Джейн Остен - Разум и чувство
Эдвард собирался погостить в коттедже не менее недели, ибо, какие бы обязательства над ним ни тяготели, он не чувствовал себя в силах расстаться с Элинор раньше. Но даже такого срока было недостаточно влюбленным, чтобы вдосталь наговориться. Два разумных существа за два-три часа беседы вполне могут обсудить все интересующие их предметы. Но кто сказал, что влюбленные являются разумными существами? Ведь для того, чтобы объяснить что-либо друг другу либо исчерпать хоть самую незначительную тему, им необходимо повторить свои объяснения никак не меньше двадцати раз.
Разумеется, первой темой беседы влюбленных стало замужество Люси, которое являлось предметом всеобщего любопытства. Элинор, посвященная во все обстоятельства, утверждала, что ничего более загадочного и необъяснимого ей слышать не приходилось. Как они встретились? Что побудило Роберта жениться на девице, о которой он сам отзывался пренебрежительно? Тем более на девице, помолвленной с его братом, от которого из-за нее отреклась семья? Она решительно ничего не понимала. В сердце она восхищалась этим браком, в воображении – посмеивалась, а ее здравый смысл отказывался найти ему приемлемое объяснение.
Эдвард выдвигал лишь одно предположение: во время первой, возможно, случайной встречи Люси настолько преуспела в лести тщеславию его брата, что все остальное получилось само собой. Тут Элинор вспомнила, как Роберт на Харли-стрит рассуждал, чего, по своему мнению, сумел бы достичь, если бы успел вовремя вмешаться в дела брата. Она по возможности точно повторила его слова Эдварду.
– Да, это очень похоже на Роберта, – ответил он, а после непродолжительного раздумья добавил: – Наверное, он отправился к Люси именно с этой целью. А она, вероятнее всего, на первых порах хотела только заручиться его поддержкой для меня. Ну а потом ее планы переменились.
Однако, как и Элинор, он не имел ни малейшего понятия, сколько все это продолжалось. Покинув Лондон, он по большей части жил в Оксфорде и получал известия о Люси только от нее самой. Ее письма были такими же частыми и нежными, как всегда, и у него до последнего момента не зародилось ни малейшего подозрения. Все открылось только в последнем письме Люси, прочитав которое он очень долго не мог прийти в себя от ужаса, удивления и радости. Письмо, принесшее ему избавление, он вложил в руку Элинор.
«Сэр, поскольку я уверена, что уже давно потеряла вашу привязанность, то сочла для себя возможным подарить свою собственную другому человеку. Не сомневаюсь, что буду с ним так же счастлива, как прежде надеялась быть счастливой с вами. Для меня невозможно принять руку, если сердце отдано другой. От всего сердца желаю вам счастья, и если мы в дальнейшем не останемся добрыми друзьями, как это и должно быть при нашем близком родстве, то произойдет это не по моей вине. Хочу сказать, что не держу на вас зла и в свою очередь не ожидаю от вас ничего плохого, так как вы бесспорно являетесь человеком благородным. Мое сердце отдано вашему брату, мы не мыслим жизни друг без друга, поэтому только что вернулись от алтаря и теперь направляемся в Долиш. Вашему брату чрезвычайно любопытно взглянуть на имение. Но я подумала, что прежде всего должна отправить вам это письмо. Искренне желаю вам всего доброго. Ваша сестра и друг Люси Феррарс. Ваши письма я предала огню, а портрет верну при первом подходящем случае. Не сочтите за труд также сжечь мои записки, а кольцо и прядь моих волос, если хотите, можете сохранить».
Элинор прочла письмо и молча вернула его.
– Не стану спрашивать вашего мнения, – сказал Эдвард. – Раньше я и подумать бы не смог о том, что вы прочтете какое-нибудь ее послание. Получить подобное было бы неприятно даже от сестры, а уж тем более от жены. Я немало краснел, читая эти строки. И поверьте, если только не считать самых первых месяцев нашей глупой помолвки, это первое ее письмо, содержание которого делает незаметными погрешности стиля.
– Как бы там ни было, – заметила Элинор, – но они несомненно поженились. Ваша мать наказана по заслугам. Подарив Роберту имение, она позволила ему сделать собственный выбор. Получилось, что тысячей фунтов годового дохода она подкупила одного сына сделать то, за что – вернее, лишь за одно намерение! – лишила своей милости другого. Думается, брак Люси с Робертом уязвит ее не меньше, чем союз Люси с вами.
