Макс Фриш - Пьесы
За тайну, которой в конечном счете является человек, за волнующую загадку, которую мы устали разгадывать. О человеке складывается законченный образ. Это конец любви, измена".
Любовь к живой жизни и живому человеку и побуждает Фриша на протяжении всего своего творчества последовательно, одну за другой опровергать безжизненные схемы и шаблоны. Древнюю библейскую формулу: "Не сотвори себе кумира и никакого изображения ни господа бога твоего, ни человеков, им созданных", вложенную им в уста кающегося священника, атеист Фриш наполняет гуманистическим содержанием. Фриш понимает, что главное препятствие для осуществления этих усилий представляет собой сама природа буржуазных отношений на Западе. Об этом свидетельствует еще одна запись в "Дневнике": "Целью представляется мне такое общество, которое не делает художника ни отщепенцем, ни мучеником, ни шутом. Мы же вынуждены быть отщепенцами нашего общества, потому что оно не отвечает этим условиям".
"Прошлое неприкосновенно. Не нужно ничего повторять", - говорил Пелегрин в "Санта Крусе", первой пьесе Фриша. Эпиграфом к своей доныне последней пьесе "Биография" он взял слова Вершинина из чеховских "Трех сестер" о том, что если б ему была дана возможность начать жизнь снова, то он не стал бы повторять себя и, уж во всяком случае, не стал бы жениться...
Обе пьесы, как и большинство других драматических и эпических произведений писателя, написанных за разделяющие их четверть века, выполнены в едином поэтическом ключе, основу которого составляет экспериментальное допущение. Все они написаны как бы в сослагательном наклонении, с позиции: а что было бы, если... Во всех герои расщепляют, разлагают свое "я" на "модели", а автор задается проблемой идентичности этих моделей между собой. Везде существующей действительности противопоставляется действительность возможная. Герои Фриша постоянно примеряют то маски, то истории, силясь обрести свое подлинное "я", выбрать свой истинный жизненный путь.
И тут но просто неуемность воображения, не праздные муки рефлектирующего сознания. Выбор жизненного пути из числа многих возможных сопряжен с одной из важнейших проблем послевоенного искусства - проблемой ответственности человека за себя и историю. Выбор себя в последней пьесе Фриша максимально приближен к прямому значению этого выражения: ведь речь в ней идет о выборе биографии. Название пьесы вызывает - возможно, предусмотренную и самим Фришем - ассоциацию с прошлым столетием: ведь любимым жанром XIX века был роман-биография. Чаще всего биография предпринимателя, собственника, завоевателя, чудака, художника, парвеню - но всегда характерной личности. В наш век, словно бы говорит Фриш, разрушение личности зашло настолько далеко, что даже рамки биографии перестали быть незыблемыми - они размыты тревожно-скептической рефлексией терпящего кризис индивидуума. Регистратор, с помощью которого профессор Кюрман выбирает оптимальные варианты своей биографии, - принципиально новая фигура в драматургии Фриша. Регистратор всемогущ - с помощью своего досье, которое, словно свиток богини истории Клио, содержит подробную летопись личной жизни Кюрмана и событий века, он может вернуть время вспять и предложить переиграть любой эпизод заново. Регистратор не господь бог и не "Некто в сером". В нем нет никакой мистики. Если поэт Педро в "Санта Крусе" олицетворял искусство в оковах, то регистратор ничего и никого не олицетворяет. Он, как мы узнаем из примечаний Фриша, попросту инстанция театра, который "позволяет то, чего не позволяет жизнь: на театре можно начинать заново переделывать, менять". В регистраторе есть что-то гомункулообразное, он точно прибор, изменяющий логику людских отношений, вносящий коррективы, фиксирующие промахи и ошибки. В то же время он не бесстрастен, его отношения к героям не лишены эмоций ("Не кричите на меня!", "Ну прямо малые дети!" и т. д.).
На любом, даже многократном представлении этой пьесы зритель будет присутствовать на репетиции - репетируется же биография Кюрмана. Сцена, таким образом, идентична самой себе: в театре Фриша ни у кого не бывает иллюзий, что это не театр, а кусок действительности, подсмотренный сквозь проем сцены.
