KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Разное » Ирина Вильде - Совершеннолетние дети

Ирина Вильде - Совершеннолетние дети

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Ирина Вильде, "Совершеннолетние дети" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Почему?

— Вы пытаетесь отвлечь внимание тех же ремесленников и крестьян от основного — от борьбы за свои права и поссорить их между собой, на радость и утешение эксплуататорам… Как видите, сказка про белого бычка…

— Значит, прощать, да?

— Не прощать, а изучать, разбираться в исторических условиях… а потом, — и это главное, именно то, чего вы не хотите понять, — рассматривать исторические явления в их социальном разрезе…

— Что вы, «товарищ» Ореховский, вечно со своим социализмом!.. Для меня, если быть откровенным, коммунист украинец такая же зараза, как коммунист еврей, румын или поляк.

— Быстро же вы стали «Интернационалистом»! — рассмеялся Ореховский.

Иванчук, почувствовав, что сморозил глупость, залился краской и хрипло крикнул:

— Я… перестрелял бы их всех!

— Скоро же вы расстреливаете людей…

— Ведь мы не пацифисты, в которых вы хотите нас обратить! «Братство», «дружба народов» — это фата-моргана, Ореховский, над которой посмеется даже лошадь. Украинский народ не хочет никаких «союзов»… На протяжении всей истории украинцы только то и делали, что вечно вступали в союзы с кем-либо, и вечно их обманывали… Поэтому мы больше никому не верим! Украинский народ хочет быть самостоятельным и жить, ни от кого не завися… от Сана до Дона!

— Сдержитесь, Иванчук, и не расписывайтесь за весь сорокамиллионный украинский народ: ведь он еще в семнадцатом году заявил всему миру, чего он хочет и с кем ему по пути. Между прочим, у вас неплохой аппетит. «Самостийная Украина», а вы там — министр внутренних дел?.. Представляю, с каким наслаждением вы расправились бы с неукраинским населением! Да и… с украинским тоже. С теми, конечно, кто не угоден вам…

— А я еще раз заявляю вам: мы не пацифисты. Мы… мы… потомки шевченковских гайдамаков, сто чертей вас побери!..

— Не кощунствуйте, Иванчук. Они были народными мстителями, а вы… — И, заложив руки в карманы, Ореховский продекламировал:

Мне любовь ненавистна! Вражда — мой кумир.
И ее я люблю беззаветно…

Когда он окончил читать длинное, все в том же стиле, стихотворение, Гиня воскликнул:

— Что ж здесь плохого? Святая правда: «Мне любовь ненавистна. Вражда — мой кумир…» Да, черт возьми, под этим стихотворением я готов подписаться руками и ногами!

— Ха-ха-ха! — рассмеялась Наталка, даже слезы выступили на глазах. — Ха-ха-ха! Браво, Гиня, браво! Ведь это же перевод одного из стихотворений Тудоряну!

Иванчук вытаращил глаза. Такой глупой рожи Дарка еще не видывала.

— Свинство! Провокация! Подлая, отвратительная провокация! Кой черт мог подумать, что вы пуститесь на такую уловку… Откуда, к дьяволу, я мог знать, что это стихи Тудоряну?

— Тем искреннее это у вас получилось, Иванчук! Вы выдали себя с головой. Под стихами Тудоряну вы подписываетесь «руками и ногами». Выходит, вам с ним по пути?

— Неправда! Нам не по пути с тудорянами, но мы не хотим быть и вместе с коммунистами… Вот наше политическое кредо!

Чувствовалось, что Ореховский теряет терпение:

— С вами трудно разговаривать, Иванчук, ведь вы же противоречите сами себе… К чему призывает в своем стихотворении Тудоряну? Жечь, убивать, грабить и смаковать, как патоку, человеческую кровь. Ведь вы тоже стремитесь к этому. Вам тоже приятен «соленый запах крови». Итак, рассуждая логически, ни малейшей разницы между вами нет.

— Вы меня обижаете! Выбирайте слова!.. — Глаза Гини налились кровью, как у кролика. — Не забывайте, что мне предстоит жизнью оберегать честь нации и свою собственную… Равлюк, Стефа, почему вы молчите? Вы ведь тоже вступаете в корпорацию!..

Стефа покраснела и нервно стала вытирать платочком ладони. Ореховский слегка наклонил голову, давая понять, что она может говорить.

— Я не думала, что сегодняшнее собрание пойдет по такому пути… Я очень разочарована, если не сказать больше. Мы все знали, что Ореховские симпатизируют красной России… Об этом не говорилось открыто, но это чувствовалось… Но сегодня господин, то бишь товарищ Ореховский…

— Для вас «господин», — подсказал Роман.

Стефа машинально поблагодарила его кивком головы.

