Джон Карр - Расследования доктора Гидеона Фелла. Преступный замысел (сборник)
– Ну… ммм… – сказал Морган. – Дело в том, что… они… мм… они заперли на гауптвахту старого дядюшку Жюля.
На мгновение доктор Фелл молча уставился на Моргана, а затем, усмехнувшись, пыхнул трубкой, заставив взметнуться ввысь искрящие угольки, и задумчиво моргнул.
– Дядю Жюля заперли на гауптвахту? – переспросил он. – Как интересно. Почему?
– О, не за убийство, ничего подобного. Я расскажу вам. Конечно, они собирались его сегодня выпустить. Они…
– Хмм. Хммм! Позвольте-ка… Правильно ли я понял? Сегодня? Разве корабль еще не причалил?
– К этому я и вел, сэр. Не причалил. Хвала господу за то, что вы сказали, но, как бы то ни было, именно потому я и здесь… Вы ведь знаете капитана Уистлера? И он вас?
– Встречался с этой старой… хм… каракатицей. Хе! Хе-хе-хе! Да, я знаю его. И?
– Мы должны были причалить сегодня рано утром. Проблема в том, что в последнюю минуту возникла путаница с доком, или причалом, или как там они его называют, – «Королева Анна» не отправилась в путь, так что мы не смогли причалить, стоим сейчас в бухте и не пристанем еще до двух часов.
Доктор Фелл выпрямился.
– И «Королева Виктория» все еще…
– Да. Мне – я еще расскажу об этом – удалось убедить Уистлера доставить меня на берег на лодке. Конечно, пришлось делать это тайком, иначе остальные бы ошалели. Но, – Морган глубоко вздохнул, – поскольку Уистлер вас знает, мне удалось убедить его, мол, если я смогу поговорить с вами до того, как пассажиры сойдут с корабля, ему же будет лучше. Вообще, сэр, должен признать, я имел наглость пообещать ему, что, если я смогу поговорить с вами прежде, чем пассажиры «Королевы Виктории» сойдут на берег, вы предоставите ему этого знаменитого вора на блюдце.
Морган поник в своем кресле, внимательно глядя на Фелла.
– Наглость? Ха! Хе-хе-хе! Чепуха! – довольно прорычал доктор. – Для чего еще нужен Гидеон Фелл, как не для этого? Кроме того, я не откажусь помочь Хэдли – я должен ему за помощь с делом Блумгартена на прошлой неделе. Спасибо, мальчик мой, спасибо.
– Думаете…
– Между нами говоря, думаю, что мы поймаем Слепого Цирюльника. – Доктор Фелл нахмурился и протяжно засопел. – У меня есть весьма серьезное подозрение о том, кто это. Если я ошибаюсь – что ж, пострадает лишь гордость… Но слушайте, зачем все это? Что насчет того человека из Нью-Йорка, который должен был приплыть этим утром на «Этруске»?
Морган покачал головой.
– Не хочу забегать вперед, – сказал он. – Но, поскольку история и так уже полна путаницы, нелепиц и несуразицы, еще один уход от главной темы вреда не причинит. «Этруска» прибыла, но инспектора Патрика на борту нет. Он вообще не отплыл. Я не знаю почему, это вообще не имеет смысла, но факт остается фактом – если ничего не сделать, через три часа Цирюльник свободно растворится в толпе.
Доктор Фелл откинулся на спинку кресла и несколько секунд разглядывал записи на столе. Он явно погрузился в раздумья.
– Хм! Хм, да! Подайте-ка мне телефонный справочник – он лежит вон там, на табурете. Спасибо. На каком поезде вы ехали утром? Семь пятьдесят три на Ватерлоо? Так… Хм, да! Вот. У вас случайно нет с собой списка пассажиров?
– Есть. Я подумал…
– Дайте-ка. – Фелл листал страницы, пока не нашел нужное имя. Затем медленно просмотрел список, пальцем водя вдоль колонки с номерами кают. Он что-то сравнил, найдя нужное имя, но Морган, сидевший с другой стороны стола, понятия не имел, что же происходит.
– Так, теперь послушайте минутку старого пройдоху. Я сделаю несколько телефонных звонков. Конечно же, я даже под пытками не сознаюсь в том, что я задумал, – иначе в чем же веселье этой мистификации? Ха! Ничего нет лучше, мальчик мой, чем успешная мистификация… На самом деле сейчас я сообщу имя убитой женщины капитану Уистлеру и дам ему несколько рекомендаций. Еще не помешало бы связаться со Скотланд-Ярдом. Вот, выпейте еще пива.
Доктор Фелл вышел из комнаты, зловеще улыбаясь и стуча тростью. Когда он вернулся, то потирал руки, следуя за женщиной, несшей самый большой поднос для завтрака из всех, которые Морган когда-либо видел.
– Картошка с сосисками, – мечтательно вздохнув, пояснил доктор. – Сюда, Вида… Итак. Продолжим нашу историю. Я хочу получить разъяснения по нескольким пунктам, если вы не против поговорить за едой. Мальчик мой, ваше дело – это лучший подарок из всех, которые мне доводилось открывать. В каждом конкретном случае невозможно отличить водяной пистолет от автоматического, пока не нажмешь на курок. Это уникальное дело, потому что к важнейшим уликам нельзя относиться серьезно.
