Алан Маршалл - Это трава
- Мерли они в трюме, как мухи, троим из нас пришлось спуститься туда, чтобы вытащить трупы. А паломники не выдавали своих мертвых, кричали, мешали выносить. Кажется, никогда я не забуду этот трюм, этот смрад. Не знаю, как люди могли там дышать. По-моему, следовало расстрелять владельца такого судна.
Началась война 1914 года, Артур пошел добровольцем в австралийскую армию и после специальной подготовки стал снайпером.
- Уму непостижимо - ну зачем я пошел в армию, - говорил Артур. Выходит, я воевал за того самого сукиного сына, забыл его фамилию, фабриканта, который снабжал обе стороны! А нам голову морочили - уверяли, будто мы сражаемся "за свободу". Помни, Алан, ничего нет хуже войны. В мирное время за убийство вешают, а на войне за убийство дают медали. Есть в этом какой-нибудь смысл, скажи на милость?
Вспоминал Артур и про то, как он был снайпером.
- Каждую ночь кого-нибудь из нас посылали на ничейную землю. Надо было прокрасться туда, залечь в каких-нибудь старых развалинах, или за деревом, или в воронке поблизости от немецких окопов. И лежать там целый день, снимая немцев, а на следующую ночь возвратиться к себе. Тех, кто хотел делать свое дело как следует, надолго не хватало. Стоило тебе уложить несколько человек, как немцы тут же определяли, откуда огонь, и уж тогда все, что у них было, сыпалось на тебя, и ты взлетал на воздух вместе с кирпичами и грязью. Я по большей части лежал на спине и раздумывал о жизни. Выстрелю, конечно, для проформы несколько раз в воздух - и точка!
В битве у Фромеля Артур участвовал в атаке, под прикрытием заградительного огня. Он бросил в блиндаж две гранаты и кинулся следом. Умирающий немец приподнялся на локте и выстрелил наугад. Пуля ударилась о бетонную стену, потом рикошетом оцарапала Артуру голову и застряла в черепе.
- Пришел я в себя на носилках на перевязочном пункте.
Его отправили на излечение в Англию, там ему предложили вставить в череп металлическую пластинку, но он отказался.
- Я слышал, что парни с такой пластинкой в голове все посходили с ума.
В конце концов он очутился в Австралии, где врачи довольно удачно вставили ему в череп часть его собственного ребра. После чего он был уволен из армии с пенсией в десять шиллингов в неделю и правом получать бесплатно болеутоляющие пилюли, чтобы он мог заснуть, когда боль становится нестерпимой.
- Теперь приходится лезть в драку с оглядкой.
- Ушел было я в заросли, - рассказывал Артур, - да не по мне это как-то. Однажды ночью проснулся в лесу и схватился в страхе за деревцо. Почудилось, что я снова в открытом море. Стало, понимаешь, как-то не по себе одному, захотелось снова встретиться с ребятами... быть ближе к людям и все такое. Думаешь, что можешь жить совсем один, а оказывается, нет; надо о ком-нибудь другом думать, заботиться...
Артур свернул сигарету и закурил.
263
- Тут как раз я случайно узнал, что парень, который держал прежде этот дилижанс, хочет отсюда смотаться. Ну, я заявился и перекупил у него дело. Раньше, надо сказать, это было выгодно, а теперь автомобили все портят. Видно, придется скоро отсюда уезжать, переберусь тогда поближе к морю.
Во время первой моей пространной беседы с Артуром мне захотелось проверить свои впечатления о жизни этой захолустной гостиницы. Я стал осуждать людей, с которыми встретился здесь и упомянул между прочим, что мужчины часто сквернословят, но Артур перебил меня:
- Знаешь, если парень обзовет кого-нибудь "сволочью", это еще не значит, что он плохой.
- Это-то я понимаю, - сказал я, - но ведь они ругаются при женщинах.
- Послушай, - настаивал Артур, - женщины, которые сюда заезжают, сами ругаются при мужчинах. Мужчина должен сдерживаться при женщине, если она не выносит ругани, ну, а если она сама сквернословит, мужчина может при ней ругаться сколько влезет. Но это, конечно, вовсе не значит, что и ты можешь вести себя так. Нечего тебе по чужим стопам идти - сам не заметишь, как таким же станешь. Ты, Алан, совсем другого склада человек. Начнешь ругаться при женщинах, быстро покатишься вниз. Знаешь, что я посоветую тебе: присматривайся ко всему и помалкивай.
- Понятно, - сказал я и немного погодя спросил: - Послушай, неужели все женщины, которые здесь бывают, - плохие?
- Одни плохие, другие - нет.
- Я лично считаю всех женщин, которые спят не со своими мужьями, плохими. Ведь здесь они спят с чужими мужчинами, верно?