— …господин Ореховский поставил вопрос совершенно открыто. Я скажу о себе: никогда, ни при каких обстоятельствах мне не может быть близок румын, поляк, венгр или даже русский… Но… я спрашиваю: чего хотят коммунисты? Кажется, я не ошибусь, если скажу: они хотят, чтобы государственную власть взяла в руки улица… несознательная, темная, культурно отсталая масса…

Ореховский опустил папиросу, так и не раскурив ее.

— Ага! А почему вы все распинаетесь за народ? Кто, скажите мне на милость, собирается отдать «душу и тело» за «нашу свободу»?

— Да, да, — поддакнула Стефа, все время оглядываясь на Иванчука, — за народ! Именно за народ, а не за толпу, за сброд… За почтенных хозяев нации, за ее цвет, а не за толпу…

— «Толпа» — это русское слово, — иронически заметила Наталка.

Стефа жестом попросила не прерывать ее.

— Толпа, которая, дорвавшись до власти, прежде всего варварски уничтожила бы все культурные ценности…

Ореховский нетерпеливо перебил ее:

— Вы знаете, Сидор, я хочу, но не могу вас спокойно слушать. Как вы себе все представляете? «Толпа» с зажженными факелами будет бегать по улицам, поджигать музеи, картинные галереи, библиотеки… Примите к сведению: в Московском Кремле сохранены не только ценные царские одежды и короны, но и кареты, в которых ездил царь-батюшка…

— Не знаю! Я там не была так же, как и вы, Ореховский! Вы верите тому, что доходит до вас через десятые руки, а я нет… Я верю тому, что вижу собственными глазами…

— Интересно, Сидор, что же вы видели «собственными глазами»?..

Стефины пальцы нервно комкают платок.

— «Собственными глазами» — это в некотором роде идиома… Но я знаю, как этот ваш «народ» весной расправился с обстановкой помещичьего дома в селе Острица. А были там, к вашему сведению, картины, стоившие миллионы… Что же сделал ваш народ? Выколол глаза на всех портретах!..

— Ого! — Ореховский наконец прикурил. — Видно, очень уж допекли крестьян потомки господ, увековеченных на портретах, если наш медлительный буковинский мужик решился на такое… Выкалывать глаза господам, мирно висящим на стенах… Ха!..

— Вы того… не мудрствуйте, а отвечайте на вопрос! — вмешался Иванчук.

— Что же отвечать? Сидор сокрушается о портретах и не хочет разобраться в том, что послужило причиной бунта. Она не видит людей, умирающих от истощения на полях, кстати говоря, у того же украинского помещика! Не видит тех, кого истязают в застенках сигуранцы, — ведь Сидор более сродни помещик, или, как она изволила выразиться, «почтенный хозяин», чем народ, от имени которого вы здесь распинаетесь. Но учтите, Сидор, — ваши разглагольствования вызовут только смех, да, да — только злой смех того народа, чьи интересы вы якобы защищаете.

— Вы, Ореховский, еще не знаете, что я хочу сказать, — протестует Стефа. — Я хочу сказать, что для нас…

— Конкретнее! — крикнул кто-то из юношей.

— Для украинской интеллигенции, — поправилась Стефа, — не так страшен стихийный взрыв, который, я думаю, всегда можно погасить…

— Допустим, не всегда, — раздался тот же голос, но Стефа не обратила внимания на реплику.

— … как эта ваша организованная масса, о которой вы любите говорить… ну, та, что в России… если б она, дорвавшись до власти, перевернула всю жизнь вверх корнями. — И, ухватившись за это сравнение, Стефа продолжала развивать мысль: — Не может цвести и плодоносить дерево, не имея в земле корней… А в данном конкретном случае самое важное — это национальная борьба, и ради нее нам надо объединить все силы, а не распылять их искусственным делением на «богатых» и «бедных»…

— Позвольте, позвольте, — не дал ей закончить Ореховский, — для вас социальное неравенство — это «искусственное деление»? Что же! В ваших устах это звучит естественно… Но я думаю, что украинскому рабочему совершенно безразлично, кто его эксплуатирует — фабрикант румын или — к примеру, скажем, — отец нашего уважаемого Равлюка…

Равлюк вскочил, словно его дернули за шнурок. Красивое лицо с темным пушком над губой пылало от гнева:

— Простите! Вы обижаете моего отца, которого совершенно не знаете! Вы не знаете, как румыны прижимают нас налогами! Вы ошибаетесь! Грубо ошибаетесь! Рабочему, нашему, украинскому рабочему, отнюдь не все равно, у кого работать. Вы бы взглянули, какую икону преподнесла отцу под Новый год группа рабочих нашей фабрики… и какой патриотический адрес… Вы ошибаетесь! Вы ничего не знаете! Вы кабинетный патриот! Прочтите этот адрес, и вы заговорите по-другому!

Романовская замахала руками, требуя, чтобы ей сию же минуту дали слово.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*