Марк Арен - Реквием по Иуде
Произнеся эти слова, Он принял от Фаддея чашу с вином и, держа ее в руках, вознес благодарственную молитву. Затем Он вновь обратился к апостолам и сказал:
— Возьмите эту чашу и поделите между собой; и когда вы будете пить из нее, вдумайтесь в то, что Я больше не буду вкушать вместе с вами дар виноградной лозы, ибо это наш последний ужин. В следующий раз мы соберемся на совместную трапезу уже в грядущем царстве.
Сказав это, Он встал из-за стола и подошел к стоящим у дверей кувшинам. С видом человека, занятого привычным делом, Он снял с себя верхнюю одежду, опоясался полотенцем и, взяв кувшин, наполнил водой один из тазов. Затем подошел с ним к крайней кушетке, на которой восседал Петр, и встал перед ним на колени, собираясь омыть ему ноги. Но тот вскочил с места словно ужаленный. Его лицо побагровело, и, запинаясь от волнения, он пробормотал:
— Ч-что Ты д-делаешь, Господи. Тебе ли омывать мои н-ноги?
— Что Я делаю, тебе и невдомек, но ты узнаешь об этом после, — ответил ему Иисус.
Тогда Петр, покачав головой и глубоко вздохнув, словно собираясь с силами, воскликнул:
— Учитель, Ты никогда не будешь омывать мне ноги!
Апостолы, которые, затаив дыхание и вытянув шеи, следили за этой неожиданной сценой, на эти слова товарища дружно закивали головами. Иисус же, не меняя позы, ответил ему:
— Петр, говорю тебе, что если не умою ног твоих, то ты непричастен будешь в том, что Я собираюсь исполнить.
На Петра было жалко смотреть. Последние слова Иисуса окончательно сбили его с толку и головой окунули в омут невыносимых по своей противоречивости чувств. С одной стороны, любимый Учитель стоял перед ним на коленях с тем, чтобы обмыть ему ноги! Этого его сердце вынести не могло. Но, с другой — до него стало доходить, что в услужении, которое хочет ему оказать Учитель, важно не столько само услужение, сколько тайный подтекст, определяющий будущую связь Петра с Его деяниями. Не ведая, как ему быть, он взглядом, полным мольбы о помощи, обвел сидящих вокруг стола друзей. Но те, обескураженные не менее Петра, раскрыв рты наблюдали за происходящим. Разведя безнадежно руками, он обратил свой взор вниз, на Учителя, и… утонул в Его бездонных и спокойных, как весеннее небо, глазах. И чудо! Это спокойствие каким-то образом передалось Петру. Тряхнув головой, словно отметая прочь все сомнения, он не только согласился с Иисусом, но и воскликнул:
— Раз так, Учитель, то омой мне не только ноги, но руки и голову!
Иисус же, улыбнувшись, заметил:
— Тому, кто чист, нужно омыть только ноги. Вы, сидящие сегодня со Мной, чисты — но не все. Однако пыль ваших ног следовало бы смыть до того, как вы сели за стол.
Сказав это, Он омыл и оттер полотенцем ноги Петру. Затем, в том же порядке, в каком расселись апостолы, от менее почетного к более почетному месту, Он обмыл ноги и всем остальным, начиная с Фомы и заканчивая Иоанном. После, накинув на Себя хитон, вернулся на место и сказал:
— Каждый раз, садясь в пасхальный вечер за стол с мацой, вином и горькими травами, мы читаем и обсуждаем «Агаду», пасхальное повествование об исходе из земли Египетской. Фараон держал наш народ в рабстве, но Отец Мой Небесный вывел его на свободу из дома рабства, дома греха. Но значит ли это, что люди стали свободными? Я говорю вам — нет! Ибо в каждом из вас сидит ваш собственный фараон, принуждающий вас к рабству похоти, черствости, жадности, зависти и себялюбия — рабству греха. Выйти из Египта недостаточно. Важно, чтобы Египет вышел бы из вас.
Понимаете ли, что Я сделал для вас? Вы называете Меня Учителем, и вы правы, ибо так оно и есть. Так если Я, ваш Учитель, омыл вам ноги, то почему же вы не захотели омыть их друг другу? Какой урок вам следует извлечь из этой истории, где Учитель с такой готовностью оказывает услугу, которую Его братья не пожелали оказать друг другу?
Истинно вам говорю: слуга не выше своего хозяина; и тот, кого послали исполнить поручение, не выше того, кто его послал. Вы видели, как Я служил в прожитой вместе с вами жизни, и благословенны те из вас, у кого хватит благодатного мужества, чтобы так служить. Вы отказывали друг другу в омовении ног. Вы пререкались, кто займет почетные места за Моим столом. Вы вели себя подобно фарисеям и детям мира сего, но не как посланники Небесного Царства.
