Карсон Маккаллерс - Баллада о горестном кабачке
Они ошибались. Мальчишки, подглядывавшие в ту ночь ей в окна, рассказали, что там происходило в действительности. Невеста с женихом превосходно отужинали тем, что приготовил Джефф, старый негр, кухаривший для мисс Амелии. Невеста себе добавки от каждого блюда накладывала, а жених к еде вообще едва притронулся. Затем невеста занялась своими обычными делами читала газету, заканчивала опись припасов в лавке и так далее. Жених тем временем валандался в дверях с безвольной, глупой и блаженной физиономией. Его не замечали. В одиннадцать невеста взяла лампу и направилась наверх. Жених последовал за ней по пятам. Пока все шло достаточно прилично, но дальше случилось нечто вовсе уж нечестивое.
Через полчаса мисс Амелия прогромыхала вниз по лестнице в одних бриджах и защитной куртке. Лицо у нее потемнело аж до черноты. Шваркнула она кухонной дверью, да еще и пнула впридачу. Потом только в руки себя взяла. Огонь расшевелила, села и закинула ноги на печку. Почитала "Альманах фермера", кофе выпила, да покурила трубку отцовскую. Лицо у нее было жесткое, суровое, но краска с него схлынула, и цвета оно стало обычного. Иногда мисс Амелия от "Альманаха" отрывалась и переписывала оттуда что-то на бумажку. А к заре ушла к себе в контору и сняла там чехол с пишущей машинки - она ее совсем недавно приобрела и только училась, как с нею управляться. Так и просидела всю свою первую брачную ночь. А как день забрезжил, вышла на двор, точно и не было ничего, и плотничать принялась - клетку для кроликов строить, что неделю назад начала с намерением где-нибудь продать.
Жених же поистине в жалкий переплет попадает, коли возлюбленную невесту свою с собой в постель уложить не может, да еще и весь город об этом прознает. Марвин Мэйси спустился в тот день все в том же свадебном костюме и с больным лицом. Бог знает, как провел он эту ночь. Поотирался по двору, посматривая на мисс Амелию, но близко не подходил. А к полудню мысль ему в голову пришла, и направился он в сторону Сосайэти-Сити. Вернулся с подарками - колечко с опалом, куколка из розовой эмали вроде тех, что в моде тогда были, серебряный браслетик с двумя сердечками, да коробка сладостей, стоившая два с половиной доллара. Мисс Амелия осмотрела подарки эти изящные и коробку сладостей открыла, ибо проголодалась. А над остальными поразмыслила проницательно, да и выложила на прилавок - на продажу. Ночь провели они в той же манере, что и прежде, - только мисс Амелия снесла вниз свою перину и устроилась у печки. Спала она очень хорошо.
Три дня все так и продолжалось. Мисс Амелия - по хозяйству, как водится. Прознала, что в десяти милях по дороге мост собираются строить, и сильно этим делом заинтересовалась. Марвин Мэйси по-прежнему ходил за ней по участку хвостиком, но по лицу его можно было сказать, как он мучается. А на четвертый день сотворил вещь очень бесхитростную: съездил в Чихо и вернулся оттуда со стряпчим. И прямо в конторе мисс Амелии отписал ей все свое имущество - десять акров лесных площадей, купленных на все его сбережения. Прочла она эту бумагу строго, чтобы все без обмана, а потом рассудительно в ящик конторки заперла. Марвин Мэйси же в тот день взял кварту виски и отправился с нею один на болота, еще и солнце не успело закатиться. А к вечеру вернулся пьяный, подошел к мисс Амелии - глаза нараспашку, слезой прошитые - и положил ей руку на плечо. Видать, сказать что-то хотел, да не успел и рта открыть. Развернулась она, двинула ему кулаком прямо в лицо так, что он к стене отлетел, и зуб передний ему сломала.
Все остальное дело можно и вкратце помянуть. После этого первого удара мутузила его мисс Амелия, как только он под руку подворачивался пьяный. А в конце концов и вовсе с участка согнала, и вынужден он был мучиться прилюдно. Днем ошивался вокруг ее собственности, а иногда со взглядом полоумным на осунувшемся лице приносил ружье свое и садился его чистить, поглядывая пристально на мисс Амелию. Если и боялась она, то виду не показывала, но лицом суровела и наземь сплевывала часто. Последнюю глупость совершил он, когда влез в окно ее лавки однажды ночью и уселся там в темноте - безо всякой особенной цели вообще, - пока она утром по лестнице не спустилась. За такое мисс Амелия отправилась немедленно в суд в Чихо, понадеявшись, что запрут его в исправительный дом за нарушение владения. Марвин Мэйси же в тот день убрался прочь из города, и никто не видел, ни как он ушел, ни куда именно. Перед этим подсунул под дверь мисс Амелии длинное чудное письмо, отчасти карандашом писанное, отчасти - чернилами. Безумное любовное письмо то было - но и угрозы в нем тоже читались, и клялся он, что за всю свою жизнь с нею посчитается. Длилось его семейное счастье десять дней. А весь городишко ощутил то особое удовлетворение, какое наступает, когда видишь, как с человеком кончают особенно скандальным и кошмарным образом.
