Если он искал стоящих ребят, нечего было ходить сюда. Настоящие ребята там - снаружи. Не советую тебе забывать это, кузнец. И никогда я не видал, чтобы они водились в кузницах!
- Эй, вы, потише! - крикнул Садз, занявший наблюдательный пост в дверях. - Старшой идет!
Джозеф сделал вид, будто направляется в машинное отделение попить воды, а кузнец - будто ему необходимо раздуть пламя в горне. В мастерскую, не торопясь, вошел Джек Стикс.
- Это кто рисовал? - спросил он, окинув взглядом помещение и заметив набросок на стене.
- Мистер Витла, новичок, - почтительно ответил кузнец.
- Здорово сделано, а? - сказал мастер довольным тоном. - Картина хоть куда. Выходит, он художник?
- И мне думается, что так, - вкрадчиво сказал кузнец, всегда старавшийся ладить с начальством. Он подошел к мастеру и, став рядом, добавил: - Он эту штуку в перерыв за полчаса нарисовал.
- Вишь ты! А ведь славно! - И мастер в раздумье пошел своей дорогой.
Если Юджин умеет делать такие вещи, то зачем он здесь? Не иначе, как из-за расстроенного здоровья. И он, пожалуй, дружен с кем-нибудь из большого начальства. Надо быть с ним полюбезнее. До сих пор мастер относился к новичку с чувством опасливой подозрительности, этот человек был для него загадкой. Кто его знает, зачем он здесь - может, подослан за ним шпионить? Теперь же он подумал, что, вероятно, ошибался.
- Не давайте новичку слишком тяжелой работы, - сказал он Биллу и Джону. - Он еще недостаточно окреп. Ведь его прислали к нам для поправки здоровья.
Его распоряжение было выполнено, так как спорить с мастером не полагалось, но это откровенное заступничество было единственным, что могло повредить популярности Юджина. Рабочие не любили мастера. И Юджин пользовался бы большей симпатией, если бы мастер меньше благоволил к нему или был настроен определенно против него.
Последовавшие за этим дни хотя и были тяжелыми для Юджина, все же принесли ему душевный покой; вскоре он обнаружил, что постоянно кипевшая здесь работа, в которой он нес свою долю участия, отражалась на нем благотворно. Впервые за многие годы он стал хорошо спать. По утрам, незадолго до семичасового гудка, он надевал свой синий рабочий комбинезон и фуфайку и до полудня, а потом с часу до шести таскал стружки и щепки, складывал пиломатериалы, помогая рабочим на дворе, грузил и разгружал вагоны и вместе с Джоном-Бочкой поддерживал огонь в топках. На голове у него была старая шляпа - миссис Хиббердел нашла ее в чулане, - мягкое коричневое сомбреро, немало перевидавшее на своем веку. Он напяливал ее на голову, лихо надвигая на одно ухо. У него были большие желтые рукавицы, которые он не снимал весь день, сильно изношенные и измятые, но вполне еще пригодные для работы в мастерской и на дворе. Он научился совсем неплохо расправляться с пиломатериалами, искусно складывал бревна, "принимал со струга", за которым стоял Малаки Демси, работал на механической ножовке и выполнял всякие другие поручения. Его энергия была неистощима, потому что он устал от дум и надеялся физическим трудом заглушить и преодолеть в себе мысли об утрате своего таланта, надеялся забыть о том, что не сможет больше писать, что его карьера художника загублена. Юджина самого удивляли и радовали сделанные им наброски, так как еще недавно первой его мыслью было бы, что ничего у него не выйдет. Благодаря живому интересу рабочих и выпавшим на его долю похвалам он сделал эти рисунки шутя, и, как ни странно, сам находил их удачными.