Редьярд Киплинг - Масонская проза
Мы так с ним беседовали, пока он чистил картошку на обед у отвода траншеи под маскировочной сеткой. Боже, как же там воняло краской! Но вообще-то там было неплохо, потому что вышло солнышко и светило сквозь тряпичные листья сетки, и ветер колыхал траву в зеленке. Ну, там то одно, то другое, – в общем, до вечера больше ничего не происходило. Мы вообще-то старались все делать по высшему классу в столовой, да и вообще в части так было принято. Я прислуживал Моссу за столом во время перекуса – обедом я б это не назвал. А Мосс сидел и набивал себе портсигар, потому что ему на дежурство вечером. И тут выходит Маклин из бокового перехода, как будто не видит, что там Мосс сидит, и задает мне свой вопрос. Я ему – ответ, тихонько, но отчетливо, и тоже делаю вид, что на Мосса не смотрю. Мосс как сидел с портсигаром в руке, так и замер, и на меня посмотрел, а потом вытащил полдюжины сигарет, – а у него они были лучшего турецкого табака, – положил на стол и вышел. Я их, конечно, прибрал и разделил с Маклином.
«Видишь? – Маклин говорит. – Работает. И еще скажи теперь, что потратил фунт впустую».
«Да нет, пока нормально, – говорю, – но только если они мне опрос устроят, я поплыву. В этом Обществе Джейн, наверное, еще куча всего, что я не знаю».
«Не просто куча, а кучища, – отвечает. – Но чтоб ты наконец понял, что я человек доброй души, я сейчас посвящу тебя сразу во все высшие степени джейнитов, со всеми наставлениями. И всего лишь за фунт сверху. Но придется потрудиться, дружок».
– А у тебя этих фунтов, как я посмотрю, куры не клюют, – неодобрительно протянул Энтони.
– А на что тратить-то? Гусак нам говорил, чтоб мы не загадывали на фронте дальше, чем на полтора месяца вперед, я и не загадывал. Но мне тогда пришлось по-настоящему туго, потому что для начала Маклин меня усадил и начал рассказывать все-все про эту Джейн.
– А, так Джейн – это живой человек? – переспросил Энтони, переглянувшись со мной. – А то сразу и не поймешь.
– Еще как живой! – голос Хамберстолла даже задрожал. – Джейн! Это была такая маленькая старая дева, которая написала с полдюжины книжек лет сто назад. Ничего такого особенного в этих книжках, вроде, нет. Уж я-то знаю. Мне их пришлось прочитать. Там ни приключений, ни похабства, да и не особо интересные они. Всё про девчонок лет семнадцати, они тогда все были молодые да ранние, ну, вы понимаете, и всё-то они там не могут решить, за кого им замуж пойти. Ну и всё такое про их балы, игру в карты да пикники, а еще там парни всякие, которые скачут верхом в Лондон, чтобы постричься и побриться. Это в те времена было дело на целый день, если ты привык к одному парикмахеру. А еще у них все аптекари и священники носили парики. Вот это мне было интересно, я же этим сам занимаюсь, да и в армии каждые полмесяца стриг кое-кого. Маклин надо мной подсмеивался все время за то, что я парикмахер, и отпускал всякие шуточки.
Тут Хамберстолл процитировал кусочек того, что, видимо, считалось у них тогда вершиной остроумной отповеди и завершалось пассажем: «Ты ленивая вшивая надушенная парикмахерша в штанах».
– И ты молчал? – Энтони стрельнул глазами в Хамберстолла.
– Ну да, я же хотел получить все, за что заплатил, а Маклин, он такой, если уж за что взялся, до доведет дело до конца. Да и если б я его всего лишь толкнул, он бы умер. Его и так наш старший сержант чуть не убил. Этот Маклин, он все время отпускал шуточки о том, кто чем занимался на гражданке. Ну и ляпнул как-то, что старший сержант, мол, на паях с женой-китаянкой держал опиумную курильню при борделе с той стороны Саутваркского моста, которая выходит на трущобы. Доказать-то он ничего не мог, но… – Хамберстолл замолчал, предоставляя нам возможность делать выводы самостоятельно.
– Это мне напоминает, – пожевал губами Энтони, – как я месяц назад слегка сцепился с пассажиром. Он, понимаешь, сказал, что у меня «паразитский Фордер». Я ему вежливо ответил, что у меня машина своя и что я ее содержу в чистоте. Но он не успокоился и все спрашивал, а что ж тогда она ползет, как гусеница.
– И что потом? – спросил я.
– Ну, потом какой-то пузатый бездельник из послевоенных полицейских, – ну, как всегда, делать-то им на посту нечего, – стал требовать, чтоб мы любезничали потише. И мой шутник возьми и крикни ему кое-что по-арабски. Тут мы, конечно, сразу подписали перемирие. Он оказался егерем из Глостерширского Егерского, который весь подчистую перебили, а до того я участвовал в их передислокации в апельсиновой роще под Яффой, в Святой Земле.