В первом варьируемом эпизоде Кюрман всеми силами пытается избежать рокового интима с Антуанетой, заговаривает (типичный случай фришевской модели, проведенной пунктиром,- на этот раз модели умонастроений и интересов западной интеллигенции наших дней) о Витгенштейне, Шёнберге, Киркегоре, Адорно, марксизме, предлагает поиграть в шахматы (тоже символ - ведь само "опробирование" вариантов биографии походит на разбор шахматной партии), но все его усилия тщетны: трижды варьируется эпизод, и трижды возникает роковой интим. Кюрман остается Кюрманом. И - с Антуанетой.
Постоянные "включения" повторяющихся эпизодов в разных местах биографии позволяют вскрыть самые существенные, большей частью неприглядные факты в жизни Кюрмана. Заурядность его жизни подчеркивает грозный и величественный фон: события мировой истории, которые регистратор зачитывает из досье, словно сводку последних известий. На этом фоне дано сплетение добра и зла узлы и станции биографии Кюрмана, в которой так явственно перевешивает зло.
Но устранить его он не в силах, и препятствием здесь является не временной барьер, а его, Кюрмана, внутренняя капитуляция. Жертва инерции и энтропии, он слишком "привык к своей вине", чтобы что-нибудь изменить, и вся неприглядная часть его биографии остается неизменной: и выбитый снежком глаз школьного товарища, и безутешная кончина матери, и самоубийство первой жены. И когда уже начинает казаться, что Кюрман, как и граф Эдерланд, как и Дон Жуан, вернется в уготованную ему колею, ему, наконец, удается вторая версия биографии: он становится коммунистом. Кюрман надеется, что в этой версии встреча с Антуанетой будет исключена. Ход его рассуждений прост и логичен. В этой логике - еще одна убийственно меткая модель нравов и негласных порядков в общественных институтах Запада. Вступив в коммунистическую партию, Кюрман навлечет на себя подозрение, что он "хочет переделать мир" (а не просто биографию), и будет неминуемо исключен из университета. А это значит, что он не станет профессором, то есть не будет раута - не будет Антуанеты.
Обстоятельства складываются, однако, несколько иначе, чем он ожидал Партия вынуждает его к конспирации, и его все же избирают профессором. Из университета его исключают позднее, уже после свадьбы с Антуанетой. Возникают всевозможные трудности, в том числе материального характера. В семье трещина. Появляется некто третий, образуя тривиальный треугольник. В одной из версий Кюрман стреляет в Антуанету. В другой - дает ей пощечину. В третьей Антуанета попадает в автомобильную катастрофу. Кюрману приходится выбрать самый безобидный вариант, в котором ему удается "стереть" только пощечину.
Финал всех версий один - Кюрман заболевает раком. Желание варьировать у него исчезает, он словно соглашается с Пелегрином: "Не нужно ничего повторять". Происходит это с точки зрения интересов пьесы вовремя: она еще но успела наскучить читателю и зрителю, бесконечные вариации но утратили еще над ним своей интригующей власти. Написанный на том же материале роман "Допустим, меня зовут Гантенбайн" несколько утомителен своей перенасыщенностью и монотонностью вариаций, там и герой и героиня имеют по нескольку ипостасей: Гантенбайн, он же Эндерлин, он же Свобода; Лиля-актриса, Лиля-баронесса, Лиля-домохозяйка и т. д. В решении пьесы Фриш обнаружил больше изящества и чувства меры. Роман, по существу, не окончен оборван на полуслове. Развязка пьесы сделана остроумно.
Регистратор передает право изменить свою судьбу самой Антуанете. Роковой вечер переигран еще раз - Антуанета уходит. Зрителю предоставлено самому "проиграть" новый вариант биографии Кюрмана без Антуанеты.
Действие не закончено. Оно перенесено в воображение зрителя. Правила игры ему известны. У Фриша не только герой, но и зритель становится homo ludens'oм, "играющим человеком". Он и здесь следует за Музилем, сказавшим, что "человек - это игра возможностей". Задача человека заключается в отборе из огромного числа возможностей, в нем заложенных, лучших, творчески перспективных. Кюрман - говорящая фамилия, "кюрен" по-немецки значит "избирать".
Поиски утраченных возможностей, однако, ничего не дают Кюрману. Они лишь демонстрируют крах личности на склоне неправедной жизни.
В "Биографии", как и в предшествовавших ей пьесах, Фриш по-прежнему (и по-прежнему на негативном примере) учит ответственности. За себя, за мир, за историю. За каждый свой поступок, из которых, как из кирпичей, складывается здание биографии. Вслед за Брехтом (хотя и без брехтовской уверенности в действенной мощи своего слова) он восстает против рабской зависимости человека от обстоятельств, утверждая веру в изменяемость мира.