Разве вам не ведомо, что за Моим столом нет, и не может быть особо важных мест? Разве вы не понимаете, что каждого из вас Я люблю, как остальных? Разве вы не знаете, ваше положение в Царстве Небесном не зависит от места, какое вы заняли рядом со Мной, ближе оно или дальше? Там самый главный из вас будет, как самый младший, а тот, кто правит, будет подобен тому, кто прислуживает. Ибо кто важнее: тот, кто за столом, или тот, кто прислуживает? Разве не считают обычно, что важнее тот, кто за столом? Но вы видите, что Я среди вас, как тот, кто прислуживает. И если вы желаете стать вместе со Мной слугами в исполнении воли Отца, то в грядущем царстве будете восседать со Мной в могуществе, продолжая исполнять волю Отца в будущей славе.
Сказав это, Иисус умолк, а близнецы Алфеевы подали мацу — незаквашенный, пресный хлеб, вино, горькие травы, олицетворяющие горечь рабства, и хоросет — смесь граната, орехов, яблок и слив, символизирующую глину, из которой в Египте изготавливались кирпичи. Пристыженные словами Иисуса апостолы молча накладывали на мацу горькие травы, закрывали ее еще одним слоем мацы и ели, окуная это в хоросет. Однако по мере утоления голода к ним возвращалось благодушие, неловкость уступила место раскованности, и они вскоре начали переговариваться друг с другом. А спустя некоторое время вечеря уже протекала так, будто ничего и не омрачало до того приятного расположения духа ее участников, пока вдруг Иисус не сказал, обращаясь к апостолам:
— Велико было Мое желание разделить с вами эту трапезу. Силы тьмы хотят убить Сына Человеческого, вот и решил Я встретиться с вами за день до Пасхи, ибо завтра вечером к этому времени Меня с вами уже не будет. Мое время исполнилось, ибо тот, кто делит со мною хлеб, занес надо Мной свою руку. Впрочем, так или иначе, Я все равно должен был вернуться к Отцу Своему Небесному, но горе тому из вас, кем Я предаюсь.
Слова Иисуса грянули громом среди ясного неба. Ошеломленные апостолы начали перешептываться, словно желая удостовериться, что не ослышались. С подозрением вглядываясь друг в друга, они стали наперебой вопрошать:
— Кто этот предатель? Случайно, не я ли?
Когда об этом же спросил и Иуда, Иисус, обмакнув хлеб в блюдо с травами, передал ему этот кусок со словами:
— Ты сам сказал.
Но никто, кроме Иуды, не расслышал этих негромких слов. Иоанн, наклонившись к Иисусу, переспросил:
— Так кто же это? Мы должны знать, кто среди нас оказался недостойным доверия.
Иисус тихо ответил ему:
— Тот, кому Я передал смоченный хлеб.
Однако то, что Он передал хлеб сидящему рядом Иуде, было столь естественным, что никто из присутствующих не придал тому особого значения.
И тогда Иисус, наклонившись к Иуде, сказал:
— Что делаешь, делай скорее.
Тот побледнел, встал тотчас и дожевывая на ходу, ушел прочь.
Иисус же взял хлеб, благословил его, разделил и, раздавая ученикам, сказал:
— Примите и ешьте: ибо это — Тело Мое.
После чего Он благословил и вино и, подавая чашу апостолам, продолжил:
— Пейте из нее, ибо это — Кровь Моя Нового Завета, что за многих прольется в искупление их грехов. Я же не буду пить от плода виноградного до того дня, когда выпью вино вместе с вами в Царстве Отца Моего.
Сказав это, Он встал из-за стола и воспел: «Славьте Господа, ибо Он благ…» Апостолы, поднявшись, слили свои голоса в слаженный хор.
Но вот прозвучали последние звуки шестнадцатого псалма, и, поблагодарив хозяев, они вышли на улицу. Было темно и ветрено. Прикрыв лица накидками, они поспешили прочь из города. Перешли вброд Кедрон, отделяющий Иерусалим от Масличной горы, и направились в Гефсиманский сад.
Большую часть пути они шли молча, погруженные каждый в свои раздумья. Иисус и раньше говорил им о Своем возвращении к Небесному Отцу, но апостолам казалось, что даже если это и произойдет, то не очень скоро. Конечно, они не были готовы к столь скорой развязке. Не оставляла их в покое мысль о том, что среди них найдется предатель. Предчувствие беды наполняло горечью сердце каждого из них. Невыносимо было то, что имя предателя оставалось в тайне. Им мог оказаться любой из тех, кто шел рядом. Некоторые, размышляя о внезапном уходе Иуды, полагали, что, возможно, в этом кроется отгадка. Хотя, с другой стороны, думали они, мало ли какое поручение мог ему дать Учитель, говоря «делай поскорее»?
Но самой тягостной для каждого апостола была мысль о том, что будет с ними, если не станет Иисуса? Куда им возвращаться — к брошенной работе, к оставленным семьям? Но примут ли их там? Родной дом встретит их только укорами и насмешками…