– Что вы, гораздо больше. Ведь Роберт всегда был ее любимцем. А поскольку это нанесет ей более чувствительную рану, то и простит она его скорее.
Эдвард не знал, как обстояли дела в семье в настоящее время. Никому из родных он пока не писал. На следующий же день после получения письма от Люси он поспешно покинул Оксфорд, желая лишь побыстрее добраться до Бартона, не тратя больше ни на что времени. Он собирался отдать себя на суд мисс Дэшвуд. Судя по поспешности, с которой он собрался в путь, он не ожидал слишком жестокого приема, даже несмотря на ревность к полковнику Брэндону, собственную скромность и вполне обоснованные страхи. Тем не менее ему надлежало сказать обратное, что он и сделал, причем очень учтиво. Ну а что бы он сказал через год, оставим воображению жен и мужей.
Элинор не сомневалась, что Люси намеренно запутала Томаса, чтобы он в свою очередь ввел в заблуждение ее. Она наверняка стремилась напоследок побольнее уколоть своего бывшего суженого и счастливую соперницу. Эдвард, только теперь увидевший ее в истинном свете, вполне допускал, что она способна на любую низость, на какую может подтолкнуть злобный нрав. Довольно давно, еще до знакомства с Элинор, он начал понимать, что его возлюбленная невежественна и напрочь лишена широты взглядов, но эти неприглядные качества он приписывал недостатку образования. До получения ее последнего письма Эдвард искренне считал Люси доброй и милой девушкой, а главное, привязанной к нему всем сердцем. Только это убеждение и мешало ему разорвать помолвку, которая начала тяготить его задолго до того, как навлекла на него материнский гнев.
– Когда мать отреклась от меня, а затем отвернулись и друзья, я счел своим долгом предоставить ей самой решать нашу судьбу, – сказал Эдвард. – Я находился в таком положении, когда ничто не могло прельстить корыстную или тщеславную душу. Когда же она горячо и настойчиво пожелала разделить мою судьбу, я никак не мог усомниться, что ею движет что-нибудь, кроме самой нежной и преданной любви. Честно сказать, я до сих пор не понимаю, что заставило ее связать себя с человеком, к которому она не питала добрых чувств и все состояние которого не превышало двух тысяч фунтов. Никто же не мог предвидеть, что полковник Брэндон предложит мне приход!
– Нет, конечно. Но она вполне могла надеяться, что для вас не все потеряно и со временем мать вас простит. Она ничего не теряла, не расторгая помолвку. Как видите, она вовсе не считала себя ею связанной ни в чувствах, ни в поступках. Помолвка с человеком из такой состоятельной семьи, несомненно, придавала ей вес, как-то возвышала в глазах друзей и знакомых ее круга. И она все время продолжала искать более выгодную партию. А если бы ничего заманчивого ей не подвернулось, все же было предпочтительнее выйти за вас, чем остаться старой девой.
Эдвард моментально искренне проникся убеждением, что поведение Люси вполне естественно и ею бесспорно руководили именно те соображения, которые перечислила Элинор.
Разумеется, счастливая невеста не упустила возможности высказать свое недовольство – а какая женщина не ухватится за возможность упрекнуть возлюбленного за неосторожность – тем, что он проводил так много времени с ними в Норленде, когда уже чувствовал собственное непостоянство.
– Ваше поведение было совершенно недопустимым, – заявила она. – Не говоря уже обо мне, вы всем нашим родным дали повод считать вполне вероятным, даже почти решенным то, что в вашем прежнем положении не могло сбыться.
Ему оставалось привести в качестве оправдания только неведение своего сердца и ошибочное представление о власти над ним помолвки.
– Я полагал, что если уже дал слово, то ваше общество не может быть для меня опасным. Ни на минуту не забывая о тайной помолвке, я считал, что сумею властвовать над своими чувствами. Я понимал, что восхищаюсь вами, но старался уверить самого себя, что это дружба и ничего более. И лишь сравнив вас и Люси, я понял, что зашел слишком далеко. После этого я должен был сразу же уехать из Суссекса. Оставшись, я действительно поступил дурно, но оправдывал свое поведение тем, что неприятности грозят только мне и вред я причиняю только себе.
Элинор улыбнулась и покачала головой.
Эдвард искренне обрадовался, узнав, что в Бартоне со дня на день ждут полковника Брэндона. Он очень хотел поближе познакомиться с ним и заверить, что отнюдь не обижен обещанием Делафордского прихода.
– Тогда я выразил свою благодарность настолько неучтиво, что он, скорее всего, уверен, что я никогда не прощу ему этого щедрого предложения.