У мисс Амелии осталось все, чем когда-либо владел Марвин Мэйси, лесной участок, часы позолоченные, все имущество его до последнего. Да только казалось, невелика ему цена: по весне она порезала его балахон клановский - табачные кустики накрывать. Вот и получилось у него только ее еще больше озолотить, да всю любовь свою ей отдать. Но странное дело никогда не поминала она его без жуткой и злобной горечи. И по имени никогда не звала, а лишь презрительно отзывалась: "тот наладчик, за которым я была замужем".
И позднее, когда кошмарные слухи о Марвине Мэйси до городка долетели, мисс Амелия была очень довольна. Ибо подлинная натура Марвина Мэйси наконец явилась всем на обозрение, чуть только избавился он от своей любви. Стал злоумышленником, и портреты его с именем во всех газетах штата пропечатали: ограбил три заправочные станции и совершил вооруженный налет на магазин в Сосайэти-Сити с обрезом. Подозревали его и в убийстве Раскосого Сэма знаменитого в своем роде бандита. И все эти преступления люди связывали с именем Марвина Мэйси, так что злоумышление его известно стало по многим округам. И попался он, наконец, в руки закона, пьяный, на полу хижины для туристов, с гитарой под боком, и в правом ботинке у него было пятьдесять семь долларов. Судили его, приговор вынесли и отправили срок отбывать в исправительный дом под Атлантой. Мисс Амелию это глубоко удовлетворило.
Ну вот, а случилось все это очень давно: такова и была история замужества мисс Амелии. Весь городок долго потешался над этим нелепым делом. Но хоть снаружи подробности любви этой и впрямь печальны и смехотворны, не следует забывать, что истинная история в душе самого любящего разворачивалась. Так кто ж, если не сам Господь Бог, может судьей быть этой или же любой другой любви? В самую первую ночь сидели в кабачке и такие, кто вдруг вспомнил об этом сломленном женихе, запертом в мрачном исправительном доме за много миль отсюда. Ведь за все прошедшие годы Марвина Мэйси в городке отнюдь не забывали. Имя его никогда не упоминалось при мисс Амелии или горбуне. Но память о страсти его и его преступлениях, мысль о нем, сидящем под замком в камере, оставалась тревожным отзвуком и счастливой любви мисс Амелии, и веселья всего кабачка. Да и вы не забудьте этого Марвина Мэйси - сыграет он еще свою зловещую роль в нашем рассказе, который пока не окончен.
За те четыре года, в которые лавка мисс Амелии сделалась кабачком, комнаты наверху совершенно не изменились. Эта часть дома осталась точно такой же, как мисс Амелия привыкла за всю свою жизнь, такой же, как во времена ее отца и, скорее всего, до него тоже. Три комнаты, как уже известно, были безупречно чисты. У мельчайшей мелочи имелось свое место, всJ каждое утро протиралось и подметалось Джеффом, слугой мисс Амелии. Передняя комната принадлежала Братишке Лаймону - это в ней останавливался Марвин Мэйси на те несколько ночей, когда ему разрешали, а до того комната служила спальней отцу мисс Амелии. Стояли в ней большой шифоньер, комод, покрытый накрахмаленной белой льняной скатертью с кружевом по краям, и стол с мраморной столешницей. Кровать была огромна - старая, с четырьмя столбиками из темного резного розового дерева. На ней лежали две перины, валики и множество подушек-думочек ручной работы. Кровать была такой высокой, что к ней вела лесенка из двух ступенек - никто ими раньше не пользовался, но Братишка Лаймон выволакивал каждый вечер и всходил наверх с помпой. Рядышком со ступеньками под кроватью, скрытая благопристойно от взоров, стояла фаянсовая ночная ваза, расписанная розочками. Никаких ковров не покрывало темных вощеных полов, а занавески на окнах были сделаны из какого-то белого матерьяла, и по краям тоже имелись кружева.
По другую сторону гостиной была спальня мисс Амелии - поменьше и очень незатейливая. Кровать - узкая, из сосны. Стоял комод для ее штанов, рубашек и воскресного платья, а в стенку чулана она вбила два гвоздя, чтобы болотные бахилы свои вешать. Ни штор, ни ковриков, ни украшений каких.