– Тут возникает вопрос… – начал Морган.
Но доктор не дал ему договорить.
– Именно. Вы думали когда-нибудь о старых пословицах? – громогласно вещал Фелл, заткнув за воротник салфетку и указывая на собеседника вилкой в полной уверенности, что тот никогда не размышлял над этой темой. – О том печальном положении вещей, при котором старые пословицы популярны лишь потому и их так легко цитировать лишь потому, что это обветшалые максимы, в которые нынче никто не верит. Как много людей верит, в частности, в то, что «честность всего дороже»? Особенно если они и сами честны. Как много людей верит в то, что «кто рано встает, тому Бог дает»? Точно так же, мы не можем отрицать того, что многие истины зачастую выдаются за шутку. Если бы мы воплощали эти древние максимы в реальность, то нам пришлось бы проявлять больше искренности и рациональности, чем это принято, а социальная жизнь стала бы невыносима. Никто не способен на такое, это слишком хлопотно. Если бы кто-нибудь поверил, что истину можно выразить словами, ему в этот миг пришлось бы хуже, чем пациенту за обедом с толпой психоаналитиков.
– И что это значит? – спросил Морган. – Нельзя повесить человека из-за пословицы или шутки.
– О, это не шутки. Вы не видите тенденции?
– Нет.
Доктор Фелл быстро написал что-то на листке и передал его Моргану.
– Вот, пища для размышлений, – нахмурившись, заявил он. – Я написал вам восемь подсказок. Предположений, если хотите. Ничто из этого не является прямым доказательством – тем, что прозвучит в следующей части вашей истории. Я уверен, что оно прозвучит, настолько, что я готов биться об заклад на голову Уистлера. А?
Морган взял листок, на котором значилось:
Подсказка № 1: публичность.
Подсказка № 2: возможность.
Подсказка № 3: разделенная страсть.
Подсказка № 4: незаметность.
Подсказка № 5: семь бритв.
Подсказка № 6: семь радиограмм.
Подсказка № 7: сузившийся круг.
Подсказка № 8: телеграфный стиль.
– Для меня это ни черта не значит, – сказал Морган. – Первые две вы можете трактовать вообще как угодно. Подождите! Не надо злиться, сэр, я имел в виду: я могу трактовать как угодно. И мне не нравится третье предположение… Но как насчет семи бритв? Мы не нашли семи бритв.
– Именно, – пророкотал доктор, дирижируя вилкой, будто это все объясняло. – Суть в том, что должно быть семь бритв. В этом весь смысл.
– Имеете в виду, мне следовало поискать их?
– О нет! Цирюльник наверняка избавился от остальных. Нужно просто помнить, что их было семь. А?
– Дальше, – сказал Морган. – Насчет семи радиограмм… Какие еще семь радиограмм? Я упоминал лишь две радиограммы.
– Ах, тут я должен объяснить, – сказал доктор Фелл, наколов сосиску на вилку. – Семь – это мистическое число, полное магии и тайных смыслов. Я использую его вместо слова «несколько» – ведь мы предполагаем, что их было несколько. Но тут я говорю не о тех радиограммах, которые вы читали. Вы их не видели. И это очень важно. А?
– Да чтоб я сдох, если важно, – несколько грубовато отозвался Морган. – Если мы их не видели…
– Продолжайте, прошу. – Фелл помахал рукой. – Уверен, что к тому времени, как вы закончите, я отмечу еще восемь подсказок – итого шестнадцать, – благодаря которым мы и раскроем это дело.
Морган прокашлялся и снова принялся рассказывать.
Часть вторая
Глава 13
Два мандарина
Среди недалеких хронистов существует мода – не иначе как дань уважения мистицизму – углубляться в размышления о том, что если бы не произошла такая-то и такая-то незначительная мелочь, то не произошло бы и такое-то и такое-то более значительное событие. Таким образом они умудряются доказать, что Троя пала из-за чистильщика сапог царя Приама, что, конечно же, чушь.
Несомненно, такой горе-историк мог бы сказать, что все могло бы закончиться хорошо, когда Кертиса Уоррена заперли в камере на палубе С, если бы не два незначительных обстоятельства. В качестве доказательства он бы указал на то, что наши герои – если бы они об этом знали – были как никогда близки к поимке Слепого Цирюльника как минимум один раз в тот день, и ужасные происшествия на борту «Королевы Виктории» прекратились бы. Ваш покорный слуга в это не верит. Люди обычно действуют прямо, столь же прямо, как бьет струя из противомоскитного ружья модели «Русалка» с жидким инсектицидом «Мухобойка № 2» и электрическим фонариком. Все их действия определяются их характером, и никакой гвоздь из подковы не способен повлиять на их судьбы. Кертис Уоррен, как вы могли уже заметить, был весьма импульсивным и впечатлительным молодым человеком. Если бы он избежал одной неприятности, то непременно попал бы в другую, и лишь бездумному софисту придет в голову винить во всех последующих событиях детективный роман и бутылку виски.