– А что потом? – снова спросил я.
– Да ничего, собственно. Я только знаю, что он живет в Хендоне, или в Криквуде. Я его дотуда довез. Ну, мы о чем-то еще поговорили, о сионизме что ли, потому что на следующее утро часов в семь мы оказались в Сент-Олбанс, где пытались выцыганить хоть сколько бензина у тамошнего молочника, а он не давал. Эта война, знаете ли, приносит неудобства, причем, много, но ведь не поспоришь с тем, что она временами и значительно облегчает жизнь. В итоге оказалось, что молочник тоже оттрубил свое в Иордании на верблюдах, а потому дал нам и бензина, и рома, хоть залейся.
– Это как нужный пароль сказать, – заметил Хамберстолл.
– Именно! У нас таким паролем было «имши кельб»1, это будет попроще, чем ваши штуки про Джейн.
– Да про Джейн было не очень сложно, по крайней мере, Маклин умел объяснять, – продолжил Хамберстолл. – Нужно было запомнить только шесть названий. Я их заучил наизусть в том порядке, в каком мне говорил Маклин. Сначала там было, вроде бы, что-то про рассудок, а потом еще что-то, и наконец про какое-то аббатство – и не выговоришь сразу. Но я уже говорил, ну просто вообще нечего сказать про книжки, ну вообще никакие, ни о чем, честно вам говорю.
– Ну уж ты-то их от корки до корки прочел, конечно, – сказал Энтони.
– Да люди там просто – оторви да брось! Точно такие же, как на улице встречаешь каждый день. Был там один священник – преподобный Коллинз, вечно невесту богатую себе искал, за девчонками ухлестывал. Потом там был бойскаут, и то ли он сам, то ли брат его был вожатым. И еще была высокомерная и грубая герцогиня, или баронетова жена, которая всегда проклинала каждого, кто не делал так, как она говорила, потом еще леди… леди Кэтрин… сейчас, минуту… де Блев, что ли. Пока мать не купила мне парикмахерскую в Лондоне, знавал я одну даму, жену зеленщика из Лейстера, – я-то сам из Лейстершира, – ну точную ее копию. А еще… да, конечно, еще там была мисс Бейтс, такая старая дева, которая вечно носилась, как курица с отрубленной головой, и языком мела, как помелом. У меня тётя – точь-в-точь как она. Милейшей души женщина, но сами понимаете…
– О да! – с чувством согласился Энтони. – А ты так и не узнал, что это были за Тилни? Вот я, например, не могу успокоиться, пока все про всех не прознаю.
– Да, это был такой генерал-майор, отъявленная свинья, отставник, тоже все время за девчонками увивался. У Джейн они все там втихую за девчонками бегают. Сам-то он себя считал таким джентльменом, что ох, а сам все время вел себя как пес последний. Известный тип. Сперва приветит девушку у себя в доме, думая, что она спуталась с его сыном, а потом погонит ее прочь, потому что у нее денег нет.
– Так все время и происходит, – сказал Энтони. – Да моя родная мать…
– Точно! И моя тоже. Но этот Тилни-то мужчина, и Джейн уж так его расписала во всей красе, что, признаться, стыдно было читать. Я обещал Маклину, что буду хорошим джейнитом. И не его вина, если мне это не удалось. С другой стороны, мне сильно пошло на пользу, что в шестнадцатом я с траншейной стопой провалялся в водолечебнице в Бате, ведь там удалось выучить названия улиц, которые Джейн описывала. Ну да, там была Лаура, потом еще какое-то женское имя… и Маклин говорил, что это всё – все равно что святая земля.
«Если бы тебя посвящали по-настоящему, – говорил он, – у тебя колени бы дрожали всякий раз, когда бы ты ходил по священным камням этих мостовых».
«У меня и так ноги тряслись, – отвечал я. – Да только не из-за Джейн. Ничего в ней нет такого особенного».
«Господи, дай мне терпения! – воскликнул тут он, загребая свои космы пальцами. – Для настоящего упертого джейнита особенное – это все, что только связано с Джейн. Ведь там как раз мисс… он-то имя помнил, а я забыл… спустя девять лет возобновила помолвку с капитаном… ну, его тоже как-то звали…». И он заставил меня выучить наизусть целых полторы страницы из книжки Джейн, все-таки, по-моему, «Доводы рассудка» она называлась.
– А ты что, легко заучиваешь наизусть? – спросил Энтони.
– Обычно нет, но в тот раз пришлось, потому что Маклин что умел – так это читать наставления. Говорят, он одно время учителем работал, ну и умел так заставить голову работать, что она или запомнит, ну или лопнет попросту. Это было как раз незадолго до того, как старший сержант на него налетел из-за того, что он пускал слухи про его жену-китаянку и про бордель.