- Да, с некоторыми это случается. Но есть и такие, которые просто заходят в бар ненадолго по дороге домой. Видишь ли, Алан, люди все разные. Тебе с такими женщинами спать не след. Потому что любовью тут и не пахнет. Не то чтобы без любви вообще нельзя было спать с женщинами. Можно. Да только не тебе. Но и осуждать других за это тоже не след. Сначала надо все узнать про них, узнать, что они пережили и почему такими стали.
- Если вдуматься, - продолжал Артур, - это, скорее, грустное место, чем грязное. Настоящие негодяи сюда не приезжают. Они ворочают делами в больших конторах, а именно эти дела толкают тех, что здесь околачиваются, на пьянство и разврат. Так мне кажется, я... я не умею всего этого объяснить. На большинство девчонок, которые приезжают сюда, смотрят как на воскресную забаву - только и всего. Но не вздумай читать этим бедняжкам проповедей.
- Стану я! Вот еще! - воскликнул я. - Просто никак не угадаешь, как себя вести в таком месте.
- Как себя вести? Сидеть в уголке и наблюдать. - Ну, не знаю, правильно ли это, - возразил я, размышляя вслух. - Разве плохо отстаивать свои взгляды?
- Вот что. - Лицо Артура стало серьезным, он наклонился ко мне с кровати, на которой сидел. - Погоди немного - через несколько лет встанешь на ноги, тогда и ты сможешь сказать свое слово. Но не сейчас. Здесь ведь всякий сброд бывает. Иной раз допьются до белой горячки и начинают все крушить. Тут тебе самое время смываться. Что толку в том, что ты прав, если бутылка угодит тебе в голову и ты свалишься замертво.
Довод был убедительный.
Он рассказывал мне о постоянных жильцах гостиницы и о людях, регулярно приезжавших сюда - богачах, которые уединялись в номерах и пили мертвую, иногда по нескольку дней. Когда они наконец появлялись на свет божий, глаза у них были тусклые, одежда грязная, по телу пробегали судороги, как у животного, с которого только что содрали кожу.
- И Шеп такой, только денег у него нет; поэтому, когда он допьется до чертиков, его швыряют в каморку рядом с конюшней. Пропащий он человек! Ты с ним не связывайся. Просто держись подальше, пока он не протрезвится.
Стрелок, тот не прочь позабавиться над ним. Как-то ночью Шеп пьяный спал на полу в конюшне. Лежал он на спине и храпел во все завертки, а Стрелок решил напугать его, да так напугал, что тот чуть богу душу не отдал. Взял три свечи, расставил вокруг пьяного и зажег их. Шеп проснулся, - ну, думает, помер я! Правда, он после того живо протрезвел.
- Остерегайся Стрелка, парень, - добавил Артур, - это настоящий вымогатель, вечно старается перехватить у тебя пару шиллингов, только на отдачу он плох.
Я спросил о Малыше, и тут Артур улыбнулся.
- Малыш Борк славный парень. Добрей, пожалуй, не встретишь. Вот уж кто все для тебя сделает. Но у него свои причуды. Считает, например, что в войне было что-то хорошее. То ли награду ему там дали, то ли еще что приключилось с ним, не знаю, но вот поди же - уверен, что воевал за свою страну. Малыш из тех, что сами пойдут, если опять начнется война. В этом отношении, скажу я тебе, Малыш - настоящий дурень.
И вот еще что: жену привез он из Англии, и женщина эта, надо сказать, прямо замечательная.
Не вздумай подтрунивать над Малышом: он долго был чемпионом Австралии по боксу в тяжелом весе, и если уж кого стукнет, тот сдачи не даст. Сам, правда, он драки не ищет, но и увиливать от нее не станет. Раз как-то в баре один парень ударил его; не сильно ударил, задел только. Малыш легонько так оттолкнул парня, - а мог бы убить, если б захотел, - и сказал ему, ну, прямо как мальчишке: - "Знаешь, Фрэнк, ты не имел права меня ударить. Никакого права! Вот если бы я назвал тебя слизняком, - потому что, кто же ты, как не слизняк, - тогда другое дело. И знаешь что - отстань-ка ты лучше от меня!"
Вот он какой, Малыш! Но уж если повстречается с хвастуном, тут он своего не упустит. Руней-американец, боксер легкого веса, тот самый, который измолотил знаменитого Сильву на стадионе, частенько сюда заглядывал. Любил покрасоваться в баре и вечно хвастался в таком примерно роде:
"Сильву я уже нокаутировал в Сиднее, а в субботу нокаутирую его в Мельбурне".
Другого такого хвастуна, пожалуй, и не сыщешь. Малышу этот парень действовал на нервы. Что же он выкинул? Поймал змейку - всего дюймов шесть длиной, но здорово шуструю. И опустил незаметненько ее в карман Рунея. А когда Руней опять пошел хвастать напропалую, Малыш вежливо тронул его за плечо и говорит:
"Простите, мистер Руней, у вас в кармане ядовитая змея".
